Распрощавшись с Кувшинниковым, Зубов, сам не зная зачем, пошёл в «колидоры».
В полутёмном коридоре его облапила пьяная деваха, фыркнула сивушным смрадом:
Папироской угостишь, котик?
Не курю, сухо бросил Зубов, решительно высвобождаясь из объятий.
Фу-ты ну-ты, понеслось ему вслед, чистоплюй какой!..
Зубов постучал в нужную дверь.
Открыто.
Он вошёл. На него испуганно взглянула Мария, вдова покойного.
Вам кого?
Здравствуйте, Мария, неуверенно заговорил Зубов, я помогал нести сюда вашего мужа, когда его избили Помните?
Женщина смотрела на него молча.
А сегодня шёл мимо. Думаю, дай зайду. И вот зашёл. Он тоже замолчал. Как живёте?
Мария неопределённо пожала плечами:
Живём.
Денег-то хватает?
Если бы Станок старый, нитку рвёт то и дело. Хоть наизнанку вывернись брак. А как зарплату получать, половина в штрафы.
Женщина заплакала. Слёзы тихо потекли по щекам. В углу на постели, прикрытой тряпьём, что-то заворочалось. Войдя, Зубов не рассмотрел, что там кто-то спал. Мальчишка, подросток, лет шестнадцати, поднялся, подошёл к Марии:
Ладно, мам, не реви, проживём
Да как проживём-то? Мария, уже не в силах сдержаться, дала слезам волю. Как проживём-то? приговаривала она, всхлипывая и вытирая ладонью слёзы. И ты от рук совсем отбился. Где всю ночь был? Опять в полицию захотел?
Да ладно, мам парень неловко приобнял её рукой, перестань. Что ты перед чужим-то? он недобро посмотрел на Зубова.
Тебе всё ладно, а с чем в лавку пойду? Дома шаром покати.
Зубов достал из бумажника, положил на стол деньги.
Это вам, Мария.
Женщина испуганно взглянула на него, замахала руками:
Зачем? Не надо. Я ж не смогу отдать.
Не терзайтесь, Зубов почувствовал, как у него самого наворачиваются слёзы, сможете когда-нибудь отдать отдадите, а нет и не надо.
Мальчишка угрюмо молчал, зло смотря на нежданного гостя, и уже не Марии, а скорее ему Зубов добавил, старательно выговаривая каждое слово:
Запомни: люди не звери. Должны помогать друг другу.
Уже в дверях он обернулся:
Я к вам ещё как-нибудь загляну.
41. Тревоги доктора
Едва посетитель ушёл, как чуткий Лейба Моисеевич ощутил сквознячок откуда-то возникшей опасности. В душе стало неспокойно. Он принял больного, потом другого, каждого выслушивал, что-то говорил, рекомендовал. А сам непрерывно думал о странном посетителе, нагрянувшем как снег на голову просить принять брата. К вечеру Лейба был совершенно уверен, что совершил непростительную ошибку. С этими мыслями лёг спать. Долго не мог заснуть и клял себя на чём свет стоит. А всё жадность! Не устояла душа при виде положенной на стол ассигнации. Далась она ему! Ведь каждый день имеет такую же. И не одну! А теперь Беспокойство переросло в тревогу. И ведь не хотел. И посетитель-то ему не понравился с первого взгляда. А вот чёрт дёрнул, не устоял. И что теперь будет?! Чего ждать?
Утро не принесло успокоения. Лейба Моисеевич, человек умный и образованный, попытался взять себя в руки. Чего это вдруг он так испугался? Ну, пришёл какой-то неизвестный, попросил за брата. Что тут особенного? Он-то, Лейба, при чём? У него-то всё в полном ажуре, всё схвачено, на каждом скользком месте соломка предусмотрительно подстелена. Чего бояться?
Но тревога, сидевшая занозой, росла. И не убедил себя никакими аргументами Лейба. Боялся он, и боялся до дрожи в коленях единственного человека, который мог всё разрушить, всё, чего он в Москве таким трудом добился и чем гордился, всё это мог одним махом разрушить начальник охранки, привет от которого передал ему явившийся на днях наглец из полиции, при одном воспоминании о котором Лейбу начинало трясти.
Чёрт его дёрнул вырывать портфель у филёра! И вообще зачем-то светиться! Сколько раз говорил покойный отец: «Чего бы ты ни достиг, Лейба, никогда не забывай, что ты еврей из Бердичева!» А он забывал. И не раз! Хотя каждый раз зарекался. Особенно после памятной скандальной истории, когда пришлось столкнуться с начальником охранки и почувствовать на собственном горле его стальную хватку. Тогда, рыдая и буквально валяясь в ногах, он вымолил у Харлампиева прощение. Вроде всё стало забываться, и тут на тебе! история с библиотекой!
