Входная дверь громыхнула, завибрировав от сквозняка. Он ушел, недовольный и злой оттого, что ему так и не удалось вытащить ее из кровати. Он даже ткнул ее кулаком в плечо напоследок, но она продолжала неподвижно лежать лицом к стене, сдерживая учащенное от страха дыхание. Он ушел. И она сразу почувствовала себя победительницей. Теперь можно было открыть глаза и облегченно вздохнуть. У нее получилось! План заработал! Значит, так и должно быть!
Вера поднялась, опустила ноги с кровати на пол и прислушалась. В квартире стояла тишина. Лишь сверху над потолком скрипел пол у соседей на верхнем этаже. Кто-то ходил по комнате, продавливая ногами старый паркет.
Тяжелое небо, беспросветно закрытое серыми облаками, свисало на город. За окном шел дождь. Крупные капли бились о стекло, барабаня однотонную мелодию, тук-тук, тук-тук. Соседние дома, высокие деревья с густой бархатной листвой, светящийся уличный фонарь все расплывалось за окном из-за потока расплющивающихся о стекло дождевых капель.
Она отвела взгляд от окна и поднялась на ноги. Тихонько проходя по коридору мимо комнаты сына, отметила, что он еще спит. Сегодня она сама себе хозяйка. Вера старалась двигаться тихо. Зайдя в кухню, нажала на кнопку электрического чайника и насыпала в кружку растворимый кофе. Подошла к окну и стала ждать, когда закипит вода. Чайник зашумел, нагревая воду, и Вере показалось, что звук от него громкими гудящими волнами прокатывается по всей квартире. Она замерла у окна, прислушиваясь. В комнате сына было тихо.
Вдалеке, за завесой дождя, посреди одинаково безликих многоэтажных зданий, таких же, как и то, в котором жили они с сыном и мужем, виднелась коричневая многоуровневая крыша многоквартирного элитного дома. Вера часто, стоя у окна, смотрела на эту необычную крышу, напоминающую ей очертания старого шотландского замка. Ей нравилось представлять в своем воображении просторные светлые комнаты, скрывающиеся за большими витражными окнами под шпилями остроконечных башенок. По вечерам в них загорался свет, и Вера вглядывалась в их глубину, пытаясь разглядеть мелкие темные силуэты, изредка появляющиеся в проемах окон прекрасного замка. Ей грезилось, что один из далеких силуэтов она сама, призрачно мелькающая с другой стороны стеклянной грани в совершенно другой реальности.
Чайник закипел, забулькал и отключился. Вера отошла от окна, залила в кружку кипяток, помешала ложкой и, прихватив кружку с собой, вернулась в свою комнату. Сегодня она будет пить кофе в кровати. Она никогда раньше не позволяла себе такой вольности. Как же это приятно. Пить кофе в кровати, подоткнув под ноги мягкий пушистый плед, и витать в своих мыслях под шум дождя за окном, таким же неспокойным, как и ее мысли.
Ма, ты еще не встала, что ли?
Дверь в комнату распахнулась, и лохматая голова сына просунулась в проем. Лицо его было недовольным.
Идиллия тотчас разрушилась. Вера грустно вздохнула, отводя взгляд от окна.
Мне выходить через двадцать минут, а завтрака на столе нет, еще сонный, сын потер пальцами глаза и непонимающе взглянул на мать. Ты почему в кровати? Заболела что ли?
Потому что у меня сегодня выходной, ответила Вера и сделала глоток из кружки.
Сын застыл в дверях, не понимая, что происходит. Когда он просыпался, мать всегда была на ногах, а завтрак ждал его на столе.
Так ты отца не провожала на работу, что ли? спросил он с сомнением.
Нет, не провожала, ответила Вера, в душе испытывая неловкость вперемешку с радостью.
Сын постоял в дверях, собираясь с мыслями, затем спросил:
Так ты приготовишь, наконец, мне завтрак?
Вера взглянула на него, всматриваясь в его непонимающее и недовольное лицо.
