Он заставлял Марусю съедать пирожные до крошки. И очень радовался этому. А на вопрос, почему он сам не ест, Каха отвечал, что однажды на каком-то празднике объелся пирожными. И теперь не может на них смотреть
Я вспомнила, что в городке расклеены афиши: к празднику 8 Марта в концертном зале музучилища должны проходить праздничные концерты. Ждут музыкантов из Тбилиси.
Я обратилась к Кахе. Уже на следующий день он сообщил, что музучилище и местный концертный зал действительно готовятся к приему важных гостей, а на буфет отпущены какие-то таинственные фонды!
Но этого, твоего, птичьего, со сложным названием, никогда не было, Каха пожимал плечами и предлагал принести вместо печенья пирожные. Я отказалась. Нужен «Птифур»!
Но где же его взять?
И тут меня осенило: я вспомнила о рыжей Белле!
К бабушкиной приятельнице Белле Львовне, которую называли Рыжухой, надо было идти далеко, в посёлок, за три километра от военного городка и КПП. Он находился на границе с густыми лесными зарослями. Там жили вольнонаёмные.
Бабушка рассказывала, что когда-то ещё перед войной Белла была главным человеком в общепите Одессы.
О! с восторгом говорила бабушка, Не так-то просто быть кем-то в этом городе!
Беллу знали все, и не только потому, что она считалась большим начальником в посёлке: работала заведующей в большой столовой. И одновременно начальником маленькой гостиницы для приезжающих с проверкой высоких военных чинов.
Про «Рыжуху» болтали, что язык у неё похож на бритву, и лучше не попадаться. Но руки имеет такие, что другим и не снилось!
Так все руки имеют, удивлялась я.
Руки рукам рознь, не крюки, как у некоторых, а золотые. И руками этими Белла готовит так, что никому не угнаться. А в Одессе знают толк в еде, ты уж поверь, красочно описывала умения своей приятельницы бабушка.
Но тут в разговор страстно вклинивался дед. И я в сотый раз слушала рассказ, что именно в Одессе на концерте Шаляпина дед понял, что влюбился.
У меня даже температура поднялась до 38! Вот как я переживал Буквально заболел! Дед восторженно смотрел на меня, зорко примечая, разделяю я его восторг или нет.
В кого это ты влюбился? И как это может быть, чтоб от этого поднималась температура? я подыгрывала деду и преувеличенно удивлённо смотрела на него.
В бабушку твою влюбился! В кого же ещё? Других женщин рядом с ней нет, и быть не может!
Дед вставал в позу и начинал петь, подражая оперным певцам:
Среди миров, в мерцании светил,
Одной Звезды я повторяю имя
Не потому, чтоб я её любил,
А потому, что я томлюсь с другими.
Глаза его искрились, наполнялись влагой, голос набирал силу, наполнял всю комнату и гремел фанфарами:
И если мне сомненье тяжело,
Я у неё одной ищу ответа,
Не потому, что от неё светло,
А потому, что с ней не надо
Света-аааа-а! восторженно раскатывался дедов баритон.
Бабушка, шутя, закрывала уши.
Это Вертинский? спрашивала я, потому что дед очень любил этого артиста и часто слушал его чудесные песенки со старых поскрипывающих пластинок.
Пел Вертинский, соглашался дед, Но написал Иннокентий Анненский. И как замечательно написал.
Дед мечтательно прикрывал глаза, но спохватывался, что не до конца рассказал историю.
В Одессе на том концерте я понял, что и она, тут лукавый взгляд бросался в сторону бабушки, Влюбилась!
Так уж и понял? Бабушка насмешливо смотрела на деда, он смущался, но продолжал
с упоением рассказывать, что Одесса славилась огромным количеством кондитерских и кофеен.
Была там одна, дед хитро прищуривался, Помнишь?
Он любовно смотрел на бабушку:
Ну? Неужели забыла?
На углу Екатериненской и Ланжероновской? Как не помнить! Кофейня хорошая.
И название помнишь? хитро улыбался дед.
Помню, серьезно отвечала бабушка, «Фанкони»! Мы с тобой зашли туда, после концерта.
Дед мечтательно смотрел на бабушку, будто вспоминал её юную, красивую и влюблённую.