Ведь от этого типа с его чёртовым братом из Нижнего сейчас Лейба в этом был абсолютно уверен! за версту несло чем-то таким, на что охранка, как хорошая легавая собака, моментально делает стойку. Попал! Неизвестно, чем кончится вся эта история с библиотекой. А тут опять!
И вы думаете, охранка поверит в такую случайность? Я вас умоляю!
Лейба Моисеевич позвонил в колокольчик. Вошёл Степан.
Чего изволите?
Ты зачем его пустил, срывающимся голосом чуть не закричал доктор.
Кого?
Того, с братом!..
Каким братом?
С тем братом, который из Нижнего приезжает!
А так вы сказали: «проси», я и пустил. Как я могу без вас, Алексей Михайлович? Господь с вами.
Поняв, что зря напустился на мужика, Лейба чуть успокоился и после некоторого размышления поинтересовался:
Ну как он тебе?
Кто?
Ну этот с братом из Нижнего.
Прощелыга, сказал Степан.
Кто?
Прощелыга. Ну жулик, одним словом.
В каком смысле?
Глазки блестят, сразу видно, что задумал что-то.
Точно?
Вот те крест, Степан перекрестился.
Ах ты боже мой, боже мой. Доктор забегал по кабинету, потом внезапно остановился перед привратником. А тебе не показалось, что он похож на бомбиста?
Степан, который за годы работы у доктора узнал его как свои пять пальцев, тотчас подыграл хозяину:
Точно смахивает.
Я так и думал.
Надо было срочно что-то придумывать на случай встречи с Харлампиевым, которой так хотелось избежать.
Ты вот что, Степан, сбегай на вокзал и узнай, когда прибывает поезд из Нижнего. Вернёшься, мне сразу скажешь. Понял?
Как не понять. Сделаю.
Но даже отправив на вокзал Степана, доктор не мог успокоиться. Накричал на жену, на служанку, отменил все приёмы, принял успокоительное, но продолжал метаться из угла в угол кабинета, пока не увидел в окно возвращающегося Степана.
Алексей Михалыч, можно?
Ну что? доктор бросил на него настороженный взгляд.
Как вы велели, Алексей Михалыч.
Не томи.
Нету сегодня вечером поезда с Нижнего.
Как нету?
А так, нету. Утром был, и всё. Больше сегодня не будет.
Да ты внимательно смотрел ли?
И расписание смотрел, и дежурного спрашивал такой важный в красной фуражке! был, говорит, утром. Больше не будет. Вот так.
Понятно наморщил лоб доктор. Спасибо, иди.
Когда за Степаном закрылась дверь, Лейба Моисеевич уселся за стол, обхватив голову руками. Все его худшие предположения начинали сбываться. Влип. Точно влип. Вот ведь действительно прощелыга. А если взаправду бомбист? Ведь сказал же Степан: похож! Что же делать? Что же делать? «А может, как-нибудь обойдётся?» мелькнула мысль. Но он тут же отогнал её прочь. Нет, не обойдётся. Он это чувствовал уже шкурой. Затевается что-то серьёзное. А главное политическое! И он, Лейба, опять!.. Опять участвует! Ну разве Харлампиев поверит в случайность? О-хо-хо-хо-хо-хо-хо! Беда! Просто беда! Вот так поставить под угрозу всё! Всё, что так долго наживал! Что же делать? Что делать?
Доктор вскочил, заходил по кабинету. Путь один. Надо ехать. Немедля ехать в охранку к Харлампиеву. Он растворил дверь кабинета:
Степан, вели запрягать! Срочно!
42. Гордон он же Виртуоз
Зубов почувствовал, что Ирина и Павел его ждали, и это ему было приятно.
Молодец, похвалил Павел, крепко сжав его руку. Ты, как всегда, точен.
Мы же договорились, Сергей удивлённо взглянул на него, как бы говоря: или ты думал, что может быть как-то иначе? Павел понял его взгляд.
В нашем деле без дисциплины нельзя.
Он повернулся к Ирине, как бы приглашая и её высказаться по затронутой теме, но она заговорила о другом:
С сегодняшнего дня наша группа приступает к подготовке очень серьёзного дела. Мы с Павлом решили прямо сказать вам об этом, Серёжа. Поэтому, если есть сомнения, неуверенность в своих силах, лучше отказаться сразу.