Горисвет, что это? Красиво как
Красиво, да только п-под этим кленом ночевать я бы не стал. Горисвет кивком указал на подножие дерева.
Златка присмотрелась и ахнула: землю усыпали мелкие косточки. Путники пошли мимо, и клен зашелестел листьями, хотя ветра не было. Златка подняла голову, разглядывая крону Красные листья на поверку оказались плоскими существами со злобными глазками и мелкими острыми зубками. Сердитые буркала следили за людьми, тельца вытягивались, желая ухватить. Златку передернуло, и она ускорила шаг.
Шли долго, сначала пешком, потом верхом на Верном. Тропинка петляла, изгибалась, порой замыкаясь в круг. Лес не выпускал добычу из цепких ветвей-лап.
Начинало смеркаться лучи солнца, и без того с трудом проникающие сквозь густые кроны, совсем потускнели, истончились. Лесной полумрак грозил переродиться в настоящую темень.
На привал остановились на небольшой полянке. Деревья вокруг выглядели обычными, безопасными. Набрали хвороста, Горисвет разжег костер. Достал из котомки бурдюк с водой и сушеное мясо, протянул Златке.
Надеюсь, долго б-бродить не придется. Снеди мало.
Златка опять начала всхлипывать.
Если бы я не испугалась и не свернула с дороги
Ну, хватит. Горисвет пересел к девушке, неловко обнял одной рукой. Златка уткнулась ему в грудь, заплакала пуще прежнего.
Слушай, Горисвет старался не глядеть на девушку и не обращать внимание, как быстро застучало его сердце. Не привык он, чтобы прижималось к нему женское тело. В общине были девки, которые дарили внимание любому, кто заплатит. Но ведь это другое, не в счет. Ты ведь знаешь мою историю, все знают. Про п-пожар.
Златка замерла, прислушиваясь. Рыдания утихли.
Так вот, я т-тогда мог брата-то спасти. Родителей бы не вытянул, не п-по силам, а брата мог. Да испугался с-страшно, п-пекло вокруг, огонь, брат п-под стол залез, кричит, а на столе с-скатерть уж занялась. Родители в дыму мечутся, ничего с-спросонок не соображают. Я сунулся к столу, да шею огонь лизнул, з-загорелась рубаха. Я и б-бросил брата, к окну метнулся. Так и с-сгорели все. Горисвет помолчал. С тех пор з-зарекся ничего не б-бояться, что бы не случилось. В дружину специально п-пошел. Но то я. Испуг-то он т-такой, на каждого может напасть, не убережешься. Не п-плачь, Златка, как-нибудь выкарабкаемся.
Златка слушала, уткнувшись ему в грудь. Всхлипы утихли. Так и сидели, пока на Лютый лес наползала ночь.
***
Ведьма проснулась под деревом, в шалаше из густых еловых ветвей, склонившихся к земле. Она заползла в него, обессиленная, и заснула мертвым сном. Морок забрал много сил, и это при том, что вороны были лишь иллюзией, которая толком не могла навредить. Никуда не годное колдовство. Однако частично они помогли путники не вернулись в общину, как она рассчитывала, но заплутали в лесу. И теперь их шансы выбраться и продолжить путь один к одному: либо выберутся, либо нет.
Ведьма не могла рисковать. Она будет следить за ними.
Проснулась она от кошмара, который давненько ее не тревожил. Ей снилась мать.
Цветана с дочерью жили в отдельной избе, но много времени проводили в высоком тереме владетелей Стерхов. Его башня была предназначена для приближенных к владетелям ведьм и оборудована всем необходимым. Когда древние Стерхи изучали некромантию, они спускались в подвалы, поближе к земле. Но в остальных случаях творили чары наверху.
Именно там Цветана и проводила свои опыты по очищению озерной воды, там же учила подрастающую Ведьму колдовству. Туда повадился ходить подрастающий Лютомир. Ведьма помнила, как он втирался в доверие к матери, расспрашивал про воду, принимая заинтересованный вид. Цветана радовалась, как дитя, взахлеб рассказывала о том, что уже перепробовала, и что только собирается. Часто они беседовали при Ведьме, порой наедине. Но Ведьма была уверена, что грань Лютомир не переходил. До той страшной ночи, накануне его восемнадцати лет.
