Мама его, а моя сестра Зина в деревню без подарков не приезжала. Конфетки, яблочки, колбасу везла в расчете на нас и Мардышовых. Нам с Сережкой везла одинаковые игрушки, что бы без обид. До сих пор помню пластиковые пистолеты, стрелявшие шариками диаметром сантиметра четыре; зеленые пластмассовые-же сабли в ножнах на ремешках. Ну и конечно из города везла дефицитную одежку, обувку. Вещи эти обрели ценность в то золотое времечко когда стали мы шляться с девчонками в центр на танцы и в кино. Нужно было соответствовать, выглядеть не хуже других. Мы научились драить туфли ( коры или корочки на нашем языке ) до зеркального блеска, наглаживать на брюках стрелочки так, что можно порезаться. Это Зина привезла мне и первую, едва вошедшую в моду, белую нейлоновую рубашку.
Сережка в своей Юрге занимался лыжным спортом, получил разряд третий юношеский что ли . Однажды во время зимних каникул отправились мы на «Бревенное», покататься на лыжах, попрыгать с трамплина. Сережка как раз гостил в Баево и пошел с нами. Я не утерпел похвалился успехами племянника, как оказалось преждевременно. «Сэр щас покажет класс, у него разряд по лыжам». Заявление это у Сергея не вызвало ни какого энтузиазма, патцаны же подобрались; ни один не собирался уступить городскому, будь он хоть олимпийским чемпионом. До Бревенного километра три, идти пришлось по глубокому снегу и Сергей безнадежно отстал. Что то не ладилось у него с креплениями, палки оказались не по росту. «Говорил разряд а сам отстал». Озвучил кто-то общее мнение. -«Да там и лыжи другие и лыжня накатана». Объяснял племянник.
«Трамплин» наш представлял собой небольшой бугорок меньше метра высотой. Однако на крутом спуске метров 50 длиной мы развивали приличную скорость и с «трамплина» метра два-три летели по воздуху, не забываемые ощущения.
С Мардышовыми жили мы на одной стороне улицы, через дом. Не было дня что бы не виделись, помогали друг другу при посадке и копке картошки, коллективно таскали наколотые дрова, иной раз и поливались сообща вначале у нас потом у них. Родители сообща метали сено и пр. Коллективно работать много веселее.
В свободное зимнее время после баньки родители любили постряпать пельмени, выпить и поиграть в шубу. Отец выигрывая шутил и хохотал от души. Если же проигрывал, начинал психовать и сердиться. Мама пыталась его урезонить: «Че ты корову что ли проиграл? Че ты злишься?!» Иван Семенович азартный во всем и в игре то же, умел однако сдерживаться. Пили водочку и любимое отцом «красенькое», к большим праздникам гнали самогонку, делали настойки на черемухе, на рябине. Пили не много и не мало а, как выражался Левша, «средственно».
Однако, я забежал вперед. Пойдем по порядку.
Мы растем
Мир, освоенный нами, расширился на столько, что вышел за границы села. А знаем мы уже так много, что и не перескажешь.
На краю нашей улицы, считай уже за пределами села, располагается камышитовый завод, «Камышитово.» Это несколько прессов для производства камышитовых плит, столярка и пилорама. Да еще кузница на берегу речки. Территория огорожена дощатым забором. Забор тот местами накренился, а местами вовсе упал. Однако существует сторожка, где дежурит строгий сторож. В то время все были строгими и ответственными.
В одном месте у забора составлены в ряд старые списанные грузовики без колес, лежат в траве ржавые рамы, стоят полусгнившие фанерные кабины, крашеные зеленой краской. Середина лета. Ромашки, клевер, визиль и оржаник напёрли в пояс. Местами над разнотравьем этим возвышаются цветущие лопухи. Пробираемся к останкам машин. В некоторых кабинах сохранились рычаги, педали тормозов и сцепления, рулевые «баранки». На некоторых стоят ветровые стекла со стеклоподъемниками, зеркала. Рай для нас патцанвы. Какое счастье сидишь в кабине, на настоящей седушке, рулишь настоящим рулем, жмешь на педали. Это вам не песочек возить игрушечными машинками.
А это что за кнопка?
А это, смотри вытягивается.
Да, это подсос.
Зачем?
Чтобы мотор сильнее работал когда тяжело.
