Ксандер прикусил язык, но Мориц увидел это и не дал ему опустить голову. И так привычно это было пальцы брата, сжавшие подбородок, что фламандец не выдержал.
Она бы сказала, что каждый из них человек.
Мориц не то что не рассердился, даже усмехнулся. Не очень весело, но все-таки одобрительно.
Верно. Люди, а не непобедимые монстры.
Про непобедимость я не говорил, пробормотал Ксандер.
Гордые иберийцы торжественно пьют, а мальчик среди них думает о своем: где-то там, в бескрайнем океане, его проклятый прадед капитан Хендрик ван Страатен пытается обогнуть мыс Доброй Надежды на своем «Летучем Голландце». Там кричат чайки, вспарывая морской бриз острыми белыми крыльями, плещутся волны и нет и не может быть никакого огня.
Он, открыв глаза, прямо посмотрел на единственного среди них, кто казался ему человеком.
Но ваш огонь можно потушить
Всякий огонь можно потушить, повторил он вслух и посмотрел на свои руки, как будто в них еще лежала обгоревшая мокрая салфетка.
Впрочем, в этом месте, где оживали воспоминания и мертвые, всякое могло быть.
Все верно, кивнул брат, но сможешь ли ты?
Ксандер нахмурился.
Ты о чем? Ты что, думаешь, я там слабину дал?!
Да нет, но по тому, как Мориц повел плечом, Ксандер понял: именно так брат и думает, и почувствовал, как у него горят щеки от обиды. Ты
Да ничего такого я не думаю, губы Морица тронула примирительная улыбка и тут же исчезла. Но понимаешь так просто у них не выиграть. Нельзя никогда, понимаешь, никогда забывать, кто они и кто мы. Я забыл и вот он развел руками так беспомощно, что у Ксандера защипало в носу.
Как тут забудешь, буркнул он, но уже ни капли не сердито.
Забудешь! только что бессильные руки вдруг крепко охватили его голову, заставляя смотреть прямо в зеленые глаза Морица. Ксандер, ты же сам сказал, они люди, и ты так к ним и относишься: кто-то, мол, лучше, кто-то хуже. Но они враги, все и каждый! А ты их, словно плевком, жалеешь!
Щеки запекло на этот раз не гневом стыдом. Но издевательская тьма воспоминаний тут же поглотила его, не дала и минуты на возражение. Да и что можно тут возразить?
Брат был прав.
Когда он тихонько вошел в небольшую комнату, Исабель стояла почти вплотную к камину, в котором, несмотря на теплый вечер, весело плясало пламя. Руки у нее были перевязаны, и, увидев Ксандера, она поспешно спрятала их за спину.
Проходи.
Ксандер шагнул на середину комнаты так уверенно, как только мог, и остановился в нескольких шагах от Исабель. Собрался с духом. Наконец склонил голову.
Я прошу прощения, сеньора, за то, что позволил себе быть грубым с вами во время ужина.
Несколько секунд иберийка молчала, то ли застигнутая врасплох, то ли со злости. Хотя чего ей было злиться, он же извинился?
Ваши извинения приняты, принц, сказала она с таким высокомерием, словно и в самом деле испытывала неловкость, но пыталась это скрыть.
А еще, словно ей нравился его титул. Хотя, может быть, она привыкла обращаться так к Морицу и не собиралась менять своих привычек из-за смены вассалов?
Постарайтесь больше не повторять этой ошибки.
Она отошла к камину и коснулась кончиками пальцев каменной полки. Странно, ее ладони были обожжены, а пальцы нет.
Думаю, мне тоже стоит извиниться за эту безобразную сцену, она усмехнулась, глядя на огонь. Я, видите ли, не собираюсь повторять судьбу моей матушки, а также теток и прочих родственниц, которым рождение ребенка стоило жизни. Поэтому меня несколько раздражают разговоры о замужестве.
С минуту она задумчиво изучала свои ладони, а потом взглянула на Ксандера.
Да, вы можете присесть, если желаете, она указала на второе кресло у камина. Вы не боитесь огня, насколько я могла заметить.
Я почти ничего не боюсь, сеньора.
Ксандер остался стоять. Он не хвастался. Просто констатировал факт. Бояться можно только того, что тебе неизвестно, ее же огонь теперь ему знаком и будет им, Ксандером, изучен и понят.