Торжество должно было проходить в гриднице на следующий день, и Цветана засиделась в башне допоздна. Хотела сделать приятное молодому владетелю: украсить зал волшебными растениями, оживить мрачный интерьер. Терем, как и все избы в общине Стерхов, был выкрашен в черный цвет, изнутри и снаружи. Ядовитые испарения Окаянного оставляли на светлом дереве бурые потеки, на ближайших к берегу избах расцветала темная плесень. Чтобы бороться с этой напастью, люди покрывали дома краской из манжетки, смешанной с соком дикой ежевики и болотными травами. Считалось, что они обладают целебными свойствами. Кроме того, на черных стенах не было видно ни плесени, ни разводов.
В тереме и в избах зажиточных людей постоянно курились благовония, очищая воздух. Беднякам же было хуже. Среди них царили основные признаки вырождения: в нищих семьях на свет появлялись уродцы, с большими головами, кривыми и чахлыми конечностями. Впрочем, от подобного не были застрахованы и богатые. Окаянное отравляло все вокруг, и противиться его испарениям могли лишь колдуньи, защищенные врожденным даром, да те, кто чудом уродился с крепким здоровьем. Многие, выходя на улицы, закрывали рты и носы тряпицей, другие жили как живется, уповая на милость судьбы. Люди привыкли к своей участи, и надежду, что что-то изменится, уже не питали. Самые смелые и сильные уезжали искать счастье на чужбине.
И лишь Цветана жила светлыми мечтами. И старалась вдохнуть радость во всех понемногу, а в тех, кто был ей дорог вдвойне. Юный владетель ей нравился, она ценила его ум и хватку, вот и колдовала допоздна. Отец Ведьмы, кроме ребенка, оставил ей на память книгу травник, с картинками и описанием цветов его родины, красивых и необычных. Их и пыталась создать Цветана. Ведьма была с ней, сперва наблюдала, как мать колдует, после прикорнула на лавке. Разбудил ее стук в дверь, ритмичный, залихвастский.
В комнатку вошел Лютомир. Ведьма даже со сна сразу почуяла неладное. Нахохлилась на лежанке. Владетель был хмелен, а не нравился он ей и трезвым.
Цветана обернулась, с улыбкой.
Лютомир? Почему не спишь в такой час? владетеля, всего на три года старше ее дочери, она воспринимала как ребенка.
Я пришел за подарком, хоть и рано еще, да мочи нет терпеть.
Еще не готово ж ничего, о чем ты?
А вот о чем, Лютомир приблизился к женщине, обнял ее одной рукой за талию, зашептал на ухо. Вторую руку он держал в кармане. Ведьма напряглась, села на скамье.
Ох, ты опять об этом, Цветана отстранилась, посмотрела на владетеля с мягкой укоризной, к чему тебе это знать? Который год выпытываешь. Дурная магия гиблое дело.
Скажи, чего тебе стоит. Я любознательный. Хочу все знать, и плохое, и хорошее.
Мам, чего ему надо? Ведьма едва сдерживалась, чтоб не вскочить с лежанки и не засадить в нос наглому юнцу. И плевать, что он владетель.
Успокойся, милая. Ладно, Цветана выдохнула, склонилась к уху Лютомира и зашептала что-то.
Лютомир широко улыбнулся. Прижался к Цветане покрепче, слушая. А потом быстрым движением выхватил из кармана маленький нож и перерезал нашейный шнурок, на котором висел аквамарин. Сжал Цветанин камень души в кулаке, отстранился, сияя.
Вот спасибо! Подарок что надо, удружила! он быстро забормотал себе что-то под нос Ведьма не расслышала. Шокированная, она глядела на мать, которая сначала вытянулась в струнку, потом начала приподнимать то руки, то ноги, словно в диком танце. В глазах Цветаны плескался ужас.
Мама!
Ведьма вскочила, кинулась к матери.
Ударь ее!
Цветана перестала дергаться, развернулась и с размаху влепила Ведьме оплеуху.
Сильнее!
Цветана ударила дочь кулаком, еще, и еще раз. Слезы градом катились по ее лицу, в глазах плескался уже не ужас отчаяние. Ведьма упала на пол, свернулась калачиком, рыдая.