Понятно, заместитель передвинул лист сидящему рядом офицеру. Зубова по-прежнему наблюдать?
Да, кивнул Харлампиев, причём пусть открыто за ним ходят, давят на нервы, не сегодня завтра он окончательно будет у нас на крючке.
27. Резкий поворот
Что бы ни делал Зубов, отвлечься от разговора с начальником охранки, переключиться на что-то другое он не мог. Перед глазами неотступно стоял ордер на арест Ирины. А дальше включалось воображение: суд, каторга, Сибирь. Нет, он не мог это допустить. Только не это! А что ещё он мог сделать? Кем ещё он мог заменить Ирину? Собой? Он предлагал, но Харлампиев только посмеялся в ответ. А кого он, Зубов, знает из окружения Ирины? Только Павла. Он попытался убедить себя, что сам Павел, оказавшись в такой ситуации, сделал бы то же самое. Сергей почти убедил себя в этом, когда новая мысль разрушила все его уловки. А что будет, если об этом узнает Ирина? Да она проклянёт его! На всю жизнь! И как ему после этого жить, зная? И можно ли вообще с этим жить? Не лучше ли броситься с моста или сунуть голову в петлю? Это, может быть, единственный выход. Уйти из жизни, ничем не запятнав себя в глазах товарищей. Да, наверное, так будет лучше. Но как же быть с ордером? Он же существует! И выходит, его, зубовская, смерть не спасёт ни Ирину, ни Павла!
Зубов остановился в отчаянии. И следовавший за ним филёр тоже остановился. «Вот он, думал Сергей, уже и не думает прятаться».
Зубов вдруг увидел, что стоит перед входом в библиотеку. Повернуться и уйти? Нет, надо идти и рассказать Ирине обо всём, что он сделал. А дальше будь что будет.
Он потянул дверь на себя.
Евгения ещё издали приветливо ему заулыбалась, но, когда он подошёл ближе, она взглянула на него с тревогой:
Сейчас позову Ирину Александровну.
Вернулась скоро:
Сейчас подойдёт.
Вслед за ней показалась и Ирина.
Серёжа, я вам так рада, радостно начала она, но вдруг лицо её изменилось: Что-то случилось? Вы не заболели?
Нет, но Зубов посмотрел на Евгению, и та мгновенно поняла, что мешает.
Извините, у меня срочное дело.
Сергей и Ирина остались одни.
Так что случилось, Серёжа?
Понимаете, Ирина Александровна
Но она его перебила:
Давайте проще. Ирина. Мы же друзья
Хорошо. Понимаете, Ирина
Как? С чего начать? пронеслось в голове Зубова. Первая фраза, с которой он хотел начать: «меня забрали в охранку», сейчас показалась ему неестественной и фальшивой. Почему меня? По какой причине? Почему в охранку? Это надо всё объяснять, чтобы стало ясно, как всё произошло.
Я хочу вам рассказать начал Зубов и увидел в конце зала Павла, который решительным шагом шёл к ним.
Как хорошо, что ты здесь! Павел крепко пожал Зубову руку. На ловца, как говорится, и зверь бежит.
«На какого ловца, какой зверь? думал Сергей, смущённый внезапным появлением друга. Что он имеет в виду? Неужели то, что я вновь рядом с Ириной?»
Ты мне друг? решительно спросил Павел.
Вопрос смутил Зубова. Ему подумалось, что следом Павел напомнит ему об их недавнем разговоре, во время которого, казалось, уже были расставлены все точки в их взаимоотношениях. Он почувствовал досаду, что Павел имеет полное право думать именно так, застав его с Ириной вдвоём, хотя причина их встречи была совершенно иной.
Да, как мог твёрдо ответил Сергей. Ты же сам знаешь.
Тогда я тебя так же прямо спрошу, Павел смотрел ему в глаза, ты пойдёшь со мной?
Он не сказал, куда, с какой целью, но Зубов всё понял и, не думая ни секунды, твёрдо ответил:
Да.
Не пожалеешь?
Нет.
Даже если будет очень опасно?
Я с тобой. До конца.
Павел протянул ему руку. И Зубов с чувством ответил на крепкое рукопожатие друга.
Другого я от тебя и не ждал.
Зубов стоял в полном смятении от переполнявших его чувств, не зная, что ему теперь говорить, что делать и как быть.
Павел посмотрел на часы.