Ее любимый мальчик, маленький и шустрый, словно мышонок. Она раньше так и звала его: «Мышонок». Сейчас он уже взрослый парень, высокий, красивый и такой бесчувственный. Когда-то он брал ее за руку и просил: «Мамочка, дай конфетку», а потом целовал ее в щеку и смеялся заливным детским смехом, когда она щекотала его в бока.
Когда он стал таким? Когда стал вести себя потребительски по отношению к ней? Когда стал поддаваться влиянию мужа и приобретать совершенно другие черты характера, те, которые она сама рьяно ненавидела в других? Она смотрела в его карие бездонные глаза и не могла вспомнить, когда начались эти метаморфозы. Теперь уже все равно, уже поздно думать об этом.
Ма, ты оглохла что ли? сын повысил голос в нетерпении. Завтрак сделаешь?
Последнее время он часто разговаривал с ней на повышенных тонах, а она терпела, прощала его, надеялась, что это пройдет. Ведь она старалась воспитать его добрым, терпеливым, заботливым мальчиком, какой ее саму воспитала ее мама.
Сделаю. Иди умывайся пока, ответила она как всегда спокойно.
Голова сына исчезла из дверного проема.
Вера допила кофе, вылезла из-под пледа, не спеша пошла на кухню, пожарила яичницу.
Сын ел быстро. Спешил на занятия в школу, готовился к выпускным экзаменам.
Стоя спиной к окну, Вера смотрела на его широкоплечую спину, на темную голову, склонившуюся над столом, и видела перед собой не старшеклассника, а маленького мальчишку, которым он был много лет назад. Сердце ее сжималось от тоски. Вера подошла к сыну со спины и коснулась его головы, чтобы погладить мягкие каштановые волосы. Он дернулся, высвобождаясь из-под ее ладони. Она замерла с застывшей рукой у его головы.
А если меня не станет? вдруг спросила она. Что ты будешь делать?
Сын молчал, пережевывая яичницу-глазунью, его плечи были напряжены.
Думаешь, отец будет также любить тебя, как я люблю, а, Мышонок? Будет он заботиться о тебе так же, как забочусь о тебе я?
Вера с надеждой ждала, что ее маленький Мышонок вернется, и будет таким же милым и ласковым с ней, как прежде, в таком далеком, как ей сейчас казалось, детстве.
Сын поднялся, не доев, боком оттеснил мать в сторону и, выходя из кухни, зло сказал:
Я же говорил тебе, не называй меня так.
Вера проводила глазами фигуру сына, взяла его тарелку, соскоблила вилкой оставшуюся яичницу в мусорное ведро, открыла кран и стала медленно тереть ее губкой. Мысли черной густой рекой медленно плыли в ее сознании.
Грохот входной двери, заставил ее вздрогнуть. Сын ушел.
Вера закрыла воду, постояла у раковины, прислушиваясь к тишине, вытерла полотенцем руки и вышла из кухни.
Ее мобильный телефон лежал на подоконнике. Она взяла его в руки и набрала номер. Долго не брали трубку, и Вера занервничала. Отключилась. Затем набрала номер снова.
Алло, наконец, услышала она в трубке голос подруги.
Привет, ты дома? спросила Вера, скрывая волнение в голосе.
Да, я сегодня на удаленке, за компьютером работаю, ответила Ира, как обычно с раздражением говоря о работе. А ты не передумала, приедешь сегодня? На улице ливень хлещет.
Да, приеду. Как мама? спросила Вера, глядя в окно на бегущие по улице в разные стороны черные и серые зонтики.
Стало лучше, когда ей прописали снотворное. Я теперь хоть тоже по ночам сплю, сказала подруга и вздохнула с облегчением.
В свои сорок пять лет, Ира, не обремененная статусом замужней женщины, жила только работой. Мама была единственным человеком, о котором подруга заботилась, после того, как та упала и сломала себе бедро. Восьмидесяти четырехлетняя старушка уже два года не вставала с постели, и Ира ухаживала за ней, стойко исполняя свой долг перед родительницей.
Ясно, примерно через час буду у тебя, сказала Вера, чувствуя укол совести от своих бесчестных намерений в отношении подруги.
Хорошо, купи хлеба по дороге, пожалуйста, а то я сегодня вообще на улицу выходить не хочу, попросила Ира.
Хорошо, куплю.