Как думаешь, Тео, как долго я здесь пробуду? спрашиваю я своего друга, пока достаю из чемодана рубашки, нижнее белье и пижамы. У нас с Тео у каждого своя тумбочка и кровать. В комнате есть телевизор, размещенный на столе между двумя комодами, и игровые приставки Super Nintendo и Nintendo 64. На стенах висит несколько постеров. Интересно, получится ли у меня принести сюда свои любимые постеры из старой спальни?
Тео плюхается на кровать, наблюдая за тем, как я распаковываю вещи:
Как долго? Думаю, навсегда.
Навсегда?
Так сказала мама.
У меня защемило в груди. Навсегда.
Тетя Келли мне почти ничего не сказала. Она сказала лишь, что детали не имеют значения и единственное, что важно это то, что я в безопасности. Что со мной все будет хорошо.
Но навсегда это ведь очень долго. Интересно, почему она решила, что это не так важно.
Все стало очень запутанно со времен «Страшной Ночи». Так много незнакомых людей, так много вопросов, на которые я не знал, как отвечать. Тетя Келли сказала мне, что их называют социальными работниками и терапевтами и что они хорошие, поэтому помогут оставаться мне в безопасности.
На некоторое время я остался у тети Келли. Она сказала, что мы должны ждать чего-то под названием «Судебное заседание» оно скажет нам, что делать дальше. Я не ничего не понимал, но предположил, что это место, где мы с Тео иногда заседаем после игры в мяч.
У тети Келли отличный дом. Она живет прямо к границе со штатом Иллинойс, в маленьком таунхаусе в Висконсине. Ее кошку пришлось закрыть в прачечной, чтобы она снова меня не покусала, но каждый раз, когда я проходил мимо, та яростно на меня шипела. Я плохо спал, а большинство блюд было для меня слишком острыми, но тетя Келли была милой и хорошо ко мне относилась. Она насыпала мне полную руку Skittles каждый вечер перед сном, убирая все фиолетовые конфетки. Я не люблю фиолетовый. Тетя Келли сказала, что дантист может на нее рассердиться за это, но, по крайней мере, я буду засыпать «с чувством сладкого на душе».
Я сажусь на кровать, когда уложил в комод всю одежду. Какие-то вещи взяты из моего старого шкафа, а что-то новое от тети Келли. Я кладу старые вещи поверх новых, чтобы надевать их первыми.
Я обматываю вокруг пальца торчащую из покрывала нитку, как вдруг Тео бросает мне что-то. Это мягкая игрушка в виде бабочки.
Что это? удивляюсь я, сжимая ее в руках. Она мягкая и яркая, но выглядит как девчачья игрушка.
Бабушка разрешила мне выбрать игрушку для нового малыша, пожимает плечами Тео. Я сказал родителям, что назову ее Бабочка, так как родилась девочка, но это имя им не понравилось.
Почему?
Да не знаю. Они сказали, что детей в честь жуков не называют, но потом взяли и дали ей имя по названию месяца. Это тоже не очень-то похоже на имя для людей.
Размышляя над всем этим, я опускаю взгляд на розово-желтую игрушку в виде бабочки.
Она тебе нравится, Тео?
Он ложится головой на подушку и кладет руки под шею. А затем, вздыхая, говорит:
Да, она мне правда нравится. Даже больше, я ее люблю.
Больше, чем свои видеоигры?
Да, наверное, так же.
Мне вспоминается наш разговор возле подъездной дорожки у моего дома, рисуются в воображении образы грандиозных приключений и сражений. Мечи и оружие. Лабиринты и монстры.
А в центре всего этого маленькая принцесса.
Интересно, Тео все еще хочет представлять, что мы герои, как Марио и Луиджи? И как только я открываю рот, чтобы узнать у него, хочет ли он создать наше собственное великое совместное приключение с Джун в роли принцессы, он опережает меня, словно прочитав мысли.
Мы будем защищать ее: ты и я, говорит Тео, глядя на потолочные светящиеся в темноте стикеры с изображением галактики. Я Марио, а ты Луиджи. А Джун Принцесса Пич.
Ладно, говорю я ему.
Ты же все еще хочешь, да? Не забыл?
Я быстро качаю головой:
Я не забыл. Мы будем оберегать ее от всех плохих вещей в мире.
Когда я говорю это, то понимаю, что еще не знаю, как это сделать.
А потом в голову приходит мысль, что моя мама тоже не знала.
* * *
Я резко просыпаюсь, разбуженный громким плачем.
