А переубедить Зара, что его танцорское мастерство не подделка, но чистое золото, Шен-Ри так и не смог. Это было за пределами возможностей.
Вскоре стало понятно, что тот эпизод с танцем под падающим снегом не обойдется без последствий. Весьма многозначительных для Шен-Ри.
Очевидно, кто-то разглядел их с Заром танец за пеленой снежной завесы. И донес сведения о нем до ушей главного распорядителя. Не сразу, не в тот же день и не на следующий, но спустя почти треть лунного цикла Шен оказался в покоях самого Дабу Реа.
Это было роскошное место, ничем не напоминающее скромные спальни для младших актеров. Резные деревянные панели стен радовали глаз множеством сказаний, с потолка свисали изысканной работы кованые лампы с цветными стеклами, а пол был устлан богатыми коврами, сплетенными из ярких тканей. Сам распорядитель встретил юного гостя, сидя на вышитых подушках у низкого столика, заставленного множеством лакомств. Шен-Ри уже давно забыл даже запах такой еды и теперь во все глаза смотрел на яблоки в медовой глазури, рисовые шарики с поджаристой сахарной корочкой, маленькие розовые пряники, фрукты и целую россыпь всевозможных орехов. Невольно он сглотнул и только потом поднял глаза на самого распорядителя.
Дородный, но не особенно страдающий от избытка лишнего веса, Дабу Реа не спеша, с наслаждением потягивал горячий чай из маленькой фарфоровой чашки.
Садись, похлопал он подушку рядом с собой. И Шен-Ри послушно сел. Ешь, Дабу придвинул к нему блюдо со сладостями. Вечно вы, малявки, тощие и недокормленные. Тебе что, еды не дают вдоволь?
Под хмурым, будто бы сердитым взором главного распорядителя Шен-Ри почувствовал себя и вправду маленьким, точно ему снова пять лет.
Я ем досыта, ответил он почтительным голосом, каким младший должен разговаривать со старшими, глубоко уважаемыми людьми. Благодарю вас за заботу, господин Дабу.
Взгляд на блюдо Шен так и не поднял, равно, как и на самого распорядителя.
Давай, давай, не изображай тут целомудрие, маленький проходимец! Дабу властно указал большим толстым пальцем на блюдо. Ешь, я сказал!
Робко, почти через силу Шен-Ри протянул руку к лакомствам и, не задумываясь, взял один из розовых пряников. Такие когда-то приносила в переднике старая Куна.
Оказалось, их вкус не изменился. Яркая вспышка нет, даже не воспоминаний ощущений детства пронзила сердце изгнанника рода Тэ.
Так вкусно прошептал он, закрыв глаза. Спасибо, господин Дабу.
Бери еще.
Куда там Шен даже этот пряник не доел. Положил аккуратно на край изящного наборного столика и покачал головой. Он боялся, что заплачет, и потому снова не поднимал глаз.
Да задумчиво протянул Дабу Реа. Ты и впрямь настолько странный, насколько о тебе говорят. Что ж, не будем тянуть время и болтать о пустяках. Я позвал тебя по делу. Думаю, ты и сам это понимаешь. Расскажи-ка мне, дитя, часто ли ты танцуешь роли, которых тебе никто не доверял?
Шен-Ри почувствовал, как его дыхание стало быстрым и горячим. Страх уколол его в самую средину груди, а потом отразился где-то в правой пятке. Той самой, которую последние восемь лет украшал символ журавля.
Нет, господин распорядитель, еле слышно сказал Шен, не часто. Редко Я я
Ты! сердито воскликнул Дабу Реа. Ты, глупый мальчишка! Тебе известно, что это большая дерзость?
Слова старшего падали на голову Шен-Ри, как тяжелые острые камни. И сквозь пелену страха он едва ли мог расслышать, что гневные нотки в голосе распорядителя не так уж и страшны на самом-то деле.
Глупый, глупый мальчишка Вместо того, чтобы позвать слуг и велеть им срезать клеймо с пятки негодного актера, Дабу вздохнул и налил чаю во вторую чашку. Выпей и успокойся. Я не собираюсь тебя наказывать. Я лучше накажу Хо и всех остальных, кто внушил мне, что ты слишком мал для больших ролей. Становиться Лунной Девой тебе, конечно, рановато, хотя соблазн велик да Ты уже отлично справляешься с этой ролью. Но вот роль ее сестры теперь твоя. С завтрашнего дня начнешь репетировать с основным составом. Я уже отдал распоряжение твоим наставникам. Хватит прятать такой дар от зрителей, это просто преступно!
