Есть хочется, пожаловался, оглядываясь по сторонам, Людо.
Мимо прошел лоточник, и от его лотка так сладко пахнуло свежими булочками, что желудок у Арона едва не скрутился в жгут. А рядом продавали жареных кальмаров, пирожки, печеные яблоки, луковые кольца. Арон порылся в карманах но безрезультатно: ни монетки.
У меня ничего, уныло сказал он.
И у меня, так же кисло кивнул Людо.
Тогда?..
Арон посмотрел на удаляющегося лоточника, время от времени выкрикивающего: «Пирожки, булочки, рогалики! Пирожки, булочки, рогалики!» В пальцах закололо от сладкого и страшного предчувствия. Решаться надо быстро булочки неспешной походкой уходили все дальше.
Главное подойти осторожно, спокойно. Быстро схватить булку. Не бежать! Тихо отойти в сторону
Спрятать булку в сумку. Изобразить скучающий вид.
Конечно, ничего им не будет за кражу, ну, за уши оттаскают велика беда! Но уши тоже жаль. Поэтому, как бы ни хотелось сорваться и броситься прочь, выдавать себя нельзя. Арон и Людо шли медленно, делая вид, что разглядывают витрины лавок, и только когда отошли достаточно далеко расхохотались:
А я и не знал, что ты так умеешь! восхищенно заявил Людо. Ловко! Где научился?
Если тебе денег не дают, то не такому научишься, смеясь, ответил Арон.
У мамы Арон деньги воровать опасался, она считала каждый медяк, и у нее всегда все было аккуратно записано. А вот у слуг пожалуйста, тем более что слуги вечно думали друг на друга, и им в голову не приходило, что это сын их госпожи таскает монеты. А кладовая? Там всегда есть чем поживиться яблоки, пастила, изюм Всего-то и надо ночью вытащить из маминого стола ключ. Арон наловчился делать это все тихо, так что его ни разу не поймали.
Он с гордостью пересказывал Людо свои ночные вылазки, пока они шли по узкому переулку, с одной стороны которого тянулась высокая кирпичная стена без окон. Булка приятной тяжестью осела в желудке, выглянувшее солнце припекало затылок, и жизнь была прекрасна.
Киньте монетку калеке
Арон даже подпрыгнул от неожиданности. Поморгал: тонкий голосок доносился от кучи ветоши, набросанной у стены. Но оказалось, что это не ветошь, а какой-то бродяга, сидящий там, укрывшийся лохмотьями с вшитыми яркими лоскутами. В этой странной «одежде» он был похож на шута.
Нет ничего, бросил Людо, и они пошли дальше, но в спину им ударило:
Воры! Думаете, не знаю? Думаете, не вижу? Обмануть хотели Эрме-Ворона, а?
Арон остановился. Оглянулся. Бесформенная куча тряпья медленно принимала очертания: из нее выросли две покрасневшие руки точно лапы, появилось бледное, заросшее бородой лицо с носом огромным и красным, как гриб, рот искривился в усмешке.
Эй, он дразнит. Людо дернул Арона за рукав.
Ничего ты не знаешь, старикан, буркнул Арон, резко отталкивая руку друга. От старика остро пахло лисьей норой: кровью, зверем. В Файоссе, в доме дяди, он часто ходил искать эти норы, выкуривал оттуда лисиц и вытаскивал лисят.
Я знаю, что ты сдохнешь в море. Растрескавшиеся губы старика растянулись в жутковатой улыбке, обнажая желтые, но крепкие зубы. Глаза у него тоже были желтые, янтарные, птичьи. Борода топорщилась вперед и шевелилась от вшей.
Людо тянул друга прочь, но Арон не двигался. Потом медленно наклонился к земле, взял камень.
Если кто сдохнет, так это ты.
Камень ударился о стену, и старик захохотал.
Да что ты творишь! Пошли! голос Людо звучал как будто в отдалении.
Горячая волна гнева разлилась от затылка до пят. Арон сжал кулаки.
Еще один камень пролетел мимо цели, и смех старика стал еще громче, как будто кто-то выбивал дробь на барабанах.
Ну! Сопляк! Кинь еще! глумился сумасшедший, и его желтые глаза сверкали. Мазила!
Камень. Еще один. Еще.
Последний попал старику в живот. Тот согнулся, выкрикнул что-то резкое и тут же выпрямился.
