Однако, приехав под Нарву, барон неохотно занимался своим делом. Галларта всё раздражало: и пушек у русских мало, и кони тощи, и солдаты плохо обучены. Ходил Галларт всем недовольный и только злил Петра.
Несколько раз царь приглашал иностранного генерала пройтись вокруг крепости, осмотреть самому шведские укрепления, но Галларт всё отказывался.
Тогда Пётр взял лист бумаги, карандаш и пошёл сам.
Шведы увидели царя, стали стрелять. Ударяются рядом с Петром шведские пули, а он ходит, чертит что-то на бумаге, делает вид, что ничего не замечает. Стыдно стало Галларту. Нехотя пошёл догонять Петра.
Однако Пётр ходит у самой крепости, а подойти к крепости Галларт боится. Остановился барон в безопасном месте, кричит:
Ваше величество!
Хочет Галларт, чтобы царь обратил на него внимание, машет Петру рукой.
Пётр молчит.
Ваше величество! ещё громче кричит Галларт.
И вновь никакого ответа.
Понял Галларт, что Пётр нарочно не отзывается: ждёт, когда барон подойдёт ближе. Набрался генерал храбрости, сделал несколько шагов вперёд. А в это время грянула с крепостной стены шведская пушка, просвистала в осеннем воздухе неприятельская бомба, шлёпнулась в лужу недалеко от Галларта. Бросился барон на землю ни жив ни мёртв. Лежит ждёт, когда бомба разорвётся.
Однако бомба не разорвалась. Приоткрыл тогда Галларт глаза, приподнял голову, смотрит рядом стоит Пётр. Улыбается Пётр, подаёт генерал-инженеру руку.
Покраснел Галларт, поднялся с грязной земли, говорит царю:
Ваше величество, да царское ли это дело под пулями ходить!
Царское не царское, отвечает Пётр, а приходится. Видать, помощники у меня плохи. Не те помощники. А дело оно военное. Тут кто трусит ступай в обоз.
Смутился генерал Галларт, обиделся на царя, поднял с земли свою шляпу и пошёл к русскому лагерю.
А Пётр посмотрел ему вслед и только головой покачал.
«Государь! Дозволь молвить»
Зима. Мороз. Ветер.
По завьюженной дороге несётся резной возок. Подбрасывает седока на ухабах.
Разлетается из-под лошадиных копыт белыми лепёшками снег.
Пётр мчится в Тулу, едет на оружейный завод к Никите Демидову.
Демидова Пётр знал давно, ещё с той поры, когда Никита был простым кузнецом. Бывало, приведут дела Петра в Тулу, зайдёт он к Демидову, скажет: «Поучи-ка, Демидыч, железному ремеслу».
Наденет Никита фартук, вытащит клещами из горна кусок раскалённого железа. Стучит Демидов по железу молотком, указывает Петру, куда бить. У Петра в руках молот. Развернётся Пётр, по указанному месту бух! Только искры летят в стороны.
Так его, так! приговаривает Демидов.
А чуть царь оплошает, закричит Никита:
У-у, косорукий!
Потом уже скажет:
Ты, государь, не гневайся. Ремесло оно крик любит. Тут без крику что без рук.
Ладно уж, ответит Пётр.
И вот царь опять в Туле.
«Неспроста, думает Демидов. Ой неспроста царь пожаловал».
Так и есть.
Никита Демидович, говорит Пётр, про Нарву слыхал?
Не знает, что и сказать Демидов. Скажешь ещё не так только прогневаешь царя. А как же про Нарву не слыхать, когда все кругом шепчутся: мол, наломали нашему шведы бока.
Молчит Демидов, соображает, что бы ответить.
Да ты не хитри, говорит Пётр.
Слыхал, произносит Демидов.
Вот так-то, отвечает Пётр. Пушки нужны, Демидыч. Понимаешь, пушки.
Как же не понять, государь.
Да ведь много пушек надобно, говорит Пётр.
