Калинич спокойно ответил:
Что же здесь объяснять? Тут все само собой разумеется. Такие и только такие ученые должны везде стоять у руля в любом уважающем себя НИИ или университете. Каждый должен заниматься своим: ученые наукой, администраторы управлением, ремесленники исполнением своих заданий. И каждый незаменим на своем месте. Тут не должно быть главных или второстепенных все вместе должны образовывать единый конгломерат, как в футбольной команде. Кто там важнее форвард, защитник или голкипер? Каждый выполняет возложенные на него функции. Если один из них не справляется, команда неизбежно будет проигрывать. А если, скажем, центр-форварда заставить исполнять обязанности защитника или вратаря, то он не будет ни тем, ни другим, и команда неизбежно проиграет. Тот же принцип работает и в науке. Эту точку зрения я уже не раз публично высказывал. Так что же, простите, нового Вы нам, Иван Лукьяныч, только что рассказали?
Бубрынёв ожидал такого ответа и был во всеоружии. Его жгучие, агрессивно черные люциферовские глаза сверкнули, словно две фотовспышки, и он темпераментно заговорил:
Нового ничего. Но если бы все всегда было так, как мы с вами думаем, то мы жили бы в идеальном обществе, что невозможно априори. Не будем говорить, почему пусть этим занимаются философы. Но поисковый отдел или секции в разных отделах это особ-статья. Тут или так, как мы с вами думаем, или вообще никак. Верно? И результаты при этом могут быть, а могут и не быть. Я имею в виду положительные, конечно же. Тут бабушка надвое сказала. Но чтобы они были, мы должны все организовать так, как я говорил, и как это ранее не раз публично высказывали Вы, Леонид Палыч.
Академик налил в свой фужер газированной воды и залпом осушил его. Чаплия курил, откинувшись на спинку мягкого кресла, не решаясь перебить шефа ни единым словом. Он был сосредоточен на ходе беседы, которую, как ему представлялось, академик вел исключительно мастерски. Роль наблюдателя его вполне устраивала, но Бубрынёв внезапно лишил его этого статуса прямым вопросом:
Сергей, как ты думаешь, нужно создавать поисковый отдел или поисковые секторы при каждом перспективном отделе?
Но у Чаплии ответ был готов заранее, поэтому он ответил незамедлительно:
Как заведующий отделом, я бы хотел иметь поисковый сектор внутри своего отдела. Но, мысля в масштабах института, мне кажется, что более рационально иметь общий поисковый отдел, внутри которого можно предусмотреть секторы по разным направлениям поиска. И возглавить этот отдел может только один из всех наших ученых это Леонид Палыч!
Вот! Вот! подхватил его предложение академик. Только Леонид Палыч! Иначе на эту должность непременно пробьется Галкоев, который использует это кресло на свой лад. И мы ничего не сможем сделать он применит всю свою энергию для достижения собственных меркантильных целей. И, чтобы ему хоть как-то противостоять, придется сосредоточиться только на борьбе с этим ну как бы его назвать, чтоб и не оскорбить заочно, и охарактеризовать как он того заслуживает Бубрынёв обратил взгляд на Калинича и завертел рукой, подыскивая нужное слово.
Карьеристом, подсказал Чаплия.
Вот-вот, карьеристом, закончил Бубрынёв, недовольный тем, что это сказал Чаплия, а не Леонид Палыч, как рассчитывал академик.
Калинич молча и хладнокровно посматривал поочередно то на Бубрынёва, то на Чаплию. Переглядываясь, они оба молчали в ожидании реакции Леонида Палыча. Но Калинич не реагировал никак. «Интересно, как они дальше повернут дело?» подумал он и посмотрел на часы, чтобы ускорить ход событий. И это сработало. Академик снова заговорил:
Так вот, Галкоев достойного результата не даст. Только атрибутику себе нарабатывать будет. Он поглотит всю нашу энергию, так как мы ничего больше не сможем делать, если будем ему противодействовать. Результат может дать только Леонид Палыч. Леонид Палыч, а что же Вы молчите?
