В Сашкином желудке провалилось дно. Он пошатнулся и приземлился обратно на табуретку.
И ч-что делать? Он едва выговаривал слова.
Нагавкина продолжила движение по кухне. Раз, два, три, четыре, пять. Разворот.
Нужно прийти к ней с результатом. С позитивным результатом. Вы, Александр, должны принести в зубах хотя бы какие-то ответы и хотя бы какие-то доступные решения. И не просто скручивать Ксению и набрасывать на нее плащ, Нагавкина насмешливо покосилась на Сашку, а рассказать, что именно и как мы собираемся делать с карточками.
А что с ними делать-то?!
Раз, два, три, четыре, пять. Нагавкина остановилась.
С ЭВМ дело имели?
Сашка потупился.
Ничего древнее компакт-диска в руках не держали? Она продолжила шагать. У меня на глазах несколько поколений этих ЭВМ сменились. Поколений буквально! Последняя такая махина как раз у Кульчицкого в Пулково стояла. Уже нормальные компьютеры появились, оборудование в корпусах сменили, а он за своего монстра держался. Мне, говорил, надо. Из ностальгических соображений. В восемьдесят втором их выпуск совсем прекратили, но, как видишь, закодировать что-то Бенцион Владимирович успел. Может, там его хреновина до сих пор и стоит.
Сашка вспомнил, что не давало ему покоя.
Зачем перфокарты? Почему он не мог передать Ксене информацию другим образом? Диск, в конце концов эти, как там, дискеты? Бумажку, может, от руки написать? Он же надеялся, что она рано или поздно приедет в эту квартиру и найдет его послание. Зачем такие сложности?
Нагавкина резко остановилась и повернулась к Сашке.
Во-первых, на некоторые носители можно повлиять, скажем так, с расстояния. Дистанционно. Доступно?
Сашка только поднял на нее покрасневшие глаза. Майор вздохнула.
Повлиять буквально. Электромагнитным импульсом. Она сделала рукой такой жест, будто во что-то целилась. Бах и стерли данные. Даже в квартиру заходить не надо.
Сашка присвистнул.
А ты думал. В век развитых технологий живем, она поморщилась, ну так, недоразвитых, конечно, но на это силенок хватило бы. Во-вторых, перфокарты ему было проще вынести из Пулково. За ним знаешь как там следили? Диск или флешку он бы не вынес. А перфокартами у них там все шкафы завалены с советских времен используют как закладки. Вот и таскал по одной, видимо. В книгах, журналах. В-третьих и в-главных. Информацию с перфокарт ты не прочитаешь абы как и абы где, и Кульчицкий наверняка это понимал, когда оставлял их внучке. Нагавкина наставила на Сашку палец-пистолет: И твое дело теперь выяснить, как и где. Доступно?
Сашка свернул на Лиговский проспект.
За время прогулки по кладбищу и по полутемным улицам он снова прогнал в голове тот ночной разговор.
С тех пор прошло три недели. Три пустых недели. Нагавкина оставила ему визитку, чтобы он звонил в случае чего. Сашка учился, гулял, ел, читал. Еда казалось пластиковой, прочитанные книги тоже, про учебу и говорить не приходилось. Он то и дело порывался позвонить Ксене, представлял ее отстраненный голос, и у него начинало свербить в носу от раздражения. Он успокаивался, снова брал в руки телефонную трубку и снова клал ее на место, не представляя, с чего начнет разговор.
Сашка пересек сквер и направился к дому. Прогулка по кладбищу все-таки возымела свое действие: он наполнился решимостью. Нужно действовать.
Конышев и Образов физики, которые знали деда и отца Ксени, теперь работают на кафедре медвуза. Что ж, можно начать хотя бы с них.
Сашка захлопнул за собой тяжелую дверь за минуту до начала комендантского часа и понесся вверх, перепрыгивая через ступеньки.
