Понял, докладываю. А сам думаю. Ну умные все-таки люди эти адмиралы!
Адмирал же от себя добавляет: «Выполнишь задание будет тебе орден лично из царских рук, и досрочная контр-адмиральская пенсия. Все понял?»
Так точно, отвечаю, товарищ адмирал! Все. Только как же я буду руководителем по фольклору, если я и слова-то такого не знаю?
Адмирал на меня смотрит этак заковыристо: «А и не надо. Ты, Миша, сам народ, и сам фольклор. Никакой профессор так его не знает и разъяснить не сможет, как ты безо всякой науки ведаешь. Для тебя и лес родной дом, и народ раскрытая книга. Вот и студентикам польза будет. Наберутся ума-разума. Теперь понятно?»
Понятно-то понятно, отвечаю, да только дюже неуловимый предмет получается. Ни имени у него, ни виду. Как бы не проглядеть.
Твоя правда, вздыхает адмирал. Сведений мало, но кое-что нам все же известно. По некоторым данным предмет с виду неказистый, размеров небольших, и особых примет не имеет. Так что повнимательнее. А как найдешь сам поймешь, врожденным народным чутьем. На это твое чутье, да на смекалку мы и рассчитываем. Ну, как? Готов потрудиться для своего царя и всех нас?
Готов! отвечаю. А сам не знаю, зачем и согласился; уж очень все гуттаперчево.
Ну, выпили мы еще по одной, за успех предприятия. Потом закрепили. Капитан не выдержал упал под стол. А мы с адмиралом выпили на брудершафт, и стали песни петь. Только вот что пели я и не помню.
Наутро, вздохнул медведь, не дав и опохмелиться, одели меня во все штатское, снабдили сухим пайком, вручили студентиков зеленых, и отправили.
И что же? спросил человек. Нашли?
Какой там, медведь махнул лапой. Тридцать лет и три года по деревням колесили, через поля да болота хаживали, за дремучие леса, быстрые реки забредали Я через то всех бабок наперечет знаю; частушки их да прибаутки до сих пор по ночам снятся. Коня не глядя одной лапой запрягу, другой подкую и оседлаю. А того, что искали, нет как нет.
Наверное, потому и мира во всем мире нет, тихо улыбнулся человек, кутаясь в плащ.
Потому и нет, согласился медведь. А может, и не было ничего, и не будет. Может, и вся наша экспедиция была одна видимость; денег отмыть, или еще чего. Сам понимаешь большая политика Да только нам-то что? Студенточки бедные, пока по лесам колесили, совсем одичали; за деревенских мужиков замуж повыскакивали. Студентики тоже кто женился, кто к другим экспедициям пристал, где барыш побольше, а кто и спился. Так и рассеялась наша группа. Поглотила ее народная стихия, как песок воду. Медведь горестно усмехнулся. Изучали фольклор, да сами стали фольклором.
А ты как же, Миша? спросил человек в плаще.
А что я? медведь пожал плечами. Когда все разбежались, я еще долго бродил. Сам. То ли искал чего, то ли себя убеждал, что ищу; все долг перед Родиной покоя не давал. А потом как-то утром проснулся, и понял. Медведь посмотрел на человека. Никому мы на хер не нужны. А раз так, то и мне никто. Плюнул я тогда на все, построил избушку, вот эту самую, и живу. Жильцов, вишь, взял все веселее.
И то хорошо, Миш, откликнулся человек.
Да, согласился медведь, хорошо. Вот хоть ворона взять. Он птица серьезная, рассудительная, и хозяйство на него оставить можно. К тому же, ранней юности моей товарищ. Козел другое дело: у того каждый день праздник. Вьется, вьется, что твой фитиль все молодым себя считает. Сколько раз парубки мяли ему бока за девок а не наука. Знай себе, окучивает. Зато веселый. Ну, и Марь Иванна. Работящая, покладистая, поет хорошо Видная баба, вот только одинокая. Кстати, медведь подмигнул человеку в плаще, глянешься ты ей.
Человек покраснел.
Да ну что ты, Миша мы просто приятели
Ну-ну, медведь вскинул бровь. Ты только смотри, приятель, не разбуди лихо. А то она тихая-тихая, что твой омут, но если раздразнить то уж держись.
Ну уж ты и скажешь окончательно смутился человек в плаще.