Кроме «Фанкони» была ещё одна хорошая кондитерская у Либермана, да? А модный ресторанчик братьев Крахмальниковых? Но «Фалькони»! Такая была одна. Правда, сладкая моя? журчал дедов голосок, Какие эклеры, а печенье! И чай необыкновенный!
Меня освещение поразило тогда, по какой-то, кажется, немецкой системе? добавляла бабушка, Нет, не помню, кто автор?
Да уж, освещение необычное, совершенно чудесное, соглашался дед.
Его сделали по системе Шукерта, добавлял он гордо, будто сам и был автором чуда.
Тогда говорили, что в Зимнем дворце в Санкт-Петербурге такое же, бабушка поворачивалась ко мне, И больше нигде такого не было. Только там и в кофейне «Фалькони».
Мы специально ходили смотреть.
Да! Удивил нас Шукерт тогда. Все сияет, блестит, переливается! Залы красивые, летняя веранда роскошная, глаза деда блестели. Он вздыхал и проворачивался к бабушке:
А помнишь, что ты сказала тогда? дед смотрел ей в глаза, но бабушка сразу переводила разговор на другое.
В той самой кондитерской «Фалькони» работала тогда Белла, смущённо добавляла бабушка.
Теперь Рыжуха возглавляла рабочую столовую в городке вольнонаёмных, которая по вечерам превращалась в кафе под гордым названием «Прибой» с танцами и с вокалистами из числа студентов местного музучилища, которые услаждали слух любителей небогатого на развлечения посёлка.
Белла Львовна наверняка знает, что за печенье такое «Птифур». Я решила во что бы то ни стало раздобыть рецепт таинственного лакомства.
В субботу после уроков я отправилась в поход. Обогнула КПП, нашла заветный лаз в заборе, как научил меня Сашка Дунаев. Он был искусно замаскирован мальчишками, чтобы не встречаться с пограничниками и не выпрашивать у них разрешения пройти через пропускной пункт на случай дружеской встречи с поселковой футбольной командой. Уже через час я стояла около большого дома Рыжухи.
Белла Львовна крупная, огненно рыжая женщина с красными щеками и могучими руками, усыпанными веснушками, очень удивилась моему внезапному появлению. Нет, конечно, не тому, что я пришла навестить её, а тому, что я появилась одна, без бабушки. Обычно мы приходили вдвоём.
Я ждала этих визитов. И вот почему. Пока бабушка разговаривала с Беллой, я тихонько пробиралась в кабинет её мужа и, затаив дыхание, рассматривала книги, стоявшие на полках до самого потолка. Нигде и никогда я не видела такого богатства и такого количества книг. Разве что в магазине «Кругозор» в центре городка. Да и то, если рассуждать здраво, даже в том огромном магазине навряд ли можно было сыскать такие же редкие книги, какие находились здесь, в кабинете у какого-то складского работника мужа Беллы.
Он приходил поздно. Мы редко с ним встречались. Но Белла разрешала мне взять в руки любую книгу. И я могла рассматривать и читать книги сколько угодно.
Белла Львовна умилялась, глядя на меня.
Нет, ви видели такое? Или ви мне будете рассказывать за эту босячку? Она читает книги так, будто в заднице у ней горят пионэрские костры! И дрожит за них, будто сидит на самоваре! Большое мне дело? Пусть читает, разве я против? Все жалуются на отсутствие денег, а на отсутствие ума никто. Так пусть гребёт полной ложкой!
Бабушка усердно кивала головой.
Каждая книга это фунт золота, не меньше, говорила Рыжуха.
Читаешь тут, её толстые рыжие руки указывали на письменный стол, где лежала раскрытая книга, А прибавляется тут, она показывала на голову.
И дальше таинственно сообщала, что продав всего три тома во-о-он из тех Белла кивала на верхнюю полку, где стояли роскошные большие книги с золотым обрезом и ещё несколько журналов дореволюционного издания они с мужем смогли купить кооперативную квартиру своему сыну в центре Киева, на Бессарбке.
Теперь этот балбес живет, как прынц! На Печерском спуске в самом центре Киева! И рынок рядом. Чтоб я так жила! В Одессе он, видите ли, не захотел остаться, Белла выглядела обиженной, Ну? Так вот что вам скажу: он и в Киеве еле-еле Поц!