Давай так. Завтра приходи сюда к обеду, и мы подробно поговорим обо всём. А сейчас извини, мы с Ириной должны тебя покинуть. Дела.
Проводив Зубова, Ирина вдруг коснулась руки Павла:
Он же хотел мне что-то рассказать
Тот улыбнулся:
Полагаю, о своей любви.
Тебе не стыдно?
Павел притянул её к себе:
Прости, прости
28. Встреча с Вейцлером
Лица, лица, лица
Кого тут только нет! Мужчины и женщины. Молодые и старые. Военные и штатские. Красивые и не очень И все они здесь с одной-единственной целью: себя показать других посмотреть. За исключением, по крайней мере, одного человека, который хочет «других посмотреть», но при этом ни в коем случае не показать себя.
Это очень непросто: себя не показать. Это почти искусство, которым владеют далеко не все. Чтобы себя не показать, нужно как можно ближе быть к тем, кто идёт впереди. И в то же время не слишком отрываться от тех, кто идёт сзади. Нужно по возможности сблизить эти группы и оказаться в середине. Нужно быть рядом с кем-то (желательно женщиной) в очень яркой одежде. И тогда все будут обращать внимание на неё, а не на тебя. А ещё нельзя крутить головой, смотреть вправо-влево, оглядываться. Нужно смотреть только вперёд, но ни в коем случае! не встречаться ни с кем глазами!
Тогда ты увидишь всё, что захочешь, не показав никому себя.
Лица, лица, лица
Солдатов, соблюдая все предосторожности, несколько раз останавливался, смотрелся в стёкла витрин, заходил в магазинчики и лавки и в окне рассматривал идущих по тротуару прохожих. Вроде бы всё было чисто.
Он вышел на людный в этот час бульвар, взглянул на часы, чтобы точно, минута в минуту, оказаться у летнего павильона, где должен был встретиться с Вейцлером.
Солдатов шёл спокойной походкой праздного, прогуливающегося человека, внимательно осматривая и в то же время старательно избегая пересечься с кем-нибудь взглядом. Встретиться глаза в глаза неминуемо означало обратить на себя внимание и, следовательно, запомниться. Хорошо, если обыкновенному прохожему, а если шпику, который сейчас среди праздной толпы пытается угадать его, Солдатова. Вон, кстати, и один из них, отметил про себя Солдатов. А вон и ещё один. Да, значит, Вейцлер уже близко. Пасут его знатно. А вот ещё трое, с невозмутимыми лицами. А между ними Вейцлер.
Солдатов увидел его шагов за тридцать. Бледное лицо, наглухо застёгнутые пуговицы плаща. Солдатов не глядел на товарища, но видел, как дважды моргнул он, говоря: вижу и держусь, и сделал то же самое, посылая сигнал: держись, брат!
Пройдя ещё шагов десять, Солдатов почувствовал, что его рубашка прилипла к спине от пота, а на лбу выступила испарина.
Он продолжал идти походкой праздного гуляющего человека, а в голове вихрем кружились мысли, пытаясь отыскать пути спасения товарища. Солдатов понимал, что эти прогулки не могут продолжаться долго. В конце концов могут вычислить и его. Достаточно одной нелепой случайности. У охранки может лопнуть терпение, и они надавят на Вейцлера, тем более что силы его, судя по внешнему виду, на исходе. А есть ещё Соня, есть ребёнок!.. И это делает Вейцлера вдвойне и даже втройне уязвимей, чем если бы он был один!..
Солдатов понимал, что действовать нужно как можно быстрее, пока охранка не придумала что-нибудь, что ухудшит и без того бедственное положение Вейцлера и его семьи.
Уже свернув с бульвара, Солдатов решил, что надо срочно обговорить ситуацию с ребятами, чтобы найти какое-то решение. Чем дальше уходил от бульвара, тем всё уверенней он был в том, что это решение будет обязательно найдено. Даже его походка, ещё недавно неторопливая и вальяжная, стала ритмичной и чеканной, а в мозгу в такт шагам звучали слова: «Вейцлера мы вам не сдадим!..»
«Московские ведомости» сообщают:
назначаются почётный опекун Московского присутствия Опекунского Совета учреждений Императрицы Марии, генерал от кавалерии ГРАФ ОЛСУФЬЕВ директором Измайловской военной богадельни Императора Николая I