На дороге мне встречалось всё меньше беглецов. А я был единственным, кто шёл к Форхе, а не спасался из неё бегством. Я уже видел своими глазами некогда белоснежные стены, покрытые гарью, заволочённые дымом пожаров. Шпиль великой библиотеки всегда возвышался над остальными зданиями. Но теперь его не было он был разрушен. Теперь город сливался цветом с горой Энакро, на которой был построен. Здания, порушенные стены и улицы сливались с серым и чёрным камнем горы. Я смотрел на Форху и не мог поверить. Эта картина казалась мне совершенно немыслимой, ненастоящей. Даже для выдумки она была неправильна и нелепа. Так не должно быть, как не должно быть и жизней, угасающих навсегда.
Наверное, именно потому, что тогда не верил в реальность происходящего, я пошёл дальше. Я не почувствовал страха, который должен был бы меня остановить. Что такое страх узнаю позже. А пока я не ведал даже такого чувства. Какими глупыми кажутся сейчас мои мысли. Сколь многого я не ведал тогда, идя к столице. Обломки могучих стен, что испокон веков укрепляли улицы города, а теперь были разрушены, обвалены в бесформенные груды, я видел уже издалека. Но этот вид не вязался в мыслях с опасностью, которая ждёт внутри. В этот момент я был похож на младенца, который впервые видит новый для себя мир и только учится понимать, что тот сулит для него.
Сейчас я тоже вижу ту картину в своей памяти. И сейчас, конечно, я понимаю, что не было ни единого шанса отыскать в руинах Форхи хоть одну живую душу. Все, кто мог сбежать уже ушли. И я сам встретил их на пути. А там
Там, ещё в пригороде столицы, когда я вошёл на улицы небом забытой деревни, у меня закружилась голова. Всё, что я видел до этого по дороге сюда было лишь преддверием для того, что открылось мне здесь. Даже земля изменилась в этом месте: она стала угольно-чёрной, похожей на золу. Эта крупная зола предостерегающе скрипела под моими ногами. Я шёл по чёрной улице и видел разбитые окна, разрушенные дома. Чёрный цвет покрывал и стены гарь и копоть застилала руины. Где-то ещё тлели обломки домашней утвари и мебели. Едкий дым иногда застилал глаза. Мне приходилось отворачиваться, дышать было трудно. Казалось, что деревня опустела
Но потом в нос ударил совсем иной запах. Резкий, отвратительный, тошнотворный. В ту минуту я не мог и представить, что источает такую вонь. Но очень быстро понял, что так гниют тела алтеидов. Когда я свернул на другую улицу, то увидел их огромное количество: мужчины и женщины, замершие в нелепых, неестественных позах. Распоротые животы, глотки, оторванные конечности. И застывшие, бесцветные глаза, которые я был уверенсмотрели именно на меня. Их было не счесть. Десятки? Сотни? Тысячи? Мир рухнул. Я не понимал, во что он превратился.