Но его глаза пригвоздили меня к месту, удерживая и выдавая с потрохами. Я перенеслась назад во времени, когда мы смотрели друг на друга через это самое окно: с улыбками на лицах, историями на языках и озорством в глазах. Он тот же самый маленький мальчик, и я та же самая маленькая девочка. И мы неуязвимы.
Мы долго смотрим друг другу в глаза, не в силах разорвать невидимую связь. Я впитываю его целиком: от усталых глаз и растрепанных волос до мятой одежды из коробок с моего чердака. Я пытаюсь представить, как все было бы, если бы он не исчез на двадцать два года; если бы он не пережил ужасы, о которых мы читаем только в вымышленных историях. Интересно, каким был бы тот Оливер Линч прямо сейчас, стоя у своего окна лицом к моему?
Я заставляю себя улыбнуться, несмотря на острую боль, сжимающую мое сердце.
А потом закрываю жалюзи.
Глава 5
Оливер
Я принес тебе их.
Я сворачиваюсь калачиком в своем спальном мешке рядом со специальной лампой, которую дал мне Брэдфорд. Он сказал, что она будет поддерживать мое здоровье так же, как солнечный свет. В последнее время я узнал много нового о здоровье, изучая физические упражнения и правильное питание. И я никогда не забываю принимать витамины, которые Брэдфорд дает мне на завтрак.
Я как раз собираюсь сделать приседания, когда Брэдфорд кладет стопку комиксов рядом с книгами, которые я жадно поглощал.
Я люблю комиксы, говорю я, внутри меня все трепещет от нетерпения.
Я здесь уже несколько месяцев, и скука наконец-то начала отступать. Я так много читал. Я узнал много нового. Существует слово «пипидастр»[10], я хихикаю каждый раз, как вспоминаю о нем.
Пипидастр!
Брэдфорд снимает маску, присаживаясь на корточки рядом со мной.
Похоже, ты повеселел, малыш, говорит он мне, почесывая свою щеку. Тебе нравятся книги?
Я сажусь прямо.
Я обожаю их! Я узнал, что вода может поймать лазер в ловушку. Вы знали об этом?
Конечно, говорит он, залезая в рюкзак и вытаскивая еще припасы. Я хотел стать ученым.
Хотели?
Ага. Я мечтал о большой научной лаборатории, чтобы делать секретные снадобья.
Почему вы им не стали?
Он отводит глаза.
Думаю, у жизни были на меня другие планы.
Что ж, я надеюсь, что когда-нибудь вы все же станете ученым. Может быть, вы сможете сделать воздух снаружи снова хорошим. Это было бы круто, да?
Да, малыш. Повисает пауза, прежде чем Брэдфорд протягивает мне вещи, которые он вытащил из своей сумки. Я принес тебе и это тоже. Я подумал, может быть, ты умеешь рисовать.
Мои пальцы обхватывают спираль на блокноте для рисования. Не думаю, что я хорош в рисовании. Я нечасто этим занимался.
Спасибо. Может, я смогу нарисовать свои собственные истории, как те, что я прочитал.
Он кивает мне, а затем застывает на несколько тихих ударов сердца.
Что ж, хорошо, теперь я оставлю тебя в покое. Не скучай, Оливер.
Брэдфорд уходит, люк надо мной захлопывается, и я смотрю вниз на чистый лист бумаги в своих руках. Брэдфорд оставил коробку цветных карандашей рядом со стопкой комиксов. Теперь все это инструменты для моих творений. Да, мне нравится эта идея. Это будет отвлекать меня, пока я не выберусь отсюда. Я могу создавать новые захватывающие миры и грандиозные приключения.
И я смогу их показать своей маме и Сид. Я знаю, что они все еще живы, хотя смертоносный воздух уничтожил много людей. Моя мама и Сид самые храбрые люди в мире, поэтому они наверняка живы. Они должны быть среди выживших, которые прячутся в подвале точно так же, как Брэдфорд и я. Это обязано быть правдой, потому что иногда я почти чувствую Сид. Слышу, как она зовет меня по имени.
Оливер
Откидываясь на подушку, я прикусываю нижнюю губу, глубоко задумавшись. Мне нужно название для моих комиксов. У всех великих историй есть великие названия.
Но какое?
Мои глаза обшаривают тускло освещенную комнату, останавливаясь на каменной стене рядом со мной.