Калинич смущенно улыбнулся и ответил только пожатием плеч. Он заметил, что под столом академик легонько толкнул Чаплию коленом, и тот незамедлительно вклинился в беседу:
Мое дело, конечно, сторона. Это компетенция Ивана Лукьяныча. Но мне кажется, что если организовывать поисковый отдел, то только под руководством Леонида Палыча. А если создавать сектор при нашем отделе, то тоже только на тех условиях, чтобы им руководил Леонид Палыч. Ни с кем другим я по этой части работать не хотел бы. Но тогда львиную долю всех денег, отпущенных на поиск, пришлось бы выделить для этого сектора.
Лично я мог бы принять оба варианта. Дело только за уважаемым Леонидом Палычем. Леонид Палыч, что Вы предпочли бы возглавить поисковый отдел или крупный поисковый сектор в своем родном отделе?
Калинич ответил без обиняков:
Я не хотел бы ни того, ни другого. Что лучше создавать отдел или секторы, вы уж решайте сами, как решали прежде. Меня устраивает и мое нынешнее положение. Я человек без особых претензий, привык довольствоваться малым. И мне уже давно безразлично, кто кем будет командовать, кто какие титулы получит и тому подобное. Дайте мне спокойно доработать до пенсии и больше ничего.
Что за позиция, Леонид Палыч? деланно удивился Бубрынёв. Вы же всегда были поборником разума, справедливости и целесообразности! Вы всегда выступали за энтузиазм, боролись против формализма и карьеризма в науке! Всегда, сколько я Вас помню, Вы искали себе достойного применения, горели в науке! И вот на вашей улице наступает наконец-то праздник, а Вы так пассивно его воспринимаете. Это непоследовательно с Вашей стороны. Не можете же Вы отказаться от долга ученого перед обществом!
От этих слов Калинич преисполнился отвращения и брезгливости и выпалил в лицо академику:
Уважаемый Иван Лукьяныч! Давайте сразу расставим все по местам, чтобы впредь никогда к этому не возвращаться. А то у нас с вами получается, как в той бесконечной сказке в стихах: «у попа была собака». Да, раньше я горел, искал приложения своим знаниям, опыту, умению вести научные исследования и изыскания. Горел, искал, но тщетно. Вот и сгорел дотла, притом давно уже, потому что не смог их найти. Всякие там галкоевы и им подобные рвали буквально все из рук, вышибали почву из-под ног! А моих данных, моего научного потенциала никто из начальства тогда не замечал. Галкоевы были нужнее, выгоднее. У них всегда и все было в ажуре. Наука как таковая никому не была нужна, все только и смотрели, где бы побольше урвать под видом этой самой науки. За всю свою трудовую жизнь я устал, вернее, надорвался от бесполезной борьбы. Она, как вы только что очень образно высказались, поглотила всю мою энергию. Ни должности, ни степени, ни звания, ни деньги для меня давно уже не престижны. Кстати, знания тоже. Всему свое время дорого яичко ко Дню Христову. От былого потенциала у меня сейчас, как поет исключительно мной уважаемый Саша Розенбаум, «остались только выправка да честь». Так вот, моя честь это единственное, за что я пока еще в состоянии бороться. На этом все, господа. Теперь вам, я надеюсь, моя позиция предельно ясна.
Калинич сделал попытку встать, но Иван Лукьяныч снова усадил его в кресло.
Да погодите вы, Леонид Палыч, не гневитесь, ради Бога. Не будьте упрямы, Христа ради, сказал он непринужденно. Разве можно так категорично разговаривать? Это не разговор, дорогой коллега. Вы возражайте, спорьте, выдвигайте свои конкретные требования, но не отвергайте все так огульно и категорично. Не по-мужски это! Вы спорьте, спорьте, Леонид Палыч! Можете матюкнуться в мой адрес, я не обижусь. По делу ведь. Мы же с вами жизненные вопросы решаем, а не в бирюльки играем. Речь не о нас с Вами, а об институте и о науке в нашем государстве! Давайте к этому вопросу подойдем философски. Обществу нужны всякие личности, галкоевы тоже. Такие могут быстро организовать необходимые структуры, что в определенное время исключительно ценно. Всякому овощу свое время. Ваше время настало именно сейчас!