* * *
За то время, что Белая империя находилась в состоянии войны, Кэрел вёл войну с самим собой. Иногда, чтобы изменить свою жизнь, требуется совсем немногое: разрешить себе полениться и сократить пробежку по парку; не ругать себя за то, что битый час перелистывал смешные комиксы вместо того, чтобы почитать вроде бы умную книгу; преодолеть свой страх и честно, не выдумывая ничего, ответить коллегам на работе, что все выходные ленился дома, а не ходил по театрам. Ведь никто не может знать нас лучше, чем мы сами, и всё, что требуется для счастья, это уважать себя настоящего.
Оно-то и есть самое сложное: верить вместо внушённых иллюзий своим ощущениям; не забывать о любви к себе, даже когда сознаёшь недостатки; помнить, что радость созидания и есть та путеводная звезда, которая указывает нам правильный путь, важно лишь не терять её из виду. За этими крохотными изменениями кроется бездна разницы, которая способна перевернуть наше представление и о самих себе, и о мире. И вот тогда мы становимся готовы начать собственную, уникальную жизнь, в которой на допущенные ошибки а они неизбежны мы оглядываемся уже не с сожалением, а с чувством полного согласия и гармонии с собой.
Один учёный, утверждающий, что изучает универсальные механизмы работы души, написал об этом книгу. И Кэрел, с любопытством следуя его теории, нашёл в ней спасительную соломинку. Пусть и не в совершенстве, ибо оно недоступно никому, но жизнь вдруг показалась ему гораздо светлее и приятнее, чем прежде. И то тепло и сострадание, которые князь Мелирт обнаружил к самому себе, сделали его сердце открытым к новым возможностям. То, что прежде казалось далёким, как призрачная грёза, теперь приблизилось, превращаясь в цель и даря энергию вдохновения.
Увидев после долгой разлуки княгиню Брунгервильсс, Кэрел вновь испытал всю силу таинственного притяжения. Время не только не рассеяло чувств, но как будто обострило их. И попытка узнать Арэйсу поближе теперь представлялась князю самым разумным поступком.
Решив так, Кэрел не смог заснуть. Наэлектризованный напряжением, он бесконечно ворочался в постели, блуждая от одного страха к другому. Неприступность княгини и в то же время опасение, что кто-нибудь опередит его как бы парадоксально это ни звучало, в равной степени будоражили разум. Размытые, то сладостные, то жуткие фантазии одолевали князя Мелирта, предваряя итог событий. Под утро он настолько устал, что уже не понимал, чего на самом деле хочет, и только убеждение, что дело надо довести до конца, помогло ему взять себя в руки.
И теперь, глядя на императора, который замер на диване, подперев лоб ладонями, Кэрел ждал ответа. Тот вздохнул, движением пальцев разрешая остаться. Потёр виски, пытаясь взбодриться и прийти в себя.
Что там у тебя? Теперь, когда Аурелий поднял голову, его взгляд стал тусклым, будто он пережил сильное потрясение и все светлые чувства оставили его.
Не переживай, я ненадолго торопливо заверил князь. Скажи, ты же не будешь против, если я начну ухаживать за Арэйсу?
Что? Аурелий подскочил на месте, забыв про плохое настроение.
Знаю, она твоя двоюродная сестра, и, возможно, это слишком наглая просьба с моей стороны начал было распинаться Кэрел, но император даже не стал слушать.
Арэйсу?! Ты уверен? Почему именно она?
Ну она мне уже давно нравится. Её спокойствие, манера держаться, осторожно пожал плечами князь; от него не укрылось напряжение и даже какая-то враждебность друга. Я больше не хочу быть сторонним наблюдателем. И подумал, что проще всего будет сказать ей о своих чувствах через тебя.
Понимаешь, тяжело вздохнул Аурелий, с Арэйсу это очень сложно. Она, как бы тебе сказать психически нездорова.