Я вскакиваю с постели, по лбу струятся капельки пота, грудь сжало от ужаса.
«Прости меня. Не спускайся вниз. Закрой уши».
Мое сердце колотится так, будто вот-вот вырвется из груди, и, когда этот плач раздается снова, я закрываю уши.
Сначала я не понимаю, где нахожусь. Воспоминания обрушиваются на меня, как лавина, и мне кажется, что я дома, иду по лестнице с Бабблзом, крепко прижимая его к себе для защиты. Мама сказала, что защитит меня, но ее здесь нет. И я не знаю, где она.
Так тихо. У меня учащается дыхание. Что-то не так, но я не понимаю что.
Мне страшно.
Я хочу к маме.
Видимо, я произношу это вслух, потому что Тео отвечает:
Все в порядке, Брант. Это всего лишь Джун. Он поднимается на кровати с другой стороны комнаты; зеленый ночник в виде динозавра, расположенный на нашей общей тумбочке, наполняет комнату тусклым неоновым светом. Она делает так каждую ночь. Не бойся.
Когда страх рассеивается, мое сердцебиение начинает понемногу успокаиваться. Я убираю руки от ушей и смотрю на друга сквозь темноту.
Мне кажется, ей грустно.
Ага. Мама говорит, что дети часто плачут, потому что им что-то нужно.
Интересно, что же ей нужно? Когда мне было страшно или грустно, я всегда тянулся к Бабблзу. С ним мне сразу становилось спокойнее.
Меня осеняет я откидываю одеяло и слезаю с кровати.
Я сейчас вернусь.
Ты куда?
Я хочу помочь Джун.
Я все еще не разобрался, нравится она мне или нет, но я должен ей помочь. Я не хочу, чтобы она грустила, как я. Оглядываю комнату, наполненную зеленым свечением, поднимаю мягкую игрушку-бабочку, торчащую из-под кровати, и на цыпочках пробираюсь в коридор. Детская малышки Джун находится прямо за углом, ее тихий плач ведет меня сквозь темноту. Когда я заглядываю внутрь, меня встречают брыкающиеся ножки и заплаканное личико.
Я сжимаю игрушку:
Привет, Джун. Я Брант.
Я говорю очень тихо, практически шепотом, и не думаю, что она меня слышит. Джун все еще дрыгает ножками, ручки сжаты в маленькие кулачки. Ее глаза зажмурены, рот широко открыт, но она не издает ни звука, а лишь крутит головой из стороны в сторону.
Сделав несколько шагов, я останавливаюсь у бортика возле ее кроватки и перебрасываю игрушку через перила. Бабочка приземляется рядом с ней на матрас, пугая ее настолько, что она распахивает глаза.
Я кое-что тебе принес, Джун. Надеюсь, тебе понравится.
Все мои усилия разбиваются вдребезги, когда Джун мгновенно начинает плакать.
О нет.
Ей не нравится игрушка.
Она ее ненавидит.
Она ненавидит ее так сильно, что становится краснее, чем шляпа Марио. Джун снова кривит личико; сначала она не издает ни звука, словно готовясь к кульминации, и, когда пронзительный вопль наконец вырывается наружу, я в ужасе отскакиваю от кроватки, потрясенный.
Вскоре в детскую вбегает мама Тео, на ходу запахивая халат. Волосы растрепаны, взгляд уставший. Она моргает несколько раз, когда замечает меня посреди комнаты, застывшего на коврике в форме слона.
Брант?
Решив, что у меня сейчас будут большие неприятности, я, заикаясь, бормочу:
П-простите, миссис Бейли. Я хотел, чтобы она не грустила, поэтому принес ей игрушку. Я-я не хотел злить ее еще больше.
Я громко тараторю, пытаясь перекричать надрывный плач. Мои щеки стали такими же пунцовыми, как и у Джун.
Мама Тео слегка мне улыбается и бросается к кроватке. Она берет на руки вопящую малышку и качает ее вверх-вниз. Вверх-вниз. Затем поглаживает ее по спине, гладит крошечную головку, поросшую темными пучками волос, и издает убаюкивающие звуки, от которых нам обоим становится легче.
В комнате воцаряется умиротворение. Материнская любовь.
Она усаживается с малышкой в кресло-качалку, нежно воркует ей на ушко. Когда ребенок затихает, мама Тео поднимает на меня взгляд. В этом взгляде не читается гнев. Он не похож на взгляд моего отца, когда мама что-то приготовила не так или забыла застелить постель. На ее лице появляется улыбка, и она говорит: