Не все зависит от нас! Не все рушится и ломается, когда рушимся и ломаемся мы. Не все пропало, если все пропало.
Не все на наших плечах.
Мы можем быть виноваты но не будем брошены.
Его любви можно ввериться. Она удержит, когда мы упадем, подхватит, когда иссякнут наши силы.
Даже в самом страшном грехе она будет хранить нас для покаяния.
Каким бы тяжким ни было падение лишь обратитесь к Богу и живы будете, без «карантина» нелюбимости.
Лишь обратитесь.
Мы любимы в ошибках и косяках ничуть не меньше, чем в сиянии праведности. Именно поэтому можно раскрывать Ему душу, не боясь получить хлыстом по ране.
Можно прислушиваться к Нему, не страшась сгореть от стыда.
Это абсолютная, безусловная Любовь, в которой единственной нет места страху, потому что любой страх в истоке своем страх смерти. А страх смерти это страх потерять ту любовь, которая есть источник бытия.
Мы боимся утерять любовь; дети боятся утерять любовь родителей, без которой они не выживут. Это заложено в нас очень глубоко, даже не в инстинктах еще глубже: любовь источник нашего бытия, без любви нас не будет, любовь и жизнь одно.
Но любая земная любовь лишь отражение.
А Его Любовь и есть жизнь и дарение жизни. То, чем возникает, движется и существует каждое Его творение.
Господь любит нас не за добрые дела, не за веру, не за улыбки или слезы, не за сердце и не за душу. Наоборот: Он любит и в свете и тепле этой любви мы можем верить, творить добро, смеяться, плакать, быть горячим сердцем и живой душой.
Все рождается из Его любви, она же не имеет ни начала, ни конца.
Бог любит каждого как единственного. Его любовь совершенна, она не ослабеет от наших грехов и не усилится от нашей добродетели. Если мы падем сто или даже тысячу раз Он не перестанет нас любить; а если вдруг «станем лучше» и «заслужим», не начнет любить заново.
Вся Его любовь и так наша.
Тебе не нужно делаться лучше других, чтоб заслужить дефицитную любовь, которой всем не хватит. Идя к Богу, не надо никого расталкивать локтями.
Но ты делаешься лучше на пути к Нему, по мере сближения с Ним.
Не сближение с Ним зависит от твоей добродетели, а все доброе в тебе рождается от Его близости.
Ответь любовью на Любовь, и Он украсит тебя всякой добродетелью, как любящий жених украшает невесту. Невеста получает драгоценности от жениха, а не приходит к нему в бриллиантах, чтоб заслужить ими его любовь.
Его любовь не условна.
Христос не говорит Закхею: сперва покайся и возмести ущерб, потом Я приду к тебе ужинать.
Не говорит обвиненной в прелюбодеянии: сперва покайся, потом Я защищу тебя.
Не говорит язычнику: сначала обратись и покайся, потом уже подходи ко Мне с просьбой.
Он не требует, чтоб человек в отчаянии и нужде покупал Его милость и сначала сделался лучше, а уж потом подходил и чего-то просил.
Любимое чудо
Судя по Евангелию, у Христа было любимое чудо, и это чудо исцеления. Да, были и другие: и море утишал, и по воде ходил, и двумя рыбками пять тысяч человек кормил. Много всего. Но любимое исцеление. Успокоение моря боли, затягивание ран, очищение от телесной нечистоты.
Дать. Помочь. Чтоб не было больно, чтоб не было безнадежно. Когда Он рядом Ему невыносима человеческая безнадежность.
Если же взглянуть чуть шире, то основное, чем занят в Евангелии Христос, восстановление.
Разрушенное собирается под Его руками, обретая целостность. Он восстанавливает все: тело и душу, человеческое достоинство и надежду, даже саму жизнь, распавшуюся в смерти. То, что без Него было растоптано в прах и осколки, Он поднимает и бережно складывает. Проводит рукой, и не остается шрамов: человек жив, здоров и целостен во всех смыслах, больше не болен, не безумен, не унижен, не отвержен. Не мертв.
Иисус воссоздает испорченное и изувеченное с огромной любовью и терпением. И огромным состраданием к тому, кто несет в себе разбитость телесную ли, душевную, иную.