А это?
Это поворотники.
Здоровско!
Дай я на твоей порулю!
Че тебе своей мало?!
В моей руля то нету!
Ха, ну так едь без руля, куда ни будь да приедешь.
Само собой мы, забыв о договоре не шуметь, орем уже во всю ивановскую, хохочем и бесимся. Вдруг, как черт из бутылки, появляется сердитый сторож. Ну что ты будешь делать? Не вступая в спор, ретируемся с территории. Приходится двигать домой.
Ну вот, говорили же, что надо тише. Дак нет разорались.
Да кто орал-то? Ты Сашка и орал больше всех.
Я?! Да я вообще молчал!
Потихоньку подвигаемся к дому, как положено, с шутками, криком и гамом. Да и время уже позднее, родители поди нас потеряли.
Сашка младший из братиков Луниных. Колька старше брата на год, но ниже ростом и слабее физически, непоседа и шкода шило в заднице. Сашка же спокойный, рассудительный и покладистый . Все мы, кроме Когти, худющие где голова пролезет там и весь пройдешь. Братики не исключение худенькие и глазастые. Отец их, Анатолий Кузьмич, работает в милиции секретарем, имеет солидный живот . Мама, Лидия Григорьевна женщина высокая, статная, с лицом белым и чистым. Тоже не простая крестьянка работает начальницей на хлеб.заводе.
Анатолий Кузьмич хоть и любит иногда выпить, как всякий русский мужик, но меру знает. Частенько ездили Лунины в гости в Ситниково, у них там было много родни. Поездки эти осуществлялись не на автобусе, а на мотоцикле ИЖ- 49. Какие гости без выпивки. Возвращается Кузьмич пьяненький, а потому ехает тихонько на второй скорости. Все знают, ежели ползет ИЖ Лунина еле еле значит Анатолий выпимши. Подсмеиваются конечно, а все таки в душе одобряют коли выпил так не несись сломя голову. Его уважают за спокойный характер, рассудительность, за то что не заносится, не задирает нос; хотя в районной милиции человек не последний . Уж на что отец , редко с кем не пособачился хоть единожды, а с Луниным не ругался ни разу значит уважает. А может и побаивается с милицией у него отношения сложные. Как ни как отсидел от звонка до звонка семь лет. Ни за что?
Тетя Лида поругалась с мамой, была какая то не серьезная причина. И мама сказала в сердцах: «Ежели ты так , то не ходи ко мне больше ни когда, и я к тебе ни ногой». Это было вчера, а сегодня раненько по утру пришла тетя Лида мириться. В дом не заходит а стучит в окно. Мама смеется:
Ну , ты че это стучишься, заходи.
Так ты же, Надя, сказала что б я к тебе больше не ходила. отвечает тетя Лида с улыбкой.
Ну, вот и все помирились, опять добрые соседки .
Июльское утро. Еще прохладно, но день обещает быть жарким, как и положено маковка лета. Я стою в ограде, залитой солнцем. Сегодня не обычный там какой ни будь день, а «мое день рожденье». Хлопнула калитка, в ограде появилась тетя Лида. Подошла ко мне, потянула за ухо, не сильно:
Москву видишь?
Нет, не вижу. Она тянет сильнее,
Москву видишь?
Не вижу.
Во какой упрямый! восхитилась она, вручая мне подарок, добрый кулек каких- то конфеток и букет цветов из своего садика.
С днем рождения.
Спасибо.
Цветы у нее большие, красивые- георгины, какие-то лилии. У мамы в садике таких обычно нет- все разноцветки, ромашки, да мальва.
Я действительно не видел Москвы, а обманывать не умел. И при чем здесь упрямство?
Мы подросли уже настолько, что совершаем длительные экспедиции в ближайшие колки по грибы, по ягоды.
Жаркий и пыльный летний день клонится к закату. Находившись до сыта, усталые, голодные и томимые жаждой бредем в родную деревню.
Витька, ты чё? Из болота пить воду нельзя.
А ты процеди ее через фуражку, и все.
И правда.
Коричневатая, теплая озерная водица тонкой струйкой сочится сквозь плотную ткань «фураги». Глотаем чтобы утолить жажду. Все мы в фуражках либо в тюбетейках, девчонки в платочках. И ведь не болели.