Как думаешь, если Кертин узнает, что с нами бросится на выручку? спросил я.
Бросится-то он бросится, только отсюда выцарапать будет непросто. Особенно, если всех жмуриков на нас повесят. Сколько народа под завалами погибло? Человек сорок, а то и больше? Ну и стражу мы изрядно потрепали.
Ничего себе новости! Нас что, могут обвинить нас в убийстве? я вспомнил заколотого стражника и сразу прикусил язык. Один точно был на моей совести.
Нет, тут на помилование надеяться не стоит.
Городской магистрат пойдёт на это с превеликим удовольствием, чтобы замять дело. Лучше на нас всё свалить, чем признаться, что в городе орудовали колдуны. Тогда тут такие разборки начнутся небо с овчинку покажется! разъяснил политику партии и правительства Ларт.
А если мы всем расскажем? наивно ляпнул я. Сообщим, как всё было на самом деле. Так сказать, доведём до широкой общественности.
Размечтался. Тебе и слова сказать не дадут! расхохотался Ларт. Я вообще удивлён, что нас сразу на виселицу не отправили. Видимо, не все концы зачистить удалось, вот и осторожничают, чтобы потом перед отцами инквизиторами впросак не попасть.
То есть, шансы у нас есть?
Может, есть, а может, наши с тобой верёвки уже намыливают. Не больше твоего знаю.
На какое-то время мы замолчали. Ларт думал о чём-то своём, я тоже погрузился в размышления. Ужасно не хотелось верить в то, что нас ждёт жестокий и несправедливый суд с вполне определённым и категоричным приговором. Ларт что-то говорил насчёт виселицы. Ну это потому, что мы не благородные. Дворянам принято рубить головы. Интересно, гильотину здесь изобрели или всё больше топорами машут?
Нет, определённо мысли текут в неправильном направлении. Тут бы о душе подумать, а я техническим прогрессом озаботился. Мне по статусу вполне верёвки и мыла хватит.
Руки ноги затекли неимоверно, чтобы хоть как-то ослабить неприятные ощущения, я принялся извиваться ужом. Облегчения не последовало.
Сложно сказать, сколько мы тут проторчали. Может час, может два Время вдруг потеряло смысл и размеренность.
Глава 5
И всё-таки о нас вспомнили. Произошло это раньше, чем я успел впасть в депрессию. Что там говорили о стадиях признания? Мне до глубочайшей депрессии оставалось всего ничего.
Дверь в темницу со скрипом отворилась. Вошли стражники. Ну хоть что-то, пошла движуха, которая внесёт ясность в дальнейшей нашей судьбе. Вдруг всё не так беспросветно, как считает Ларт? Люди во всём разобрались, сделали соответствующие оргвыводы. А то, глядишь, экипаж машины боевой, то есть нашего славного бронепоезда дал о себе знать, наведя жерла орудий на городские стены. Тоже неплохой аргумент в споре.
Тяжёлый сапог впечатался мне в бочину. Я зашипел от боли. Нет, кажись, с выводами я поспешил: парни, что пришли за нами настроены недружелюбно.
Рядом застонал Ларт: ему тоже досталось от хмурого стража порядка. На ком ещё выместить злость, как не на беззащитном пленнике? Вот и местные бодигарды считали аналогичным образом.
Что, скоты обгадились? зарычали над моих ухом. Ничего, скоро вас сушиться повесят. Будете знать, как полагается себя вести приличным людям.
Дяденька, мы больше не будем, отшутился я. Отпустите нас пожалуйста.
Охранники посмотрели на меня как на придурка.
Отвесь ему леща да покрепче, велел их старший.
Затрещина, которую я получил от хмурого законника, едва не оторвала мне голову. Да уж Не оценили тут мой юмор по достоинству.
И почему же меня на него пробило? Да сам не знаю. Скорее всего, от нервов. Мозг категорически отказывается принимать уготованные реалии, отгоняет прочь страшные мысли. Иначе запросто крыша поедет.
С нас сняли путы и без намёка на деликатность (толчками и пинками) погнали на выход. Я снова испугался, что Ларт не ошибся в сделанном им прогнозе городские главы вздёрнут нас, чтобы замести следы. Списать преступление на чужаков проще простого, пусть оно заключалось в массовом убийстве и разрушениях.
