Канонада, однако, всё сильнее гремела у соседей и справа, и слева.
Немного погодя примчался вестовой.
Подмоги надо! 12-я дивизия Нечипоренко подмоги просит! Давит контра, головы не поднять!
Жадов метнул быстрый взгляд на Ирину Ивановну.
Давай полк Илютина. Полк паровозного завода, бывший Сергеева.
Ирина Ивановна сперва было кивнула, но затем прищурилась, подняла к глазам бинокль, надолго припала к амбразуре блиндажа, обращённой к наступающим белым.
Чего медлишь? выходил из себя гонец, напрочь позабыв о субординации. 12-я там насмерть стоит!.. Подмогу давай, у вас-то тут тихо!
Не полк. Один батальон, вдруг решительно сказала Ирина Ивановна.
Это почему?!
Потому что они только того и ждут. За нами дорога прямая от Миллерово на Вёшенскую, не забыл?
Думаешь, здесь и ударят? А чего ж мутузятся, встали-легли, легли-встали?
Как раз и ждут, когда дивизию нашу раздёргают. Полк направо, полк налево тут-то по нам и ударят. Думала я только демонстрировать у нас тут будут, чтобы лучшие части мы никуда не двинули, а теперь смотрю нет, у нас навалятся.
Почему?
Соседи держатся, так? Ирина Ивановна повернулась к вестовому. Дроздовцы там есть? Марковский полк? Сводно-гвардейский? Конница, атаманцы, лейб-казаки?
Не кадеты обычные
Кадеты? Какие «обычные»?
Ну, золотопогонники
То есть регулярные части?
Вестовой кивнул. Было видно, что длить этот разговор для него мучение.
Помочь-то будет? Иль нет?
Батальон. Что, мало? Ну, не хочешь тут оставайся. Потому что, помяни слова мои, боец, тут очень скоро такое начнётся, что небо с овчинку покажется.
Ну, голова, с уважением выдал Жадов.
На вестового это, однако, не подействовало.
Хорош базарить, начдив! Помощь давай, говорю тебе!
Веди батальон, чего медлишь? обозлился и Жадов. Слышал, что мой начштаба сказала? Что тут будет главный удар!
Может, и будет, может, и нет, а только у Нечипоренко совсем худо, вот прямо сейчас!
Ну так скачи же, не жди! Батальон тоже много!
Вестовой совсем потемнел лицом.
Сам ты, начдив, контра настоящая!..
Жадов только сплюнул.
Будешь время терять посажу под арест. Как саботажника. Чтобы духу твоего здесь не было через полминуты! Вот приказ Илютину дать тебе один батальон. Начдив-15 наскоро черкнул что-то карандашом на мятом листке бумаги. Всё, прочь с глаз моих!
Вестовой понял, что дальше упрямиться становится опасно для собственной шеи, схватил приказ и выбежал вон.
Жадов покачал головой.
Ирина Ивановна а ты уверена?.. А вдруг надо было и впрямь целый полк давать? Не удержится Нечипоренко, мы в котле окажемся
Удержится, железным голосом сказала товарищ начштаба. Во-первых, там военспецом подполковник Нифонтов и части из его Волынского полка. Я Нифонтова знаю
Нифонтов? наморщил лоб Жадов. Погоди-ка это который же Нифонтов?
Отец того самого Константина Нифонтова, что с Бешановым в Питере нас с тобой арестовывать явился. Или не арестовывать, не знаю уж «дела принимать», как они сказали. Но офицер дельный. Смелый. Решительный. На прежнюю власть сильно злой. Нечипоренко может там командовать, но Нифонтов позиции удержит, помяни моё слово.
А мы?
И мы удержим.
Настоящие атаки начались, когда и впрямь ушёл батальон из полка Илютина, когда пушки белых вдруг зачастили, осыпая шрапнелями окопы с траншеями, а гранатами ближний тыл дивизии. Тяжёлой артиллерии тут не было, только трёхдюймовки, но и этого хватало. Батарейцы Жадова хоть и «горели революционным рвением», но стрелять с закрытых позиций и по закрытым позициям не умели.
Однако никто не побежал. Хрипя и матерясь, переждали обстрел, кое-как оттаскивая раненых. И дождались, когда на поле вновь поднялись цепи в длинных шинелях, пошли прямо на них.
Наступали белые умно, перебежками, никто не маршировал и не гнушался «кланяться пулям». А шрапнели так и рвались, обстрел не прекращался.
