Открывайтесь, мать вашу. Хватит спать.
Почти мгновенно прозвучал длинный звук, оповещающий открытие ворот.
Ты знаешь, что «дзе» значит «сын»? А «швили» значит «ребёнок»?
Знаю, ответил тот протяжно, ты мне это каждую смену повторяешь. Тебе не надоело?
Надоело.
Слава Вселенной. Я рад это слышать Кстати, мальчик мой, а ты знаешь, что «ин» означает благородное происхождение? А «ов» крестьянское? У тебя дворянская фамилия. Жаль, что имя не дворянское.
Знаю, ответил Водкин, продолжая топтаться н мете. Никак не хотелось ему заходить внутрь, но надо было. Он поплёлся на работу.
Двор «ПТИЦЫ» был очень просторным к крыльцу вела вымощенная камнем тёмная дорожка. Её каждый день подметал дворник, потому она блестела. Вокруг ещё лежал снег с проталинами, но через три недели тут будет кругом зелень. Именно здесь происходил первый инструктаж новоприбывших воспитанников. И сегодня будет очередной завоз.
С другой стороны «ПТИЦЫ» была построена спортивная площадка с примыкающим к зданию инвентарным помещением и парковкой автомобилей для работников. Туда был сделан специальный заезд с другой стороны. Внутри же учреждения урочные аудитории, административные помещения, актовый зал, санчасть, столовая и целый этаж для ночёвки персонала, включая охранников.
Надзиратели в «ПТИЦЕ» работали сменами. Кто-то выходил в день, кто-то в ночь. Пять через два. Водкин работал днём Как и Бурьянов.
Только войдя внутрь двора, Водкин увидел на крыльце парня с рыжевато-коричневой шевелюрой и в ярко-красном свитере. Он курил, и плечи его мелко подрагивали. Он озяб, но всё равно стоял. Небольшого роста, неприятный такой Брр. И как он раньше этого не замечал?
Много наубивал, живодёр чёртов? Маньяк, приглушённо сказал Бурьянов, не вынимая сигарету изо рта. Ему было, на самом-то деле, плевать на животных каких бы то ни было, попросту он любил язвить всё время и над всеми, кроме Костылёва и Карла Марковича.
Много. Кровищи была уйма, ответил Водкин. Ты бы только видел.
Он шёл не спеша, хотя понимал, что Бурьянов стоит здесь не просто так.
Ты хоть подрочил? не унимался старший надзиратель.
Дважды Чего ты выперся и почему одет не по форме, салага?
Имею право, Бурьянов швырнул окурок в Водкина, но не докинул. Зевнул. Ты почему трубку не брал, когда я тебе звонил? Ты позабыл «инстру-у-укцию»? он протянул последнее слово в своеобразной манере, как говорил Костылёв. Они все знали, что устав учреждения был превыше всего для него.
Спал, наверное А что ты хотел? Соскучился по мне?
Хотел убедиться, что ты выйдешь на работу На самую лучшую работу в мире. Принимать пополнение.
Водкин встал рядом с Бурьяновым на крыльце.
Выйду, куда я денусь. Кушать-то хочется.
Да, ты ещё тот дистрофик.
Водкин презрительно осмотрел Бурьянова, бывшего вдвое меньше, чем он сам, тяжко вздохнул, а потом пошёл в здание. Высокая, резная дверь действительно могла принадлежать какому-нибудь роскошному особняку, а не «ПТИЦЕ».
Внутри «ПТИЦА» отличилась длинными и хорошо освещёнными коридорами, свет здесь жгли нещадно, киловатты накручивались сутками. Стояла относительная тишина время только подходило к семи утра, а значит, подъём ещё не трубили. По этой-то причине Бурьянов был не в надзирательской робе. Его смена не началась.
Он попытался что-то рассказать Водкину, но последний не стал слушать его невнятные скабрезные истории, а пошёл на верхний этаж закрытый.
Первый этаж «ПТИЦЫ» представлял собой сборище административных помещений. На входе пункт охраны, где сейчас сидел Шеварднадзе за закрытой дверью и смотрел по камерам за тем, что происходит в стенах сего благопристойного заведения. «Охранницкая» скрывалась за закрытой железной дверцей зелёного цвета, и внутренности её не просматривались из коридора, то есть новоприбывшие воспитанники не могли беспрепятственно туда попасть.