Глава 3
Кирпич
Санкт-Петербург, январь 2005 года
«Я есть жизнь, которая хочет жить среди жизни, которая хочет жить, прочитала Ксеня. Главный принцип биоэтики, так называемый принцип Благоговения перед жизнью, основанный на формуле А. Швейцера». Она закрыла учебник и уставилась в окно.
Уже рассвело, автобус плелся в пробке по Большой Пушкарской улице. Ксеня ехала ко второй паре староста с утра сообщил о том, что преподавательницы латыни не будет.
«Жизнь, которая хочет жить среди жизни, которая хочет жить», повторила про себя Ксеня и провела пальцем по запотевшему стеклу. Автобус подъехал к очередной остановке, и темные силуэты снаружи приготовились атаковать входные двери. И это тоже жизнь, которая хочет жить среди жизни.
Со второго семестра к учебному расписанию добавились биоэтика, гистология, информатика и некие «математические основы доказательной медицины», лекция по которым пока дважды переносилась из-за болезни преподавателя. Ксеня боялась этих «основ», потому что подозревала, что это будет что-то вроде статистики предмета, внушавшего ей ужас. Скручивающий нутро ужас, без всякого благоговения или уважения. Числа, данные, насекомый шелест страниц, точные расчеты и ряды безжалостных цифр вот что такое эти «основы». Ну их.
Биоэтика Ксеню тоже раздражала, но она пока не понимала, чем именно. Она провела пальцем по треснувшей глянцевой обложке учебника. Как бы автор ни старался использовать сухие казенные слова во вступлении, он не сдержал восторженной нежности, почти сюсюкания, говоря о жизни.
Автобус мягко напрягся и тронулся с места. Жизнь заполнила свободные места, кто-то бубнил в телефонную трубку, на другом конце автобуса плакал ребенок. Ксенин взгляд скользнул за окно, где промелькнули сквер, памятник, дом. В каждом доме окна квартир, где живут люди. Жизнь среди жизни. Что царапает ее изнутри, откуда тревожное ощущение, будто она забыла что-то важное? Ксеня снова уставилась в учебник.
«Сократ считал, что никто не делает зла по своей воле».
Далее следовали принципы деонтологии. Деонтология, от греческого deon, «должен», это и есть медицинская этика, изучающая нормы морали и нравственности, нормы взаимоотношения врача и пациента. Врач должен пациент должен
Ксене не нравилось слово «должен», когда речь заходила об отношениях людей. Сформулированные мертвыми греками нормы преподносились как единственно верные, но что, если мертвый грек или автор учебника ошибается? Как нащупать нормы в отношениях не только с пациентами, но и с остальными людьми вокруг? По каждому спорному вопросу лезть за подсказкой к грекам?
Ксенин взгляд зацепился за фразу «по благословению Святейшего Патриарха Алексия II при Московской патриархии был создан Церковно-общественный совет по биомедицинской этике». Ну конечно, без церкви никуда.
Ксеня вздохнула и затолкала учебник в сумку. Скоро выходить. Через проход стоял тощий мужичок в грязной рубашке и брюках с расстегнутой ширинкой. От него разило перегаром, он, казалось, прислонился к окну, чтобы тонкая шея не надломилась под тяжестью несоразмерно большой головы. Глаза смотрели бессмысленно, рот был раззявлен в кривой ухмылке.
Ксеня брезгливо отвернулась. Если бы взгляд можно было протереть влажной салфеткой, испачкавшись, она бы сейчас сделала это с удовольствием. Очевидно, что никакие правила этики, что бы там ни формулировали мертвые греки или попы с золотыми крестами на груди, не распространяются на подобных существ. Жизнь, конечно, хочет жить среди жизни, но должна же быть разумная граница, определяющая само понятие живого?
Мягкий голос объявил следующую остановку. Ксеня прижала сумку к груди и стала осторожно протискиваться между людьми. Ей пришлось пройти рядом с большеголовым мужичком, и она задержала дыхание.
Ксеня постаралась выкинуть мысли о греках, патриархах и деонтологии из головы и сосредоточиться на по-настоящему важных вещах.
По-настоящему важным был «кирпич».