Он закуривает и выпускает дым в потолок. Выкурив две сигареты, встаёт и, открыв дверь, зовёт Зарипова.
Ладно, говорит он. Добро. Размажем эту мразь.
Как партнёры, да?
Он молчит.
Товарищ генерал-майор, как партнёры, да?
Давай попробуем.
Когда я возвращаюсь в камеру, Каха мечется, как тигр в клетке.
Сдал меня? бросается он ко мне. Сказал кто я?
Дурак что ли? Я ж тебе пообещал не говорить. Ну ты в натуре по себе не суди.
Чё так долго?
Дозвониться не мог.
Тебе дали позвонить? удивляется он.
Я умею убеждать. Скоро отпустят. Не ссы. Ты главное продержись, сам не расколись.
Сидоров! вызывает Зарипов.
Каха уходит, оглядываясь на меня. С ним капитан разделывается довольно быстро и вскоре он возвращается.
Ну чё? спрашиваю я.
Сказали, утром за нас возьмутся, а сейчас пока так, типа ни о чём, потрепаться от скуки.
Да щас отпустят, вот увидишь. Замнут всё и отпустят.
Примерно через полчаса нас действительно отпускают. Мы выходим и встречаем в коридоре моих родителей. Каха быстро проскальзывает мимо и, кивнув на прощание, выскакивает за дверь.
Мама вся в слезах бросается ко мне.
Что случилось, Егор?! в ужасе спрашивает она.
Я не успеваю ответить, потому что появляется табачный капитан и приглашает нас в свой кабинет. Он просит прощения и довольно убедительно рассказывает, что я помогал в проведении операции и должен был указать преступника, который участвовал в нападении на меня, тогда ещё. И потом опознание, и ещё какая-то хрень В общем, несёт ахинею. Но обещает наградить грамотой за помощь органам.
Родители проникаются гордостью за сына, выполнявшего гражданский долг и на волне облегчения, испытанного от благополучного разрешения их переживаний прощают капитана, меня и всю советскую милицию. Они отказываются от мысли писать жалобу и Капитан выделяет машину, чтобы нас подвезли к самому дому.
Ну ты мог хоть из автомата позвонить или из кабинета капитана этого?
Да там всё так было устроено, что вообще никаких коммуникаций. Будто это я подозреваемый, а не он.
А кто это, который из них, это тот Каховский?
Что-ты, выяснилось, что он-то был совсем не причём. Он просто мимо проходил и хотел за меня вступиться, а ему тоже досталось. Там как-то запутано всё оказалось, но хулиганов так и не нашли.
Невероятно, замечает отец.
Только этого Джагу, наверное и осудят по делу. Это тот, который
Да-да, говорит папа, я помню, кто это.
Мы выходим из машины и идём к подъезду. Но, как известно, место встречи изменить нельзя и всё всегда повторяется снова и снова. Вообще всё в нашей жизни.
Из тени нам навстречу шагает тёмный силуэт. Это фигура женщины.
Егор! восклицает она. Нам нужно поговорить!
Я сразу же узнаю её голос. Это лейтенант милиции Лидия Пирогова.
4. Передышка
Мать замирает, а отец хмыкает.
Вам тоже переночевать, девушка? спрашивает он.
Лида не сразу отвечает, как бы пытаясь понять, о чём идёт речь.
Нет Нет-нет, мне ночевать не нужно. Мне только поговорить.
Может, вступает мама, ты нас представишь, Егор?
Это Лидия Фёдоровна Пирогова. Лейтенант милиции. А это мои родители.
Так мы же только оттуда, удивляется мама.
А она из другой, из экономической. Вы не будете возражать, если я приглашу Лидию домой, чтобы не стоять на морозе?
Не поздновато ли для визитов? проявляет отец недовольство полицейским произволом.
Я ненадолго, заверяет Лида. Впрочем, можем и здесь переговорить. Только мне один на один с Егором нужно.
Нет уж, лучше дома, моментально реагирует мама. Только, я хочу понимать, это официальный разговор или допрос? Что это? Если да, я буду присутствовать, потому что мой сын не совершеннолетний.
Лидия Фёдоровна, успокаиваю я маму, очень хорошо знает, что я несовершеннолетний.
Нет, разговор не официальный, отвечает Лида и ёжится, пряча лицо в пушистый песцовый воротник.
Мы поднимаемся. Мама с отцом идут на кухню, готовить ужин и закрывают дверь, чтобы не мешать нам разговаривать. Кто-то, наверное отец, делает погромче радио.