Дальше же шёл «приёмник» с красной дверью, на котором висела табличка «КАБИНЕТ УЧЁТА И КОНТРОЛЯ». Именно отсюда начиналась новая жизнь воспитанников, привозимых дребезжащим автобусом. Там работала красотка по имени Октябрина.
После него «КАБИНЕТ ВОСПИТАТЕЛЬНОЙ РАБОТЫ». В нём составлялись все программы и не только образовательные, но и трудовые, ведь воспитанники облагораживались ещё и физической работой. Что, как не ручной труд, может изменить сознание человека в лучшую сторону?! Больше ничего.
«КАБИНЕТ ГЛАВНОГО НАДЗИРАТЕЛЯ» находился в одном конце первого этажа, но Костылёв редко там появлялся он старался контролировать всё лично и сутками бегал по этажам, исправляя нарушения. Рядом с его-то кабинетом и высилась деревянная лестница на другие этажи. И там же был выход на задний двор со спортивной площадкой и пресловутыми складскими помещениями, на которые завозили продукты.
В другом же конце первого этажа был спуск в «карантинную», как её называли воспитанники, хотя это было просто сборище унитазов и душевых на нулевом уровне. Их водили туда под присмотром; окон там не было вообще, только длинные белые плафоны.
Второй этаж «ПТИЦЫ» был отведён под классы, где воспитанники занимались науками под руководством учителей. Решали математические задачки, писали диктанты, изучали юриспруденцию и маркетинг, соционику и естествознание. Одно крайнее крыло второго этажа включало в себя столовую с упитанными поварихами и длинными красными скамейками, а другое санитарную часть с местным врачом, который раз в неделю осматривал воспитанников на предмет ссадин и прочих удовольствий жизни в закрытом учреждении. Отсюда же был проход в казарменную там стояли двухъярусные кровати. В ней ночевали воспитанники. В помещении, обозначенном литерой «М» парни, а в «Ж» девушки, соответственно.
А третий же этаж был закрытым комнаты персонала. Или, точнее сказать, казармы. Там они отдыхали, переодевались, ночевали, ибо работали неделю от выходных и до выходных. Именно туда-то Водкин и направился, слушая бесконечный трёп Бурьянова.
Если бы ты умел затыкаться, цены бы тебе не было, сказал Водкин, топая по лестнице.
Тот, разумеется, следовал неотступно.
После каждого пролёта так и было написано «ПЕРВЫЙ ЭТАЖ», «ВТОРОЙ ЭТАЖ» и так далее Видимо, для удобства работников.
Разговаривай попроще со своим начальником, посоветовал Бурьянов, но Водкин ничего не успел ответить заиграла попсовая мелодия, установленная на простенький телефончик старшего надзирателя.
Слушаю Вас, Костылёв! гаркнул тот, подняв трубку. Есть! Будить сукиных детей! Рацию сейчас возьму! И форму
Костылёв ещё что-то бубнил на том конце провода, но Бурьянов уже сбросил звонок.
Командовать подъём пора, семь утра уже, сообщил он Водкину.
Не слишком ли ты жёстко со своим начальником?
Ничего обидного я ему не сказал, не переживай за меня.
Я и не переживал.
На лестнице появился парень брюнет, костлявый, взъерошенный, с такими большими синяками под глазами, что появлялись опасения за его здоровье. Он был одет в клетчатую рубашку, потёртые джинсы и кеды, а на плечах его покоилась голубая толстая куртка. Уголки рта его дёрнулись в приветствии.
А вот и наш Ремешок, сказал Бурьянов, довольно улыбаясь. Не будешь оставаться здесь на день?
Парень едва заметно мотнул головой и проскользнул между двумя надзирателями, поднимающимися по лестнице.
А зря не унимался старший. Сегодня будет завоз. Оставайся, посмотрим, что за перцы модные нарисуются.
«Ремешок» не реагировал и просто скрылся из виду.
Ремнёв, ты очень разговорчив, спасибо за тёплую беседу! крикнул Бурьянов ему вслед.
Оставь Ремнёва, одёрнул Водкин начальника. Пусть идёт.
Вот Му-Му, а Утопить бы его?