Тут уж меня накрыло по-настоящему. И без того непослушные ноги вмиг сделались ватными, в горле пересохло.
Ларт выглядел не лучше моего. Весь вид его свидетельствовал, что мужик прощается с жизнью, правда, делает это достойно: не барахтаясь в ногах, не вымаливая себе прощения. У чувака поистине железная сила воли.
Глядя на него, мне тоже хотелось быть таким же. Умирать так достойно! Пусть это и произойдёт не в домашней постели, а в каком-то вонючем городишке неведомого мне мира.
Виселицы мы видели по дороге сюда. Неужели сразу поволокут к ним? А как же насчёт последнего желания? Блин, чего бы попросить? Вариант с изучением какого-нибудь редкого местного диалекта не проканает.
Но наш путь пролегал не к виселицам, стоявшим в тюремном дворе, нас вели по долгому гулкому коридору и, наконец, впихнули в комнату, где за столом, накрытым пурпурным бархатом, восседал комитет по встрече три жиртреса, будто сошедшие со страниц знаменитой сказки Юрия Олеши.
Да здравствует советский суд, самый гуманный суд в мире! Не, эти толстяки впечатления великих гуманистов не производили. Не удивлюсь, если завтракали человечиной и запивали её кровью.
Вот, приказали доставить тех, кто «весёлый дом» разгромил, отчитался старший стражник.
Здрасьте, сказал я, однако мне не ответили.
Оказывается, здесь работают невежливые люди. Могли бы для приличия кивнуть благосклонно. Им пустяк, а мне приятно.
Наше появление фурора не произвело. Тут явно работали методом конвейера.
Сесть нам не предложили. Очевидно, каждый из троицы считал себя знатной персоной и не мог терпеть, чтобы простолюдины вроде нас с Лартом сидели в их присутствии.
Хорошо, мы не гордые, постоим, хотя ноги отваливаются, если не сказать сильнее.
Я снова загнал страх в глубину души. Главное, не поддаваться панике. Приговор не оглашали, вдруг обойдётся? Пусть вероятность микроскопическая, но я буду цепляться за неё до конца.
Сбоку от толстяков за отдельным столиком сутулился тощий мужичок в огромных очках и чёрной накидке. Судя по письменным приборам и чернильнице перед ним кто-то вроде секретаря. Он откровенно зевал, отгоняя толстых ленивых мух кончиком пера.
Мы для него были не более интересны, чем эти самые мухи.
Что ж, здравствуй, машина правопорядка. С каким скрипом ты тут работаешь? Какое дело шьёшь нам, прокурор? Есть ли у тебя хоть капля того, что у других называется совестью?
Я мог бы задавать сотни риторических вопросов, не ожидая ответов на них. Широкие скучные рожи трёх толстяков служили лучшей лакмусовой бумажкой происходящего.
Назовите ваши имена! громогласно потребовал жиртрес, сидевший в центре.
Видимо, он был тут самой главной шишкой.
Мы представились. Секретарь заскрипел пером, что-то выводя в толстой тетрадке.
Значит, вы наёмники, констатировал главный.
Мне не понравилось довольство, сквозившее в его голосе. Нас явно списывали со счетов.
Наёмники, подтвердил за обоих Ларт.
Какие причины привели вас в славный город Буркхельм? задал вопрос другой толстяк.
До этого он долго чесался подмышкой, а тут вдруг изъявил желание проявить любопытство.
Трое наших не вернулись из увольнения. Мы отправились на их поиски, лаконично пояснил Ларт.
Вдвоём? осторожно спросил главный толстяк.
Никак нет. Нас было пятеро.
Где остальные? испуганно поинтересовался третий толстяк, бывший по левую руку от своего начальника.
Его поросячьи глазки, заплывшие жиром, захлопали.
Ага, выходит о наших приключениях они в курсе.
Погибли, коротко бросил Ларт.
Жиртресы облегчённо вздохнули. Их весьма радовала смерть наших товарищей, или я ничего не понимаю в этой жизни.