«лучше бы ты геройски сдох на войне! вспомнил Егор Катин гнев. Принес бы семье пользу и гордость вместо того, чтобы изводить нас! Все хорошее о тебе мы сохранили бы в памяти, и не видели бы твоих отвратительных пьянок и всего этого кошмара! и уже не в силах сдерживать слезы, навзрыд кричала. Будь ты проклят, сука! Сгори в своем аду!»
После психолога чувство глубокой изоляции никуда не исчезло. Куда могли деться абсолютное одиночество, ощущения брошенности и ненужности, и то чувство, когда возвращаешься в пустой дом, который как заколдованный круг только усиливал чувство изолированности? Ведь именно в этих стенах созрела непоколебимая решимость прекратить это тяжкое существование и эти тяжелые страдания. Ведь продолжать жить означало, страдать. И тогда в голове Егора созрел этот план. Егор был убежден, у него все продумано.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Во взводе Сулима Джамалдаева Егор ощутил себя в плену. Причем в плену, в котором не вяжут руки, не суют в рот кляп, еще не режут, и пока не бросили в яму, и вроде пришел своими ногами, а будто не ногами пришел, а был контужен взрывом и очнулся уже здесь, приволоченный, в окружении привычных до ужаса бородачей в камуфляжах, зычной тарабарской речи и особого надзирателя Аллагова, без какихлибо, казалось, признаков на спасение и задачей во чтобы то ни стало выжить. Подобная задача напрашивалась сама собой, ее мозг диктовал безошибочно.
«Ебанный плен крутил в мозгу Егор, щурясь и озираясь по сторонам. и хуй ведь съебешься! успел он осмотреться. Ну, правда, не волокли же вроде как расстроился он, сам приковылял. Выходит, прав был Заур заключил Егор наконец, с великим умыслом здесь оказался. Умницакомбат, переиграл! с кривой усмешкой, взбешенно, цыкнул Егор слюной на пол сквозь оголенные зубы. Прихватил, можно сказать, за самые Фаберже, как истинный комитетчик!»
В чеченцах ненависти не было. Не проглядывалась. Они любовались на Егора точно на добычу, буднично, будто готовились на праздник совершить над ним Курбан и сытно поесть. Однако, ужинать ушли в столовую к местной тетке Жене, начальнице ополченской кухни. Егора с собой не позвали, да и Егор, слава богу, в проводнике не нуждался, благо знал, где локация тетки Жени с позывным «Впроголодь». Ее, столовую, шагая на запах, мог отыскать слепой, не то, что безногий. А что до проводникачеченца, теперь часто думал Бис над словами Зазиева: мало ли куда те могли проводить?
Ночью Егор толком не спал. Снились покойники с «Красного молота» из две тысячи первого, что лежали с тусклыми в серой пыли глазами вокруг коптившего в небо черной солярой БТРа. Весь сон был тусклым и серым без ярких впечатляющих оттенков. Одни образы были окрашены в сепию. Другие были совсем бесцветными. Проснувшись в час ночи, Егор решил, что выспался, но на деле, подумав вдруг, на секунду представив, что ктото дожидается нужной минуты его убить, следующие полчаса лежал неподвижно, прикрыв красные глаза и пристраивая свою тугоухость на оба уха к каждому едва различимому шороху. За время пока ждал из темноты убийцу дважды таился, когда скрипели койки на соседнем ряду. Первый раз, когда один всполошил руками, как будто тонул в ледяной воде и быстро ушел ко дну. Второй, когда другой, придушенный собственным храпом, закашлялся как умирающий туберкулезник и затих, Егору представилось, будто умер с брызгами алой крови на белой рубахе. Дальше мрак сделался гуще.
Разбуженный поутру автоматной трескотней стреляли в районе донецкого аэропорта Егор поднялся с чувством, словно ночью едва выжил, а осмыслив снившееся ясно осознал, что спал одурманенный надуманной тревогой.
Кто это? спросил Бис бородатого соседа, укрытого одеялом цыганских расцветок, тоже разбуженного стрельбой.
Абхаз, доун Нерв трепет Кировоградских хмуро сказал он.
И много их здесь?
Кого? спросила борода. Кировоградских шакалов?