Ладно, ладно, хохотнул медведь. Молчу. И в знак того, что неловкая тема закрыта, протянул шкалик.
Луна стояла над домиком, оборотив к нему свои большие безразличные глаза.
Ишь, рот раскрыла, сказал про луну медведь, все смотрит, смотрит а чего смотрит непонятно.
Какое-то время приятели молчали. Только видно было, как вновь засветились огоньки сигарет.
Одного не пойму, Миша, сказал наконец человек в плаще задув спичку и положив ее наискось на перильца. Он уже подрагивал от холода. Почему ты мне все рассказал? Про задание-то? Ты ведь бумагу подписывал.
А что мне бумага? вздохнул медведь. Служба моя по всем статьям давно вышла. Прежний царь сменился, а нонешнему я не ответчик. Да и какой ответ, если не было ничего, да и быть не могло? Так, одна голая выдумка.
Медведь поглядел на человека в плаще и вдруг спохватился: «Однако, что же это получается? Сам тебя от холода спас, да сам же чуть холодом и не уморил, рассказывая! А ну живо в тепло! Сейчас еще по маленькой, и»
О-о-о-о, какие люди! раздался дребезжащий тенорок, и на крыльце появился козел.
Глазки его, сведенные к носу, были красны, борода всклочена, на левой щеке алел след от губной помады.
Вот так встреча! проблеял он. Доброй ночи, господа! А я смотрю никак, папироска светится? И вот, пожалуйста, это вы и есть. Однако, позвольте представить вам моих, а теперь уже и наших очаровательных спутниц! И, театрально отступив в сторону, сказал Дамы! Пр-рошу!
Из темноты на крыльцо поднялись три женщины.
Давеча, в разгар нашего с вами веселья, начал рассказывать козел, прохаживаясь рядом с ними, решил я по своему обыкновению совершить променад до соседней деревни. Привести, знаете ли, в порядок мысли и чувства. Так, совершенно случайно набрел я на один знакомый дом. А в нем что бы вы думали? Козел удивленно округлил глаза и развел копытца. Сидят рядком, в совершенном порядке три грации! нимфы! И какие только сокровища не скрываются в глубинах нашей милой провинции..?! Он прикрыл глаза и сам ответил неисчислимые! К тому же о счастье! Все трое согласились сопровождать меня до дома, чтобы принять участие в нашем дружеском, так сказать, застолье! Однако-ж, позвольте представить, и козел подбежал к высокой, статной женщине с разбитным лицом. Во-первых, хозяйка приютившего меня дома и моя давнишняя приятельница любезнейшая Фекла Ильинична. Прошу любить и жаловать.
Доброго вам здоровьица, улыбнулась первая женщина.
Далее, продолжал козел, случайно, как и я, заглянувшая на огонек ее подруга, милейшая Анисья.
Анисья молча кивнула и отвернулась.
И наконец, заключил козел, переходя к третьей женщине, дальняя родственница милейшей нашей Феклуш Феклы Ильиничны, приехавшая на днях погостить Козел замялся, в смущении уставив глаза в пол и шевеля губами.
Елизавета она, пришла на помощь Фекла. Родственница моя, из столицы.
Человек в плаще увидел устремленные на него большие темные глаза на чуть бледном, с тонкими чертами лице.
Крыльцо сдвинулось куда-то в сторону и исчезло. Исчезли и снег, и ночь. Остались только эти глаза, которые человек, казалось, знал когда-то, но так давно, что позабыл, хотя и забыв помнил.
Здравствуй, словно бы сказал кто-то, но только без слов.
Здравствуй, ответил человек в плаще, но тоже без слов, а как-то иначе; неизвестно как.
И вроде бы еще что сказать, но все уж и так сказано и понятно, не прибавить и не убавить, а что сказано неизвестно, да и не важно.
П-р-р-ошу всех в дом! задребезжал под ухом козлетон.
Незнакомка, глянув уже издали робко и будто растерянно, скрылась за широкой медвежьей спиной; гостей повели к столу.
***
Ну что же ты, рыцарь, шептала МарьИванна, касаясь своими пышными, жарко натопленными, мягкими губами его уха. Где твой пыл
Да что вы, уклонялся от губ человек в плаще. Я, право, никогда не отличался пылкостью, всегда был скромен
О, полно, меня не проведешь. Я вас, скромников, вдоль и поперек знаю!