Он вспомнил, на ходу поднимая воротник куртки, одно литературное произведение, которое давно читал. Об интеллигенции. После Октябрьской революции некий профессор, чтобы как-то прокормиться, торговал на базаре спичками. Л.А. напоминала того профессора. Но всё-таки по сюжету той книги учёный был востребован новой властью, и ему нашлась работа. Сопоставлял то и это время Юра и уходил по своим административным делам. Думал он, наверное, что и новой власти нужны умные и знающие люди. Но как всё не совпадает с тем, чему его учили! «Вот он, капитализм, размышлял Кречетов. И ни какого не надо научного выжимания пота из трудящихся, чтобы они сами, будто бы по своему желанию, не были бы готовы даже замёрзнуть ради куска хлеба. А почему же не состоялся, Людмила Андреевна, мысленно обращался к бывшей наставнице Юра, этот философский переход количества в качество, чему вы учили? Наоборот, всё пришло к краху». И вспомнилось ему стихотворение Некрасова, которого любила читать студентам Л.А. «Кто живёт без печали и гнева, тот не любит отчизны своей»
А Лошкина смотрела вслед бывшему своему студенту, и только когда большая его шапка замелькала совсем далеко между припаркованных машин, она вспомнила, что так и не продала ему газеты.
На базаре закрывались немногочисленные работающие ларьки и палатки. Холодно стоять на посту доходов, и торговые помещения не отапливаемые. Л.А. решила ещё поработать, не уходить с базара. Забилась в свою конуру из картонных коробок и вроде бы как согрелась. Из соседнего ларька крикнули:
Андреевна мы все уходим, собирайся, одна остаёшься.
Идите, я ещё посижу, ответила им продавщица газет.
Она сидела и думала об этом сегодняшнем посещении её бывшим студентом. Поможет он ей? Но чем? Целой стране никто ничем не поможет.
Впрочем, Л.А. старалась последнее время не рассуждать о текущих процессах в стране, в обществе, в мире. Слишком болезненны были её рассуждения для собственного сердца. А в свете её обиды на весь учёный мир, лишивший её возможности закончить работу всей жизни, всякие размышления вызывали душевную боль.
Она отвлекалась на что-нибудь другое, лишь бы не думать об этом. А теперь она сидела неизвестно сколько времени. Тьма уже накрыла торговые площади.
Лошкиной показалось: стало совсем тепло. И какие-то светлые видения ей начали то ли мерещиться, то ли возникать в памяти. Вдруг она увидела себя в детстве. Будто бы она в платьице в горошек на лужайке с матерью А вот она в школе читает стихи любимого Некрасова: «Там били женщину кнутом, крестьянку молодую»
А потом она увидела мужчину седовласого с белой бородой. Может быть, это некрасовский Мороз, Красный нос? Ведь на самом деле мороз только усиливался. Нет, неожиданный гость показался знакомым.
Людмила, сказал старец, тебе пора собираться.
Л.А. всмотрелась в говорящего.
Пётр Алексеевич, узнала она руководителя своей дипломной работы в институте, в далёкие времена, сорок лет назад Но этого не могло быть. Вы как здесь оказались?
Я за тобой, сказал Пётр Алексеевич.
Но почему? Вы же умерли, страшная догадка мелькнула в голове Л.А. Я что? Тоже умерла?
Не пугайся так. Все люди умирают. Пойдём.
Куда?.. К нему? Но его же нет? Не существует
Не всё так просто, как кажется.
