Когда возвращаюсь к себе, застаю Князева стоящим в центре моей гардеробной, и, кажется, сердце в пятки от страха уходит.
Это что? Миша переводит взгляд с чемодана на меня.
Я решила, что поживу у мамы пару дней. С Марком.
Мой ребенок будет жить со мной под одной крышей.
Мы едем в гости.
Твой отец через час пришлет вас обратно.
Его нет в городе, бравирую последним аргументом.
Забыл, Князев ухмыляется, а потом просто берет и вытряхивает все вещи из моего чемодана на пол.
Задыхаюсь от возмущения.
В ужасе смотрю на происходящее и понимаю, что никогда раньше не устраивала подобного. Никогда за себя не боролась, а Князев никогда не показывал характер. Никогда не творил всего, что делает сейчас.
Хватит! ору на него и срываюсь с места. Подлетаю к мужу и тычу пальцем ему в грудь. Хватит надо мной издеваться. Что я тебе сделала? Что плохого я тебе сделала, Миша? Разве я заслуживаю всего этого? Семь лет. Я семь лет играю роль примерной жены. Прячусь от всех, никогда не ставлю под сомнение твой авторитет. Ни одна моя подруга даже не догадывается, какая у нас на самом деле «счастливая семья». Не знает ни про одну интрижку. Сколько еще мне придется так жить?
Вцепляюсь пальцами в ткань Мишиного свитера и ору. В доме хорошая шумоизоляция, поэтому Марк не услышит. А я устала. Устала молчать. Устала притворяться. Устала так жить!
Успокойся.
А я не хочу успокаиваться. Не хочу и не буду. Я семь лет молчу.
Молчишь? Миша как-то отчаянно смеется мне в лицо. Я семь лет слушаю о том, как ты несчастна! орет на меня в ответ. Семь долбаных лет живу с призраком твоего утырка.
Чувствую бегущие по щекам слезы. Как он смеет? Как он только смеет опошлять своими словами все, что было мне дорого?
Не трогай Влада, луплю Князева по груди, плечам, не разбирая, куда бью. Он, в отличие от тебя, мужчина.
Мужчина?
Миша отдирает меня от себя, крепко сжимая запястья. Встряхивает, а потом прижимает к стене. Нависает сверху.
Он взбешен. Настолько, что я понятия не имею, чего от него ждать.
Он продал тебя за пятьдесят штук. Твоя цена пятьдесят тонн зелени, шипит мне в лицо. Никто его не принуждал и не угрожал. Он сам свалил, прикарманив бабло. Поняла? опять встряхивает.
В голове звенит. Что он только что сказал? Влад меня продал? Смешно.
Мог бы придумать что-то более правдоподобное. Улыбаюсь и качаю головой, смотря мужу прямо в глаза, потому что это абсурд. Кем нужно быть, чтобы сказать такое?
Знаешь, почему я на тебе женился?
Знаю. Потому что это ты хотел денег! Ты, а не Влад. Потому что ты объединил бизнес с моим отцом и
Дура!
Миша разжимает пальцы и делает шаг назад.
Если ты решишь забрать моего ребенка, я тебя из-под земли достану и притащу обратно. Поняла меня?
Пошел к черту. Пошел вон. Убирайся, убирайся!
Ты меня услышала? Услышала, я спрашиваю?
Ненавижу, хватаю с полки коробку с часами и запускаю ее в Князева. Убирайся и свои идиотские подарки забирай. Мне ничего от тебя не надо. Ничего. Все забирай, выдвигаю отсек и смахиваю все украшения, что он мне дарил, на пол.
Мама? Папа? Вы чего?
Издаю какой-то нечеловеческий звук. То ли всхлипываю, то ли визжу. Рука так и остается висеть в воздухе, а тело простреливает высоковольтным ударом тока.
Поворачиваю голову и смотрю на сына. Он стоит на пороге гардеробной, держит в руках игрушечный вертолет и смотрит на нас огромными растерянными глазами.
Это потому, что я упал? Я больше так не буду. Правда-правда.
В сердце вонзается игла.
Глава 8
Марк, Миша улыбается и подхватывает сына на руки, нет, конечно, мягко смеется, гораздо быстрее начиная контролировать ситуацию, в отличие от меня. У мамы полочки в шкафу сломались. Все упало, видишь, какой бардак?
Марк кивает, рассматривая валяющиеся на полу вещи.
Всхлипываю и отворачиваюсь, зажимая рот ладонью. Быстро-быстро растираю щеки, чтобы стереть слезы и хоть немного прийти в себя. Натянуть улыбку. Кривую, неестественную
Мама
Что, мой хороший? поворачиваюсь и подхожу к сыну, который сидит на руках у своего отца.