Почти? ее как будто удивила его честность, и она словно бы подобралась, живо напомнив зверя, задумчиво принюхивающегося к жертве. Чего же вы боитесь? Высоты, как ваш брат? Или более банальных вещей боли и смерти?
Я не уверен, Ксандер сделал два шага к камину и остановился у Исабель за спиной. Возможно, я боюсь вашей власти надо мной, сеньора.
Мне нравится, что вы честны. Только сильные люди могут быть честными. Еще есть те, кто принимают за силу временную безнаказанность. Но вы не из таких, она чуть повернула голову и искоса посмотрела на Ксандера. Значит, вы сильный. Это хорошо.
Языки пламени тянулись к ее рукам, подбирались ближе, словно чувствовали в девочке родную стихию. Взгляд Исабель из почти по-детски хитрого вдруг стал темным, опасным.
Вы ведь ненавидите Альба? Должно быть, хотите, чтобы мы все сгинули в своем Огне, забрав с собой вашу позорную Клятву? Хотите?
«Вашу позорную Клятву».
Хочу, тихо откликнулся он, глядя куда-то мимо собеседницы на играющее в камине пламя.
Ему хотелось кричать кричать, что не он приносил эту чертову Клятву, не ему бы ее и расхлебывать, но кричать было нельзя. Исабель усмехнулась. Усмехнулась тонкой улыбкой, искривившей плотно сжатые губы и поднявшей правый уголок рта выше левого. Улыбка ее деда. И с этой улыбкой она наклонилась и протянула руки в самый огонь.
Пламя в камине взметнулось выше, и пальцы девочки дрогнули, когда по ним прошлись оранжевые всполохи. Повязки на ладонях вспыхнули, поддавшись ласкам горячих языков. Завоняло запекающейся мазью. Манжеты рукавов задымились.
Он говорит со мной, негромко, почти напевно произнесла Исабель. Он поет мне.
Да она сумасшедшая!
Словно оцепенев, он смотрел, как пламя охватило забинтованные руки, завороженно следя, как огонь заплясал на драгоценном кружеве. Чуя резкий запах жженых бинтов и мази, он тут же одернул себя, закусил губу. Нет уж. Пусть она хоть вообще дотла сгорит и отправится в ад вслед за всеми Альба, уж он-то ей мешать не будет!
Пламя заплясало на манжетах платья девочки, весело вспыхнуло на забинтованных руках. Ну хорошо. Он поможет. Потушит огонь, сделает что-то. Пусть попросит. Сама попросит.
Я думаю, вам нравится считать, что мы демоны. Потому что тогда получается, что вы хорошие, добрые и все в белом. Несчастные страдальцы. Прямо-таки агнцы, ее голос задрожал, и она замолчала, сделала два глубоких вдоха и продолжила тише: Только это не так. Просто вам нравится ненавидеть и бояться.
Она медленно встала, повернулась к Ксандеру и подняла руки так, чтобы он их видел. Повязки почернели и уже догорали, но вокруг ладоней и пальцев плясало пламя.
Нравится, правда?
Ее глаза зло сузились, и она, так быстро метнувшись вперед, что он и охнуть не успел, не то что отшатнуться, схватила его за горло одной рукой, заставляя смотреть себе в лицо, прямо в пылающие глаза. Ксандер вцепился в горящие пальцы, но их будто свел в судороге нестерпимый жар.
Ты сама себя ненавидишь глупая Альба фламандец все же сумел оторвать пылающие пальцы от своей шеи и теперь хрипел в лицо обидчице, еле владея обожженным горлом. Сама делаешь больно себе и другим!
Он снова задохнулся жаром и подступившими к горящему горлу слезами. Так нельзя. Он должен что-то сделать. Сейчас же.
Мне в наследство досталась проклятая Клятва А тебе огонь и наша ненависть юноша резко оттолкнул от себя горящие руки и обхватил обожженными ладонями ее лицо, заглядывая в глаза. Так научись жить с этим, Альба Я же живу с чертовой Клятвой!
Ему показалось, что у него в руках не девочка, а очумевшая кошка. Отчаянно мотая головой, из-за чего ее коса била его по плечам, как плетью, хватая его за руки, она кричала и пыталась освободиться, но вдруг отшатнулась назад, споткнулась и рухнула в кресло. Пылать она уже не пылала, просто сгорбилась, съежилась, поставив локти на колени и держа обожженные кисти на весу. Голову она опустила, и растрепанные волосы спрятали ее лицо, но Ксандер успел увидеть, как она кусает губы.