Абхазов? уточнил Егор.
Кто их считал? Их, как китайцев, не сосчитать! обозлилась борода с глазами на цыганском одеяле, выпростав наружу еще и шерстяные руки. Абхаз с ротой сдерживает нациков от прорыва в город на территории аэропорта
Борода отвечал раздраженно, словно его разозлили еще ночью во сне, или только сейчас понял, что проспорил тому, с кем заключил пари не говорить с русским и проиграл.
Ты сколько здесь? спросил чеченец уже проигравши.
Три дня, признался Бис.
Вечером двадцать шестого мы попали в засаду в районе Донецкого аэропорта при отступлении расстреляли из гранатометов наш КАМАЗ с ранеными прямо в черте города, на Киевском проспекте где детская больничка. Тридцать пять «двухсотых», из них семеро из нашего взвода Командиры, как бараны, твердят, что это были диверсанты
Егор кивком согласился, чтобы не рвать монолог собеседника, решив:
«Так вот, наверное, причина, чего зубами все скрипят!»
Больница в пяти километрах от аэропорта. Не могли они зайти так далеко незамеченным, кругом наши посты! Такое могли натворить «опущенцы» из других батальонов расстрелять, короче, по ошибке Самый первый наш КАМАЗ подбили на улице Взлетной, в двух километрах от глиссадной невнятно говорил Борода с акцентом, будто с ложкой супа во рту, едва открывая.
Бис полежал некоторое время под одеялом, но спохватившись, что объяви внезапно «в ружье», а он не собран, не дожидаясь, поднялся. Борода следил за сборами Биса украдкой, часто моргал, как молодой хирург на комиссии столичной медикосоциальной экспертизы пять лет назад, пытаясь взглядом как дрожащей линейкой измерить длину культи, к которой Егор готовился приладить протез. А через минуту повернулся на другой бок, так и не дождавшись кульминации.
«Неужели прав был комбат» припомнил Егор обидные слова Ходаренка о негативной мотивации сослуживцев своим изуродованным видом.
Ты не бойся, слышишь! кивнул Бис Бороде с важной интонацией. С тобой такого не случиться!
Ты, Ванга что ли, сыч? бросил он брезгливо через плечо.
На утреннем построении Абулайсов вызвал к себе командиров взводов и доведя задачи, распустил.
Сулим, новенького отдай Зауру, вдогонку сказал он Джамалдаеву. Заур знает, куда
По кивку Сулима Егор вышел из строя и, обогнув его, направился за Исой, к тому времени стоявший в конце коридора. Аллагов проводил Биса острым взглядом. Егор, не шибко торопясь, успел по пути одарить Мусу безжалостным лицом в ответ, раздумывая себе по пути, как повести с Абулайсовым субординации как бы ни было и в то же время была, но довольно странная, не воинская, не обычная, представлялась, как при боярском дворе с холопами на Киевском княжестве. Но так обращаться с собой Егору не позволяла офицерская гордость, а в ответ человеческая скромность.
Иса, твердо сказал Егор, решив заговорить безо всяких реверансов, отправь на аэропорт Там, я полезнее буду
Абулайсов, наконец, разглядел одноногого в полной мере. Убить при встрече, как грозился, уже не хотел. Был, на удивление себе, сдержан.
Аэропорт не твое дело, сказал он, явно не настроенный обсуждать свое решение. Тебе другое дело есть Важное
И что важнее? не успокоился на этом Егор, не представляя серьезней задачи, чем военные действия. Какое дело?
Такое снова исчерпывающе ответил Абулайсов. С комерсов налоговый сбор собрать в казну Республики.
Это зачем? удивился Бис. Это важнее того, что происходит в аэропорту? удивился он уже возмущенно. Налоговый сбор?! не мог взять в толк Егор. Это такая форма рэкета?!
Какого рэкета, а?! Ты глупый, что ли?! Госструктуры не работают, знаешь? Пенсионный, налоговая Киев заблокировал Донбасс, видишь, да? Республике денег надо? Ополчению на оборону надо? загнул Абулайсов кривой палец. Зарплату платить надо? загнул еще два. Продукты да? Помидоры, макароны, вода?! В бюджете денег на войну нету!