Понятно, Пётр Алексеевич. Только заводы-то наши, тульские, хилы. Железа нет. Леса нет. Слёзы, а не заводы.
Пётр и Демидов молчат. Пётр сидит на резной лавке, смотрит в окно на заводской двор. Там в рваных армяках и стоптанных лаптях двое мужиков тащат осиновое бревно.
Вот оно, наше тульское раздолье, говорит Демидов. По брёвнышку, по брёвнышку, как нищие, побираемся. А потом наклонился к Петру и заговорил тихо, вкрадчиво: Государь, дозволь молвить.
Пётр встрепенулся, посмотрел на Демидова, произнёс:
Сказывай.
Тут ездили мои людишки, проговорил Демидов, на Урал. И я, государь, ездил. Вот где желе́за! А леса, леса-то что тебе море-океан, конца-краю не видно. Вот где, государь, заводы ставить. Оно сразу тебе и пушки, и бомбы, и ружья, и всякая другая надобность.
Урал, говоришь? переспросил Пётр.
Он самый, отвечает Демидов.
Слыхал про Урал, да ведь далеко, Демидыч, на краю земли. Пока заводы построишь, ого-го сколько времени пройдёт!
Ничего, государь, ничего, убеждённо заговорил Демидов. Дороги проложим, реки есть. Что там даль желание было бы. А что долго, так, чай, не один день живём. Глядишь, годка через два и уральский чугун, и уральские пушки всё будет.
Смотрит Пётр на Демидова, понимает, что у Никиты думка давно об Урале. Не сводит глаз и Демидов с Петра, ждёт царского слова.
Ладно, Никита Демидович, наконец произносит Пётр, быть по-твоему. Отпишу указ, поедешь на Урал. Получишь денег из казны, людишек получишь и с Богом. Да смотри у меня! Знай: нет сейчас в государстве иных дел, чтоб важнее горнорудных были. Памятуй. Подведёшь не пожалею.
Через месяц, забрав лучших рудокопных и оружейных мастеров, Демидов уехал на Урал.
А Пётр за это время успел послать людей и в Брянск, и в Липецк, и в другие города. Во многих местах на Руси Пётр наказал добывать железо и строить заводы.
Колокола
Данилыч, вскоре после Нарвы сказал Пётр Меншикову, с церквей колокола снимать будем.
У Меншикова от удивления глаза на лоб.
Что уставился? крикнул на него Пётр. Медь нужна, чугун надобен, колокола на пушки лить будем. На пушки, понял?
Правильно, государь, правильно, стал поддакивать Меншиков, а сам понять не может, шутит царь или говорит правду.
Петр не шутил. Вскоре по разным местам разъехались солдаты выполнять царский приказ.
Прибыли солдаты и в большое село Лопасню, в Успенский собор. Приехали солдаты в село к темноте, въезжали под вечерний звон. Гудели в зимнем воздухе колокола, переливались разными голосами. Сосчитал по пальцам сержант колокола восемь.
Пока солдаты распрягали прозябших коней, сержант пошёл в дом к настоятелю. Узнав, в чём дело, настоятель насупился, сморщил лоб. Однако встретил солдат приветливо, заговорил:
Захаживай, служивый, захаживай, зови своих солдатушек. Чай, замаялись в пути, продрогли.
Солдаты входили в дом осторожно, долго очищали снег с валенок, крестились. Настоятель солдат накормил, принёс вина.
Пейте, служивые, ешьте, приговаривает.
Охмелели солдаты, уснули. А утром вышел сержант на улицу, посмотрел на звонницу, а там всего один колокол и болтается.
Кинулся сержант к настоятелю.
Где колокола? закричал. Куда колокола девали?
А настоятель руками разводит и говорит:
Приход у нас бедный, всего и есть один колокол на весь приход.
Как один? возмутился сержант. Вчера сам видел восемь штук, да и перезвон слышал.
Что ты, служивый, что ты! Настоятель замахал руками. Что ты выдумал! Это разве с пьяных глаз тебе показалось.