Он пришел не требовать, чтоб человек взял себя в руки и сам быстренько восстановился, не дать инструкции по самоспасению и самолечению пришел, чтобы Сам, Своими руками, Своим словом, коснуться и исцелить.
Прикосновения
Иисус, если можно так выразиться, необычайно тактилен.
В Евангелии десятки стихов, рассказывающих о том, как Он касается людей. За редчайшими исключениями без этого не обходится ни одно исцеление.
Хотя Ему достаточно слова, да что там слова мысли, но у Него буквально руки тянутся коснуться, чтобы этим прикосновением воплотить в человеке милость Божью. Коснуться, потому что мы всегда стремимся прикоснуться к тем, кого любим, к кому расположены всецело. В ком участвуем.
Прикоснуться. «Я с тобой».
Он Сам прикосновение милосердия. Всегда.
При захождении же солнца все, имевшие больных различными болезнями, приводили их к Нему и Он, возлагая на каждого из них руки, исцелял их. (Лк. 4:40).
Но и без этого: Он обнимает, берет за руку и помогает подняться с земли и со смертного одра, Он касается, ободряя, учеников на Фаворе.
Бог прикасается к человеку, чтоб исцелить, чтоб утешить и ободрить, благословить, или просто с отеческой лаской, «низачем», по любви, по не будь это Иисус, я бы сказала «безотчетному» желанию привлечь к Себе.
Евангелие не зря так настойчиво в этой подробности.
Мне кажется, это важно вот еще в каком смысле.
Иисус Собой решительно отменяет и преодолевает естественный человеческий страх коснуться сакрального. Разрушает одинаковый для всех религий барьер, запрещающий нечистому касаться чистого. Сама Чистота касается теперь всякого человека, и человек доверчиво тянет руки навстречу. Больше нет страха, что Чистота будет замарана нечистотой, что святость оскорбится и накажет за недостойное касание. Болен ты, нечист с человеческой точки зрения все равно не бойся, иди к Нему.
И это не просто позволение это Его желание: коснуться, обнять, приласкать. Порой просто так.
Есть только одна категория «болящих», которых Иисус исцеляет без прикосновения или касаясь не сразу.
Это бесноватые.
С ними Он говорит всегда только голосом. Пока нечистый дух в человеке, Иисус не касается этого человека по крайней мере, Евангелие, описывая «индивидуальные» изгнания бесов, никогда не говорит о прикосновениях.
Почему? Брезгует ли Иисус бесноватым человеком? Конечно, нет. Брезгует ли Он бесами, как нормальный человек брезгует тараканами? Полагаю, что тоже нет: в конце концов, это тоже Его творения вывернутые наизнанку, потерявшие облик, потерявшие все, и участь их незавидна.
Не рискну прямо сказать, что Он питает к ним жалость, но мы знаем, что единственную произнесенную бесами просьбу Он не отверг.
Так почему?
У меня нет однозначного ответа на этот вопрос, но, возможно, дело вот в чем. Бесноватость не просто использование человека как футляра для бесов. Это теснейшее переплетение человеческого и бесовского, до степени смешения.
Бесы все время скулят «не мучай нас», хотя мы видим, что Он ничего плохого им не делает. Но им тяжко и мучительно даже видеть и чувствовать Его рядом, что уж говорить про прикосновение оно было бы хуже удара молнии, мгновенное испепеление.
Но, видимо, то, что почувствовал бы бес, почувствовал бы и одержимый им человек. И что случилось бы тогда с человеком, с его телом, сознанием, душой, которые слиты с бесом Непредставимо. Возможно, и несовместимо с человеческой жизнью.
Иисус щадит и бережет человека, поэтому сперва изгоняет бесов: строгим приказом или позволением уйти.
А потом потом бывший гадаринский бесноватый сидит у Его ног, и уж наверняка касается Его, и Он протягивает руку, помогая встать упавшему на землю ребенку.
Смех
(Лук. 6:25). «Горе вам, пресыщенные ныне! ибо взалчете. Горе вам, смеющиеся ныне! ибо восплачете и возрыдаете.