У меня перехватывает дыхание.
Есть!
Оно идеально
Я вздрагиваю и просыпаюсь, мокрый от пота, пальцы сжимают голубое одеяло, которое я забрал с собой на покрытый ковром пол. Я предпочитаю спать на земле, а не на кровати. Матрас кажется неустойчивым и опасным роскошь, к которой мне только предстоит привыкнуть.
Хлопчатобумажная рубашка прилипла к моей груди. Груди, которая вздымается от мучительных вздохов, когда спутанные образы угрожают моему хрупкому здравомыслию. Мои сны и воспоминания об одиноком подвале наполняют меня в равной степени тревогой и комфортом. Это странно.
Прижимая ладони к лицу, я наклоняюсь вперед, пытаясь вернуть контроль над дыханием. В спальне темно, солнце крепко спит, значит, все еще середина ночи.
Так почему я слышу разговоры и смех?
Я поднимаюсь на ослабшие ноги и подхожу к двери спальни. Голоса становятся громче, когда я открываю ее. Похоже, что они принадлежат моему брату и таинственной девушке.
Сидни?
Прокравшись по коридору, я останавливаюсь как вкопанный, когда частично обнаженная девушка выбегает из комнаты Гейба, хихикая и говоря что-то неразборчивое через плечо. Ее глаза расширяются, когда она замечает меня.
Оливер! Мне так жаль. Я и забыла, что ты здесь.
Я хмурюсь, наблюдая, как она пытается прикрыть бедра краем футболки, которую, похоже, одолжила у Гейба. Это сестра Сидни девушка с голубыми волосами и именем, как название фрукта.
Танжерин[11], кажется.
В дверном проеме появляется Гейб, без рубашки, его голова стыдливо опущена.
Извини, чувак. Мы не хотели разбудить тебя.
Танжерин натягивает улыбку, пробегая мимо меня и исчезая в ванной. Я поднимаю глаза на своего брата.
Он прочищает горло.
Мы просто играли в игру. В «Твистер». Знаешь, такая с разноцветными кружками и странными позами из йоги? Безумно весело.
«Твистер»? я хмурюсь еще сильнее. Я предположил, что вы занимались сексом.
Рот Гейба складывается в букву «О», брови приподнимаются, ноги шаркают взад-вперед, как будто ему неудобно.
Верно. Этим мы занимались тоже. После «Твистера», он кашляет в кулак. Было так напряженно, типа «кто же победит?». Это очень возбуждает и
Танжерин выскальзывает из ванной и крадется на цыпочках мимо меня, как будто так она может остаться незамеченной. Люди странные.
В любом случае извини, что разбудили тебя. Мы будем вести себя тихо, заканчивает Гейб как раз в тот момент, когда Танжерин проносится мимо него и скрывается в темной спальне.
Он одаривает меня неловкой улыбкой и закрывает дверь.
Я со вздохом возвращаюсь в свою комнату, бросаю взгляд на ближайшие часы и понимаю, что уже почти четыре утра. Возможность определить время это удобство, о котором я и не подозревал.
Я останавливаюсь перед окном своей спальни, бросаю взгляд на соседний дом и замечаю, что комната напротив меня темная и неподвижная. Сидни наверняка спит, как и большая часть мира. Я прокручиваю в голове несколько наших последних разговоров, заостряя внимание на выражении ее глаз в тот момент, когда сказал ей не приходить. Я чем-то обидел ее.
Конечно, я не хотел этого, и ее реакция заставила меня почувствовать себя неловко. Я не привык к этому чувству к тому, что напоминает маленький клубок страха, распускающийся глубоко внутри. Мои эмоции всегда были довольно стабильными. Можно даже сказать, отсутствующими. Тревога или жалость могли подловить меня только в те моменты, когда я читал захватывающий роман или когда я впервые посмотрел «Принцессу-невесту»[12]. Человеческие эмоции смущающие и неожиданные.
Но я не могу не задаться вопросом, не вызвала ли моя откровенность у Сидни такое же ужасное чувство. И эта мысль только усиливает чувство вины.
Я снова поворачиваюсь лицом к дальней стене. Она частично покрыта карандашными рисунками, создающими знакомый мир, в который я хотел бы убежать. Невероятные герои, новые приключения и загадки, а также прекрасная дама, нуждающаяся в спасении.