Шен-Ри мог бы подумать, будто ослышался или впал в грезы, но горячий чай обжигал его ладони сквозь тонкий, почти прозрачный фарфор. И нежный перезвон ветряных колокольчиков за плотно закрытым бумажным окном напоминал о том, что все реально. Все происходит наяву. Он не смог унять дрожь в пальцах, когда поднес чашку ко рту, но Дабу сделал вид, что не заметил этого.
А вот твой белый дружок заслуживает хорошего наказания, Дабу невозмутимо откусил рисовый шарик. Но на этот раз я, так и быть, закрою глаза на его выступление. В конце концов, правил храма он не нарушал А его, гм, особенности ума мне в целом давно известны. Очень одаренный юноша, но, боюсь, плохо кончит, если не образумится. Ты ему это передай. Так, на всякий случай. А сладости с собой забери, пусть порадуется. Его, как я посмотрю, мало что здесь радует
Когда онемевший от всех этих новостей Шен-Ри уже стоял на пороге с нелепым подносом в руках, главный распорядитель вдруг добавил ему в спину:
И сообщи этому страдальцу, что уже через полгода, когда он получит статус старшего актера, у него появится возможность прекрасно разнообразить свою жизнь выходами в свет, за пределы храма. Надеюсь, это известие не лишит его остатков разума. И благоразумия.
Дабу Реа не обманул: не прошло и полугода, как Зар получил свою свободу. Или ее иллюзию.
Шен-Ри сам проводил его до Южных ворот, а потом, глубоко впечатленный произошедшим, вернулся в свою комнату. Он и раньше знал, что по достижении статуса взрослого актер имеет право на выходы «в свет», но не особенно задумывался о возможности самому оказаться за пределами храма. Ему всегда казалось, что эта возможность недосягаемо далека. А теперь Шен осознал, что грань, отделяющая замкнутую храмовую жизнь от чего-то большего, придвинулась почти вплотную.
Наверняка Зар волновался, впервые собираясь выйти в открытый мир, но он ничем этого не выдал. Смиренно взял от слуг неприметную городскую одежду, покрыл лицо пыльной пудрой, а затем заплел свои диковинные волосы в несколько тонких кос и спрятал их в высокий тюрбан. Надев на ноги дешевые деревянные туфли, он уже ничем не отличался от обычного южанина-простолюдина, каких полно в Таре.
В тот день представлений не было, а репетиция для младших актеров окончилась довольно быстро, поэтому Шен-Ри оказался предоставлен самому себе. Впервые за долгие годы он не обрадовался свободному времени, а испытал настоящее мучение. Ждать без дела было почти невыносимо, а думать о чем-либо еще, кроме Зара и его первой прогулки по городу, Шен просто не мог.
Строгие правила храма обязывали служителей Великой Богини возвращаться до полуночи прежде, чем прозвенит последний гонг и все ворота будут закрыты. Зар появился за несколько мгновений до гонга. Шен-Ри, взволнованно ждавший его у Южных ворот, уже почти отчаялся увидеть друга, но в последнюю минуту тот ворвался в полуприкрытую дверь и устало рухнул прямо под высокой храмовой стеной. Его тюрбан был наполовину размотан, деревянные туфли потерялись, на ногах виднелись свежие ссадины.
Но Зар улыбался. Широко, как никогда прежде. А услышав удары гонга, он громко и радостно рассмеялся.
Шен-Ри хотел броситься ему навстречу, однако передумал и тихо скрылся в темноте сада, не желая мешать этому триумфу. Его собственное сердце, неизвестно отчего, вдруг наполнилось горечью и болью. Спрятавшись в самой глубине сада, там, где он когда-то укрывал от чужих глаз плачущего Хекки, Шен позволил этой боли уйти прочь вместе со слезами. Когда их долгий слишком долгий поток иссяк, Шен-Ри еще несколько минут просто лежал в высокой мягкой траве и смотрел на луну.