Как нездорова? опешил Кэрел. Но
Это не просто слова. Она как-то захохотала при мне ни с того, ни с сего, как безумная. Выглядело без преувеличения жутко. Орсинь намекала, что Арэйсу донимают по ночам кошмары. Да и в повседневности ты видишь, какая она. Это не напускная холодность. Арэйсу такая и есть. Если ты условно заведёшь с ней роман, то получишь партнёршу, которая нуждается в особом уходе и помощи. Поэтому я даже не хочу продолжать этот разговор. Сперва обдумай мои слова.
Кэрел вышел, как оглушённый. Поджидавшие в парадной галерее Пьерше и Сепиру звали его в кафе, однако князю не было до них никакого дела. Он что-то ответил невпопад первое, что пришло в голову, лишь бы поскорее отвязаться. Нестерпимо хотелось остаться в одиночестве, чтобы успокоить ту боль, что застилала ему глаза. Только теперь Кэрел понял, сколь многое на самом деле вкладывал в образ Арэйсу. Она была нужна ему, нужна во что бы то ни стало чтобы разочароваться и отпустить призрачную мечту или, наоборот, утвердиться в своих намерениях.
Он долго брёл по улицам, не разбирая куда: городской пейзаж как будто не менялся. Всё те же прохожие, магазины, фонари и экипажи, зимняя грязь, припорошенная свежевыпавшим снежком. Внутри Кэрела было пусто, как в пересохшем колодце, ведь впервые он всецело отдался внешнему переживанию. Но, если быть честным, душевнобольная возлюбленная совсем не то, о чём мечтал князь, и он не был ни оторванным от реальности романтиком, ни сердобольным простофилей, чтобы пропустить мимо ушей предупреждение Аурелия. Отповедь подействовала на него, как холодный душ. Кэрел спрашивал себя, какой же в сущности ожидал найти княгиню, и прежний образ ускользал от него. Теперь он чувствовал лишь опустошение и желание покоя.
Князь поднял голову и увидел на противоположной стороне уличного торговца книгами Как и некогда, находясь в смутных чувствах, он поддался ностальгии и перешёл дорогу. Посетителей вокруг продавца топталось немного. Кэрел выбрал наугад том стихов и раскрыл на случайном месте, гадая, что ему выпадет:
Одиночество мои доспехи;
Сквозь него не проникнет ни смех,
Ни чужая мораль.
Одиночество мой склеп навеки,
Мне бы кто помог разбить
Гроба хрусталь.
Здесь внутри так спокойно, прибрано, чисто;
Маятник сломан, время застыло;
Как бесплотный дух, меняю лица:
Бесконечная череда персонажей, имён
Бесполая птица.
Этот облик привычен и носится просто,
И совсем не хочу сказать, что это фальшивка.
Я такая, как есть,
Но желанье иного
Тоже живо во мне.
Не знаю, что это.
Помогите.
Вздрогнув, Кэрел поспешно вернул книгу на место. Он не страдал суевериями, однако против воли эти стихи показались ему пророческими, отразив самую суть неразрешённой боли, которую он нёс с собою всю жизнь. От них веяло мертвенностью. Пошевелив плечами, чтобы освободиться от накатившего оцепенения, он прошёл вдоль переносного прилавка, скользя взглядом по названиям. Книги с детства дарили ему покой. Это было чем-то вроде обезболивающего, которое всегда доказывало свою действенность. Стоило только перевернуть страницу и вкусить первые строки, как разворот терял очертания, а разум погружался в грёзу иногда жуткую, иногда печальную, иногда забавную, но Кэрел скрывался меж этих видений, обретая покой.
На этот раз его внимание привлек корешок с надписью «Тысяча двести месяцев одиночества». Это был довольно объёмный том, одно из новейших изданий, только-только оказавшееся на книжных полках. Кэрел прочёл аннотацию: героя, убившего своего друга, изгнали с семьёй из деревни, и с тех пор его потомки тщетно пытаются обрести истину и понять, что такое счастье. Даже не заглядывая внутрь, Кэрел купил книгу. Ему хотелось, чтобы кто-то сейчас говорил на его языке. Чтобы кто-то рассказал ему о той же боли, которую только что пережил он сам. А что, как не книги, помогает найти близких собеседников сквозь время и расстояния?