Перестанут, только когда цепи подойдут почти вплотную, Ирина Ивановна опустила бинокль. Умеют, что уж тут «Огневой вал» это называется, хотя тут, конечно, до настоящего ой как далеко
Как бы нам и этого не хватило, Жадов погладил ложе винтовки рядом. Что ж, придётся по старинке, «пуля дура, штык молодец».
Если всё сделали правильно, не придётся. Если пулемётчики сидят в блиндажах, как приказано.
И едва стихла артиллерия, едва цепи белых поднялись уже совсем близко, совсем рядом рванулся их рёв, никакое не «ура», как с флангов 15-й дивизии ударили тщательно укрытые там «максимы».
Белые не добежали до линии траншей. Под свинцовым ливнем вновь залегли, и тут уже воспрявшие духом бойцы Жадова взялись за винтовки.
Текли мучительные минуты, и вот осторожно, пригибаясь белые начали отходить. Вскакивали, пробегали сколько-то саженей, падали снова; иные с колена стреляли в сторону красных, но едва ли кого-то задевали: траншеи у Жадова были отрыты глубокие, по уставу.
Тащ комдив, ударить бы по ним! горячо зачастил командир питерской роты, державшей самый центр позиции.
Какое «ударить», Михеев, они всю твою роту положат, пока добежишь!.. Ах ты ж, нечистая ты сила, а ну быстро, останавливаем!..
Наверное, с сотню бойцов петербургского полка 15-й стрелковой думали так же, как и их комроты. Без приказа, без команды вскочили в полный рост и, как положено, с «ура!» ринулись на отползающие цепи белых.
Штокштейн!.. ахнула Ирина Ивановна.
И точно первым на бруствер вскочил именно начальник особого отдела, в руке «маузер», закричал что-то, бросился вперёд, увлекая за собой остальных.
Назад! заорал Жадов, бросился наружу. Назад, мать вашу!..
Ирина Ивановна следом. Хватали бойцов за плечи, за полы шинелей, за рукава, останавливая храбрый, но безумный порыв. Потому что белые встретили поднявшихся красных именно так, как умели, как их учили, спокойно, без паники, хладнокровно поливая атакующих очередями в упор из «фёдоровок» и ручных пулемётов.
Треть вскочивших бойцов Жадова смело сразу. Остальные, слава богу, попадали кто куда.
Назад! надсаживался Жадов. Рискуя, вскочил на насыпь, рядом тотчас же свистнуло, и Ирина Ивановна с силой сдёрнула комиссара вниз.
Назад! Назад давай! звали своих и другие красноармейцы.
Кое-как, на карачках, ползком, отходили. Белые отступали тоже, и только на ничейной полосе остались те, кого судьба сегодня наметила «к отправке».
Среди тех, кто выжил и спрыгнул обратно в спасительную щель траншеи, оказался и Штокштейн раскрасневшийся и, в отличие от многих других, даже не раненый.
И прежде чем Жадов с Ириной Ивановной успели хоть слово сказать, истеричным фальцетом завопил:
Измена!..
Какая измена, так тебя, Шток, и растак, куда людей повёл?!
Измена! Мы бы их смяли!.. Штокштейн, казалось, сейчас забьётся в падучей.
Атака не подготовлена. Направление неизвестно. Ближайшей задачи не поставлено. Взаимодействие не отработано. Полки дивизии имеют приказ на удержание позиций, а не на атаку и преследование противника, холодно и ровно, словно на занятии в Николаевской академии Генштаба, отчеканила Ирина Ивановна.
Вот это и есть измена, что «не поставлено» и «не отработано»! не сдавался Штокштейн. Мы бы их погнали!..
Ровно до их пулемётов. И положили бы там всю дивизию.
Над полем боя взлетели одна за другой две белые ракеты. А над отходящими цепями добровольцев так же внезапно поднялся белый флаг.
Это что ещё такое? у Штокштейна была уже явно готова очередная тирада, но тема сменилась.
Предложение перемирия, что ж ещё. Вынести раненых, оказать им помощь. Такое повсеместно практиковалось с японцами.
Что за изменнические разговоры? вновь вскинулся Штокштейн. Хотят контры золотопогонные своих раненых выручать пусть подходят с поднятыми руками, бросают оружие и сдаются в плен!
Там и наши раненые, напомнила Ирина Ивановна.