Ты плачешь?
Нет, ты чего? Нет, конечно.
Мы с папой все починим, да, пап? смотрит на Мишу, и тот кивает. Не плачь.
Не плачу, сглатываю ком и глажу сына по голове.
Какой же он хороший. Сердце разрывается просто.
Что мы творим? Что я творю?
Нужно было молчать, как и раньше. Просто молчать и не устраивать истерик. Кому лучше от этих скандалов? Только сын страдает.
Мои внутренние противоречия убивают остатки адекватности. Я же себя изнутри жру. Ненавижу себя за то, что, о боже, тело предало.
Отпуск. Океан. Мы втроем. Как семья. Как настоящая семья.
Вторая ночь. Мы уложили Марка спать. Сидели с ним вдвоем, сказки рассказывали, сын таким счастливым был. А потом темный коридор виллы, свет луны из окна, шум воды, и все как во сне. Будто не по-настоящему. Поцелуи, объятия. Эмоции зашкаливали.
Я сама себя не узнавала. Почему отзывалась на ласки, на поцелуи? Почему не противилась?
Мне нравилось. Я с ума сходила, чувствуя над собой Мишино крепкое тело и прохладные простыни под спиной. Он меня любил. Именно любил. Нежно, страстно, без остатка.
Утром мы это не обсуждали. Совсем. Во вторую ночь все повторилось. Буря, коктейль страсти и молчание наутро. Все семнадцать дней мы сходили с ума ночью и делали вид, что ничего не произошло, днем
Когда вернулись домой, Миша переключился на работу, нет, он пытался поговорить, но я избегала даже мысли о том, что происходило на Мальдивах.
Себя боялась. Это страшно признать. Страшно думать, что семь лет могли быть другими. Больно. Ужасно.
Я не могла. А потом увидела у него в телефоне сообщение от той самой Ирины. Она спрашивала, когда он заедет в гости, к посланию прилагалось фото в сексуальном белье.
Прошло всего три дня после отпуска. Три дня после тех самых ночей!
Я оказалась права. Нет никакого смысла. Нет никакого тепла. Ничего нет. Только ненависть и боль.
Давай колечки соберем, мам. Марк начинает болтать ногами, и Миша ставит его на пол. Давай? подбирает мой браслет и кладет обратно на выдвинутую полку, привстав на носочки.
Давай, тру щеки и присаживаюсь рядом.
Спиной чувствую Мишин взгляд, и единственное, чего хочу, чтобы он ушел. Пусть он уйдет.
Это в коробочку, да? сын аккуратно кладет колье, наполовину вывалившееся из коробки, обратно.
Да. Молодец, Князев подсаживается рядом.
Отодвигаюсь немного подальше, а Марк в это время крепко обнимает меня за шею.
Папа, я знаю, что надо, чтобы мама не плакала.
Миша вопросительно приподнимает бровь, а Марк чмокает меня в щеку.
Поцеловать, хохочет. Папа, поцелуй маму, чтобы она не плакала.
Марк, крепко прижимаю его к себе, это кто тебе такое рассказал? перехожу на шепот, стараясь улыбаться.
В садике, отмахивается и, выкрутившись из моих объятий, повисает на Мише. Папа, целуй. Целуй, упирается ногами в пол и, обхватив руками Мишину шею, прогибается в спине, запрокидывая голову назад. Па-па!
Князев начинает его щекотать, отвлекает. Марк визжит, а потом плюхается на попу.
Бросаю взгляд на мужа. Мурашки по телу.
Он меня дурой назвал. Цепляюсь за эти слова, как за спасательный круг.
Сочинил какую-то гадкую историю про Влада. Обвинил меня во всем, что с нами происходит. Будто у меня спрашивали, чего я хочу. Просто поставили перед фактом. Как я должна была к этому относиться? В ноги такому мужу кланяться и дифирамбы петь?
Он все семь лет жил с моей ненавистью и призраком бывшего? А я? Я как жила, он у меня хоть раз спросил?
Качнув головой, отворачиваюсь, а Марк в это время подкрадывается сзади, повисает на мне, смещаясь чуть вбок, и тянет к полу. Мы заваливаемся прямо на Князева.
Чувствую Мишину руку на своем плече, а Марк тут же лезет обниматься к нам обоим, вынуждая нас с мужем сидеть рядом.
Он прекрасно ощущает напряжение, что висит между родителями. Дети все тонко чувствуют. Он слышал наш скандал, и мы оба это понимаем.