По итогам судебного процесса 1920 года был снят художественный немой фильм о Василии Грязнове. Фильм начинается кадрами судебного процесса, а затем вдруг лесная поляна, разбойники с их главарем (по ходу фильма выясняется, что главарь Василий Грязнов) обсуждают детали предстоящего «дела». После удачного ограбления с убийством В. Грязнов возвращается домой и «превращается» в человека, жизнь которого проходит в богомыслии и чтении слова Божия и святоотеческих преданий. В фильме показаны все основные события жизни В. Грязнова, но с точки зрения двойственности его деяний: внешняя жизнь в трудах, молитве и помощи ближним и тайная жизнь в качестве главаря разбойничьей банды. Таким образом, если о Чуркине в XIX веке был написан многотомный роман, то о Грязнове в соответствии с новейшими достижениями техники был снят художественный фильм.
Начало канонизации Василия Ивановича Грязнова в 90-е годы ХХ века положила исследовательская работа Павлово-Посадского краеведческого музея. Еще в 1995 году музей занялся поиском документальных материалов судебного процесса 1920 года и вопросом о том, куда были вывезены картины и документы, подготовленные для канонизации в начале ХХ века. В Павловском Посаде практически не сохранилось документальных свидетельств о жизни В. И. Грязнова и о судебном процессе, а к имени Грязнова был приклеен ярлык «разбойник», иначе его не называли. В результате поисков выяснилось, что все материалы по этому делу были переданы сначала в Московский антирелигиозный музей, а с 1930 года хранились в Санкт-Петербурге в Государственном музее истории религии. В 1997 году весь комплекс документов о В. И. Грязнове был привезен в город.
С момента возвращения реликвий в Павловский Посад возрожденный к тому времени Покровско-Васильевский монастырь во главе с игуменом отцом Андреем начинает подготовку к канонизации. 11 июня 1999 года комиссией Московской патриархии было проведено вскрытие склепа, где был захоронен Василий Грязнов, и произошло «обретение мощей» святого, а 7 августа того же года в Павловском Посаде состоялось празднование, посвященное причислению к лику местночтимых святых Московской епархии Праведного Василия Павлово-Посадского.
В жизни и деятельности Василия Ивановича Грязнова и его компаньона Якова Ивановича Лабзина, а также в посмертных событиях, связанных с их именами, есть еще много тайн и загадок, требующих своего разрешения. Но как бы то ни было, у города есть свой святой, небесный покровитель, человек, чья жизнь оказала немалое влияние на духовную и материальную историю Павловского Посада.
Деяния во славу Господа Бога надолго остаются в памяти людской, являются связующей нитью поколений; о них помнят, эти предания, со временем приобретающие легендарную окраску, передают как наследство потомкам, они связывают события прошлого и настоящего, объединяя столь разные и далекие поколения.
Сказ о старопавловской шали
Виктор Ситнов
Прошло уже 6 лет с того момента, как ушел от нас мой муж, Виктор Ситнов. Через призму времени становится понятным, насколько многогранным и талантливым человеком он был: писателем, поэтом, историком-краеведом, литературоведом, замечательным мужем, отцом, дедом. Виктор восхищался родным краем: его историей, природой, людьми. И конечно, в своем творчестве он не мог не коснуться темы павловопосадского платка. В 2008 году впервые был издан «Сказ о старопавловской шали». В этом поэтическом произведении в художественно-сказовой форме на местном фольклоре он пишет о зарождении старинного набивного ремесла, ставшего одним из известных промыслов России.
Хочу поделиться им с вами
Татьяна СитноваДавным-давно это было. Так давно, что уж и самые древние старики позабыли. А уж молодые и вовсе не ведают про эту дивную историю, похожую на сказку.