Да, вы всегда так говорили. Это ваша приговорка. Значит, это вы на самом деле
Пётр Алексеевич повернулся спиной и пошёл куда-то вдаль. Даже не пошёл, а казалось, поплыл. Не могла противиться Л.А. его призыву. И пошла вслед за широкой спиной своего наставника. Всё казалось пустынным и тихим. Будто бы никого не было не только на базаре, но и в стране, в мире
Но мир был и существовал по не постижимым каким-то законам, не вписываясь в рамки и умозаключения людей
УРЗИКА
Петров собирался на свидание. Покрутился перед зеркалом, таким небольшим стеклом, поставленным на банный котёл. В постройке, предназначенной для бани, он жил в одиночестве. Обитал тут всё тёплое время года. Пребывал преспокойно, избавившись из-под присмотра родителей, с которыми он вообще-то жил в частном доме. Немного тесновато помещение бани, зато свобода. Дом же находился отдельно, в нескольких шагах. Как-то так повелось, не использовалось помещение по назначению, мытьём тел в бане никто не занимался, она пустовала. Вот Петров и приспособил её. И отсюда ходил на свидания, мог возвратиться поздно. Никто не контролирует его поздние возвращения. Красота
Петров собирался на свидание. Неоднократно они уже встречались с Лидой. Но он всегда ждал этих моментов их общения Оглядывал себя ухажёр. Вполне его устраивала собственная физиономия. Построил рожи перед зеркалом, оценил правильные черты лица, подвигал широкими плечами. Лиде он должен был нравиться. Ну, а как по-другому? Он и умный, начитанный и вполне спортивный, капитан команды своего факультета в институте. А для него что она? С такой девушкой пройтись мимо приятелей высший шик, умрут от зависти однокашники, которым он пока не сообщал о своём романе. Однако где-то в глубине души, лежали сомнения и отдавал отчёт себе Александр Петров, что немного странно: как так, Лида встречалась с ним, принимала ухаживания, подолгу общалась, хотя ничего ему и не позволяла? Ведь если быть честным перед собой до конца, чувствовал он себя как бы ей неровня. Ну что он, по большому гамбургскому счёту, шалопай-студент третьего курса, гораздый на всяческие шалости и проделки, склонный погулять и развлечься В общем, такой индивид, ещё не вышедший из детского возраста. И она Правильная и серьёзная дама, давно зарабатывающая хлеб самостоятельно, трудясь на производстве.
Да, тесноватое помещение бани с его невысокими потолками было, тем не менее, уютно, и, как полагал Петров, здесь можно организовать настоящие встречи, а не только обособленно жить. Бывало, он общался со своими однокашницами в интимной обстановке уединения на территории студенческого общежития, общение это заканчивалось, как правило, известно чем Но сюда, в свою особую обитель, он пока никого завлечь не мог и, в общем-то, не хотел. Берёг для особого случая. «Вот бы, думал он, если сюда пришла Лида!» Он давно ей хотел предложить, но пока не решался. А только фантазировал, как они расположатся на этой, стоящей посередине помещения, кровати, будут разглядывать наклеенные по всем стенам журнальные фотографии красивых женщин и мужчин. Петров их здесь специально наклеил: для антуража, для ощущения праздничной обстановки, которой должны интересоваться девушки. И, конечно же, они потом займутся понятно чем. От этих фантазий и представлений у Петрова сильно начинало колотиться сердце.
Лида была, если сказать привычными фразами, с точки зрения обыденного сознания, настоящей шикарной женщиной. Хотя, может быть, не бросалась её красота сразу в глаза, как с подмостков подиумов у моделей, но вся её такая ладная фигура, с правильными очень женственными формами не могла не притягивать мужские взоры. Но она не демонстрировала эту красоту, как некоторые недалёкие девицы, стремящиеся на всякие самые высокие подмостки. По сравнению с его однокурсницами, чаще всего выглядящими как пацанки, Лида была притягательно-женственна. Она по национальности гуцулка. Но только немного как бы загорелый цвет кожи выдавал в ней уроженку карпатских высот. Да иногда в разговор вставляла она слова из своего родного языка. Невзначай, нечаянно. По возрасту Лида была его ровесницей и даже на несколько месяцев старше.
Порой ему казалось, что он не только жаждет обладать Лидой, как мужчина красивой женщиной, но и какое-то настоящее нежное чувство находилось в его душе по отношению к ней. Он думал о ней с теплотой, он стремился и торопился на встречи. Он всегда её вспоминал и ловил себя на мысли, что думает о ней как о родном человеке..