Но у Арона уже были полные руки камней, и он бросал их, бросал, пока старик сперва просто пытался увернуться, потом защититься руками, потом убежать, уползти, цепляясь за стену. Арон бежал за ним, и камни летели в цель.
Что, ворон, улететь-то не можешь? кричал ему вдогонку Арон.
Но старик хохотал в ответ, вопил, что он Эрме-Ворон, что Арон умрет. И вся его семья умрет. И весь этот вонючий мерзкий город передохнет от чумы и проказы. Запах лисьего логова кружил голову и делал мысли смутными, нечеткими.
Перестань! Людо хоть и был слабее него, но с такой силой рванул Арона к себе, что тот чуть не упал. Это дало пару мгновений Эрме, и тот скрылся в темноте одного из проулков, откуда навстречу мальчишкам выскочила огромная с собаку крыса. Она встала на задние лапы, понюхала воздух и побежала прочь.
Ты знаешь, что будет, если убить Эрме-Ворона? Арон не говорил злобно шипел. Его силу получишь, вот что! А теперь что? Теперь мы с носом, он сбежал, превратится в птицу и поминай как звали.
Может, его силу нам даст это? Людо протянул Арону что-то небольшое, прямоугольное. Книга. Она ухмылялась кожаным переплетом, поблескивала бронзой, как воин доспехами. Видно, старикашка потерял ее, когда улепетывал.
Эта книга долго ждала, когда ее возьмут в руки.
Когда ее прочтут.
11
Всего три медяка! Три медяка и вы сможете увидеть прекраснейшие и знаменитейшие башни Дарреи! Узреть Поющий фонтан и загадать желание в Древоликом лесу! Три медяка! Мост Тинно и площадь Сорока Повешенных! Три
Пронзительные вопли уличного зазывалы липли, как грязь: хочешь отодрать, а не получается. Саадар даже головой потряс до чего же мерзко кричал этот пройдоха! Будто по металлу скреб ногтями. Зачем платить ему деньги, Саадар не понимал: посмотреть на башни можно было и бесплатно, а в Жемчужное кольцо, где жили богатеи, без нужной бумаги не пускали. Вряд ли такая бумага имелась у этого горлопана.
Но чем ближе Саадар подходил к Застенью, где обитал, тем реже встречались такие зазывалы.
Здесь, на кривых улицах без названий, куда больше было нищих и бродяг. Они сидели у обшарпанных стен домов, завернувшись в свои лохмотья, и просили подаяние у сердобольных горожан. Некоторые выставляли напоказ язвы и нарывы, страшные гнойные раны, изжелта-красные, с запекшейся сукровицей, на которых гроздьями висели жирные мухи. Одни простирали руки и хрипели что-то неразборчивое, другие грозились концом света, третьи выли и жаловались на свою судьбу. Калеки, юродивые, бродяги тут всем им было раздолье.
Именно здесь и начиналось Застенье: грязь, помои, уличные мальчишки с голодными и злыми глазами, старухи с отвратительными лицами, женщины в ярких обносках, выставляющие напоказ свое тело. И могучий смрад от реки, от дубилен, от порта.
Саадар оглянулся на оставленные позади светлые улицы Бронзового и Железного колец. Не очень-то беспокоятся сановные господа о таких вот выгребных ямах, тут и стража-то лишний раз не пройдет. А вот ему выбирать не приходится на хорошую комнату деньги еще заработать надо.
Он остановился напротив дома, где снимал угол под самой дырявой крышей.
Из полуподвального оконца кабака скудный свет падал на подгнивший деревянный настил. Внутри, в слоистом табачном дыму, пили и дрались, играли в кости и снова пили. Пьяные выкрики долетали до него, приглушенные звонким стуком дождя.
В низкий зал набилось множество разного люда, было шумно, дым стлался под потолком. В огромном очаге жарился на вертеле поросенок, истекая жиром. Могучая смесь запахов жарящегося мяса, чада, пота и немытых тел оседала сальным послевкусием на языке.
Саадар протиснулся в самый конец, где было чуть свободнее, нашел себе местечко за столом. С сожалением расстался с несколькими монетами. Хорошо хоть, еда оказалась вполне сносной, не подгорелой и не жесткой, щедро залитой чесночной подливкой видать, мясо несвежее или вовсе не свинина, а собачатина и то в лучшем случае