Жил в наших вохонских краях на деревне Меленки мастеровой человек по имени Павел. За какое ремесло ни брался, все у него ладилось-спорилось. Ежели надо он и бондарь, и плотник, и гончар, и кузнец, и шорник. Охотой тоже промышлял. Молодая жена его, Марьюшка, тоже была и рукодельница, и красавица. Самое лучшее полотно на деревне ткала. В ладу да согласии жили они, да пришло горе, откуда не ждали. Полоскала раз Марьюшка зимним днем полотно у полыньи да поскользнулась, видать, нечаянно. И крикнуть не успела, как под лед ее затянуло. Только полотно на снегу осталось
Детишек у них не было. Загоревал, закручинился Павел, поседел с горя, запил горькую, ремесло забросил. Ничто его не утешает. Весна-красна пришла, а ему все постыло. Возьмет ружьишко да в лесу пропадает.
Сидит он раз на опушке, голову повесил тяжелую думу думает, тоску свою горькой заливает. Слышит вдруг вроде крылья в вышине заплескались. И пальнул он против солнца, не глядя. Бац! Упала к его ногам прекрасная белая птица-лебедь, крылья окровавленные раскинула. Глянул Павел в небо. Кружит и голосит в вышине вторая птица. Так призывно кричит, что сердце щемит. Покружил-покружил лебедь, поднялся повыше, сложил крылья и камнем вниз. Да прямо об пень расшибся возле Павла так, что перья полетели.
Шея с клювом окровавленным запрокинулась. Болью екнуло сердце у Павла что сотворил, окаянный!.. Зажгло в душе. Опустился мужик на колени перед птицами и заплакал. Первый раз забыл о своем горе: «Простите, лебедушки, проклятого-неразумного. Не хотел греха, лукавый попутал» Исказнился Павел, уж весь хмель из головы вышел. Взял свое ружьишко за ствол да в сердцах, размахнувшись, так хрястнул им об пень аж на куски оно разлетелось. Видит вдруг: у первой птицы глаз приоткрылся и крыло едва дрогнуло. «Аль жива, милушка!» обрадовался Павел. Взял птицу осторожно на руки, изо рта попоил, домой понес.
Долго выхаживал Павел лебедушку, травами пользовал, выкармливал, как дите малое. Выходил-таки. Ожила лебедь, срослось крыло перебитое. Из рук есть стала. Привыкла к Павлу ходит за ним по двору, любопытствует, чем мастер занимается. В избу зайдет тоже ко всему приглядывается. Павел ее любовно хозяюшкой зовет, про старую кручину за делами да заботами забывать стал.
Однажды возвращается он из лесу, и странное дело: лебедушка его не встречает, как бывало, а двор да крыльцо выметены, сени прибраны. Зашел в горницу глазам не верит: все чистотой сверкает, стол накрыт угощеньем, а рядом стоит девица русая красоты неписаной в сарафане белом, красными лебедями расшитом. И сама стройная, как лебедушка. Поклонилась она в пояс Павлу, очи с поволокой ниц опустила. Зашлось у мастера сердце, сам стоит ни жив ни мертв, боится, что чудится ему все это да вдруг пропадет-исчезнет, как сон А она ему ласково: «Не тревожься, Павел-мастер, не удивляйся гостье незваной-нежданной. Коли что не по душе скажи, все станется по-прежнему». Догадкой осенило его сердце. Робко поклонился он и вымолвил:
Как звать-величать тебя, краса-девица?
Подняла она очи и грустные, и лукавые:
Не спрашивай ни о чем, скажи только, Павел-мастер, любо тебе со мной будет или нет? Только прежде крепко подумай
Глянул он в ее мудрые печальные очи и бухнулся на колени:
Любо! Сделай милость останься у меня хозяюшкой!
Ну, раз люба я тебе, так и зови меня Любушкой. А коли хочешь, чтоб осталась я, поклянись, что боле никогда в лебедей стрелять не станешь. Да помни: как нарушишь слово не видать тебе счастья
И поклялся он ей верной клятвой. Стали они вместе жить-поживать, радоваться друг на друга. Скоро и сынок у них родился. Павел совсем охоту забросил, ремеслом занялся. А Любушка его за дитем ходит, по хозяйству хлопочет со всяким делом споро управляется да еще улучает минутку рукодельем заняться. Никогда не видывал Павел, чтоб так искусно кто полотно вышивал.