Есть ли в этом руководимом и финансируемом государством процессе реформирования школ место для филантропии, даже столь мощной и активной как американская? может спросить удивленныйчитатель, раздосадованный к тому же довольно затянувшимся авторским обзоромэтого процесса. Как показывает история филантропии в этой сфере об этом уже упоминалось в начале обзора она выполняет здесь ряд функций, осуществляемых то одновременно, то последовательно, а то и вперемежку: инноватора, отбирая и поддерживая новые идеи, формы и проекты реформ, венчурного капиталиста, финансируя те из них, что, на взгляд доноров и привлеченных ими экспертов, являются эффективными; катализатора, ускоряя, как правило, прогресс реформы, особенно, когда она привязывается к тенденциям будущего и местным условиям, но нередко и ингибитора, уводя в сторону и замедляя реформу поддержкой неуместных или тупиковых ее вариантов. В силу этой разнообразной и зачастую неприметной для широкой публики роли многочисленных доноров филантропии и поддерживаемых ими проектов в огромной и невероятно пестрой по условиям сфере школьного образования и понадобился столь обширный ее обзор.
Исследуя роль филантропии в этой сфере и ориентируя ее доноров насчет того, что стоит поддерживать, а что нет, специалисты Fordham Foundation одного из лидеров «образовательной филантропии» несколько лет тому назад опубликовали для доноров доклад-путеводитель по главным направлениям школьной реформы, их плюсам и минусам, практическим итогам и перспективе [16].
Анализируя состояние школ в начале текущего века, доклад заявляет, что 40 лет спустя после «Великого Общества» Линдона Джонсона и его образовательных программ, направленных на сокращение разрыва в элементарном образовании между детьми из состоятельных и бедных семей, особенно в районах этнических меньшинств, мало что изменилось. Федеральное правительство истратило за это время более 100 млрд. (помимо немалых средств штатов, местных общин и частных доноров), чтобы улучшить элементарное образование детей из бедных семей цветных жителей умение читать, писать и считать. Однако успеваемость этих детей, оканчивающих 12-летнюю школу, до сих пор в среднем соответствует уровню 8 класса для детей из семейств белых жителей, а более половины цветных детей, заканчивающих 4-й класс, практически еще не умеют читать. Два десятилетия спустя после доклада «Нация в опасности», пишут авторы путеводителя для филантропов по образованию, нация все еще подвержена риску образовательного провала.
Просвещая филантропов, заинтересованных в прекращении застоя в этой сфере, его авторы указывают на его главную причину: существующая система публичных школ отвергает кардинальные перемены. Эта монополия стоимостью в 350 млрд, охватывающая 90 тысяч школ, 3 млн учителей и 50 млн учеников (2001 год) страдает «острым случаем инертности», хотя и подвержена бесчисленным преходящим приступам причудливых перемен. Трудноустранимые групповые интересы, которые отражают более заботы взрослых, чем детей, блокируют любые осмысленные изменения, если они подрывают влияние и силуэт их групп от профсоюзов учителей и объединений консервативных родителей до властных структур штатов, округов и школ. Известно, что ни одна монополия не меняется добровольно и без неотвратимого давления извне и изнутри. В этом одна из главных причин того, что многие из проведенных в 20м веке реформ публичных школ, носивших эпизодический и половинчатый характер, не привели к существенным переменам. Даже первая системная и массивная их реформа по закону NCLB 2002 года, о чем говорилось выше, не позволила пока добиться кардинального сдвига. И хотя немало политиков из обеих партий и правительства и растущее число филантропов поддерживают такие прогрессивные проекты преобразования, основанные на национальных стандартах или на конкурентных вариантах школ, многие из этих деятелей по-прежнему вкладывают средства и силы в «совершенствование» существующих структур и достижение устаревших целей. Вот почему публичная политика в школьном образовании, отраженная в не имеющих перспективы правовых актах, застряла на стыке интересов привилегированных групп, охраняющих статус-кво в образовании и требований его кардинального обновления со стороны большинства родителей и реформаторов.
Этот тупик в школьном образовании, пишут авторы, принадлежит к числу тех общественных ситуаций, не раз случавшихся в истории Америки, когда вмешательство филантропии может помочь выходу из тупика. Независимые частные лица и организации, располагающие и влиянием, и капиталом, могут не только не бояться гнева привилегированных групп, заинтересованных в сохранении статус-кво, но и оказывать давление как на систему, так и на власти с целью реальных изменений. Филантропия в сфере образования особенно демонстрирует свое умение быть действенной, когда другие публичные игроки в этой стране парализованы. Более ста лет тому назад, когда вера в ценность грамотности населения превосходила бюджетные возможности властей (в частности, из-за отсутствия налога на доход), филантропы, главным образом, Эндрю Карнеги, строили библиотеки почти в каждом городе Америки. Когда государство не могло обеспечить адекватное образование бывшим черным рабам, Джон Рокфеллер отдал часть своего состояния для школ и колледжей с условием их доступности вне зависимости от расы, пола и религии. Ныне воля и богатство частных доноров, особенно в условиях «новой экономики», помогают реформированию американских школ более, чем когда-либо.
Первым из современных мега-доноров в этот процесс вступил в 1993 году Уолтер Анненберг (Walter H. Annenberg), медиа магнат, дипломат и филантроп со своим уникальным для тех лет пожертвованием в 500 млн. долл. на системное усовершенствование американских школ. За ним последовал Джеймс Барксдейл (James Barksdale), основатель интернет-компании Netscape, со своим вкладом в 100 млн. на создание в 2000 году совместно с Департаментом образования штата Миссисипи и здешними университетами Barksdale Reading Institute для продвижения грамотности детей в этом штате из преимущественно бедных и цветных семейств. Билл Гейтс вскоре превзошел их своим вкладом в 350 млн, предназначенным для учеников и учителей в различных проектах улучшения школ по всей стране, а затем созданием фонда в 1 млрд для стипендий ученикам из всех этнических меньшинств. Известны своей щедростью в пользу школ и их улучшения многие другие крупные филантропы: Джо Альбертсон (Joe Albertson), создавший свое состояние в розничной торговле и пожертвовавший 110 млн. из основанного еще в 60-х гг. семейного фонда на образовательные проекты в своем штате Айдахо; Эли Брод (Eli Broad), миллиардер из строительного и страхового бизнеса, целиком посвятивший себя, отойдя от дела, филантропии в образовании и культуре, выделил более 100 млн. на эксперименты в запущенных школах в бедных районах мегаполисов, таких как Лос-Анжелес и многие-многие другие. Обращаясь к этим и потенциальным филантропам, авторы ставят вопрос: могут ли такие огромные пожертвования изменить ситуацию в школьном образовании только в силу своих масштабов? И не следует ли для успеха приложить к ним также подходящую стратегию преобразований, чтобы, как уже было не раз в прошлом веке, не потратить деньги впустую? Отвечая на эти вопросы, они предлагают донорам рассмотреть существо и результаты четырех ведущих моделей, или теорий школьной реформы. Они не взаимоисключаемы, на практике нередко дополняют друг друга, но для ориентации доноров их рассматривают по отдельности.