«Ленточка моя финишная,
Всё пройдёт и ты примешь меня,
Примешь ты меня нынешнего.
Нам не жить друг без друга», доносится из кухни голос Лещенко.
Это он зря. В смысле, Лев Валерьянович. Нам сейчас таких песен не надо. Мы садимся на диван вполоборота друг к другу и молчим. Раджа стоит напротив Лиды, чуть опустив голову и не сводит с неё глаз. Она осунулась, выглядит злее, чем раньше и одновременно смиреннее. И красивее. Чем могу вам помочь? Что я могу для вас сделать? В голову лезут совершенно дурацкие фразы.
Ну как ты? наконец спрашиваю я.
Её глаза чуть сужаются, она немного поджимает губы, делает вдох и едва заметно напрягается, словно хочет подробно пояснить, как именно она себя чувствует и выдать всё, что думает о моей персоне. Но тут же берёт себя в руки.
Я не в претензии, тихо отвечает она. Я хотела тебя использовать для своих целей. И даже думала, что использую. Радовалась этому, торжествовала. Но оказалось, что это ты использовал меня. Во всех смыслах. Ну что же, мы стоим друг друга. Одного поля ягоды. А побеждает всегда сильнейший Разница лишь в том, что если бы победила я, тебе бы хуже не стало. А вот твоя победа изменила моё положение в худшую сторону.
Ну, это как сказать. Не могу полностью согласиться, что не стало бы. Не могу. И с тем, что мы одного поля ягоды, тоже соглашаться не желаю. Давай, говори уже, чего пришла, подруга дней моих суровых, голубка дряхлая моя.
Баранов меня зае она косится на дверь кухни, задрал уже. Он ведь мне житья не даст. Уже взыскание объявил, от всех дел нормальных отстранил, орёт как сумасшедший. Злой, как собака. Пару раз сегодня оплеухи прилетали Я понимаю, это не твоё дело и тебя не касается. И понимаю также, что ты решил идти до конца Хотя вот этого я как раз понять не могу. Зачем? Ведь я же тебе ничего плохого не делала. А хорошее делала.
Сейчас не понял, хмурюсь я. Про хорошее понял, а вот, что значит идти до конца, мне не ясно.
Она тоже хмурится и мы оба сидим хмурые и недовольные.
Не ожидала я от тебя практически шепчет она и качает головой.
Так. Давай, пожалуйста, поточнее объяснись, а то я мало, что понимаю из твоих слов.
Да чего тут понимать-то? Всё очень просто. Козёл ты, Егор. И, судя по всему, далеко пойдёшь с такими чудесными козлиными способностями.
То есть ты пришла ночью и неизвестно сколько стояла под дверью только для того, чтобы сказать, что я козёл? Странно, Лида, спокойно говорю я. Объясни, пожалуйста, что по-твоему значит идти до конца?
Не понимаешь? Это значит довести дело до суда. Понял теперь?
Так ведь и дела нет никакого, удивляюсь я.
Серьёзно? Скажи ещё, что и заявление не писал.
Вообще-то не писал. Когда бы я написать-то успел?
Ясно всё с тобой, говорит она, взмахивая рукой и вставая с дивана. Не нужно было к тебе приходить. Дерьмо ты, а не человек.
Да не писал я никакого заявления, глупость это.
Я тоже встаю и развожу руками:
Наверное, Баранов желает тебя в коленопреклонённой позиции зафиксировать, чтобы ты дёрнуться не могла. А он будет тебя вжик-вжик ну, это самое.
Чего?! тянет она с угрозой в голосе.
У Раджа, не сводящего с неё глаз, шерсть на холке становится дыбом и он начинает едва слышно рычать.
Да того! Тихо Радж! Просто никому не надо это дело заводить, сама что ли не просекаешь? Нужно с помощью компромата держать твоего майора в узде и ездить на нём. А он, соответственно, хочет в узде держать тебя и вымещать на тебе злобу и сексуальную неудовлетворённость.
А ну-ка! делает Лида шаг ко мне и сжимает кулаки.
Раджа глухо предостерегающе гавкает.
Да ладно, Лид, всё же просто. Уж ты-то сможешь его приструнить, я в тебя верю. Так что живи спокойно, ничего он с тобой не сделает. Уволиться не даст, орать будет, но ведь ты тоже имеешь на него компромат, насколько я понимаю. Да перестань ты, Раджа!