Привели мальчишек, они были в таких же полосатых пижамах, побритые, веселые. Мытье скорее их позабавило, Володя придумывал разные игры, зная по себе, как дети из подземелья не любят мыться. Сегодня они спасались от ядовитых змей и кусачей мушки. Катя вкатила тележку с подносами для каждого. Дети сели и стали аккуратно есть кашу и бутерброды с вареной колбасой из червя. Давать другую пищу было нельзя, ее вводили постепенно, кишечник тут же отторгал неизвестные белки, а кожа покрывалась волдырями и кровоточащими язвами и зудящими красно-фиолетовыми пятнами. С первого дня начиналась долгая, но интересная адаптация ребенка к другой жизни.
Уснули, доложила высокая воспитательница. Как и другие женщины, она была очень худая, с длинными сильными руками и цепкими, как клещи робота, пальцами
Быстро, хорошо поели? Петр Николаевич взглянул на часы.
Съели все, даже удивительно.
Вошли другие воспитательницы и сели на кушетку. Кабинет Петра Николаевича больше напоминал смотровой кабинет, здесь он больше занимался психотерапией у детей и воспитателей, с детьми было гораздо проще. Вошел Володя и встал в дверях, облокотившись о косяк. Он подмигнул воспитательницам, все они были очень похожи, как сестры, худые, с короткими стрижками, с карими глазами. Дети так и называли их три сестры, часто путая имена, и никто на это не обижался, Петр Николаевич, ради шутки, тоже иногда путал их.
Олеся, обратился он к самой высокой. Осмотр сделали, поражений нет?
Не больше, чем обычно. Вылечим, мелкие язвы сами пройдут, как начнут досыта есть.
Точно, мальчишки худые просто ужас, добавил Володя. У Заура много круглых шрамов на ноге, похоже, прикуривали.
Да, похоже. Но надо осмотреть. Не расспрашивайте, ребенок сам все расскажет. Надо привыкнуть, сказал Петр Николаевич и заметил за спиной Володи шпиона, Юлю, остроносую девчонку с улыбкой до ушей, сующую свой нос во все дела. Она была солнечно-рыжая, и лишь в самую холодную зиму веснушки на носу и щеках бледнели от возмущения.
Юля, я тебя вижу.
А я это, просто мимо проходила, не моргнув глазом, сказала Юля и смело вошла в кабинет. Потерялась.
Это ты и потерялась, хмыкнула средняя воспитательница, они и садились всегда по росту, не без удовольствия продолжая эту детскую игру. Кто придумал так их называть и путать имена нарочно, никто уже и не помнил, как и многое другое, что устоялось и жило в этом доме.
Не веришь, Вита? Я ведь никогда не вру! огрызнулась Юля.
Я Поля, Вита вот, улыбнулась женщина, ткнув локтем в бок соседку. Все дружно рассмеялись.
Так, ты ждешь отчета, правильно я понимаю? серьезным тоном спросил Петр Николаевич.
Да, мы все ждем отчета, не менее серьезно, уперев тонкие руки в боки, ответила Юля. Ей было только девять лет, но выглядела она уже сурово, не по-детски, когда вела серьезные разговоры.
Хорошо. Слушай, потом всем расскажешь. Нечего сюда по одному бегать. Катя привела пять новеньких.
Вольных, поправила его Юля.
Да, но это будет позже. Им надо привыкнуть, поэтому не пугайте, поняла? И всем передай, чтобы не приставали.
Мы знаем, как надо. Немаленькие, важно заявила Юля.
Вот и хорошо. Три мальчишки и две девчонки. Тебе поручаю девочек, справишься?
Справлюсь. А мне три сестры мешать не будут?
А мы тебе разве мешаем? удивилась Олеся.
Это я так, заранее определила правила, Юля поправила рукой коротко стриженые волосы, будто бы у нее ослаб пучок на затылке.
Правильно. Надо договариваться сразу. Вы будете работать вместе. Если сможешь, возьми и третьего малыша. Как думаешь? Петр Николаевич хитро посмотрел на нее, Юля сверкнула зелеными глазами, принимая вызов.
Справлюсь! В помощь себе возьму Дашку и Лену, а еще Артема и Лешку.
Вот и банда собралась, засмеялся Володя. А про Тимура забыла?
Тимур козел! с чувством воскликнула Юля.
Юля, ты же знаешь, что мы никого не обзываем, Петр Николаевич строго посмотрел на девочку.
Так он на животное похож, как из того фильма. Вот упрется и все, с места не сдвинешь!
Юля, Петр Николаевич постучал пальцем по столу.
А Катя спит, можно к ней? Юля аж подпрыгнула на месте.
Спит, не буди. Она сама тебя найдет, не переживай, сказала Вита.
Блин, так долго ждать! девочка нетерпеливо задвигала ногами. Ладно, раз надо, так надо.
Иди, готовься, засмеялся Володя.
А чего готовиться? Я все помню, и девчонки помнят, недоуменно пожала плечами Юля. Все громко рассмеялись, и девочка немного обиделась, не понимая этого смеха, даже покраснела, как наливающийся соком помидор.
Пойдем, ты мне поможешь, Поля встала и взяла девочку под руку. У нас много дел, еще откажешься, а?
Не откажусь. Я же дала слово! твердо сказала девочка, посмотрев на всех очень серьезно.
Молодец, и держи его. Но никогда не бойся попросить помощи. В этом нет ничего позорного. Никто из нас не знает и не умеет всего, поэтому мы все делаем вместе, сказал Петр Николаевич. Юля радостно кивнула и одними губами прошептала: «Спасибо!».
7
Роман Евгеньевич склонился над микроскопом с закрытыми глазами. Он знал, что увидит, можно было и не проверять все пробы болезнь вернулась, окрепшая, новая. Со стороны он напоминал статую индустриальной эпохи, не хватало еще лозунга на пьедестале или кумачового плаката над головой: «Верны труду и науке! Будущее медицины за нами!». Белый халат уже давно не был белым, стиранный сотни раз, он стал медного оттенка, как и волосы на голове и теле, окрашенные обеззараживающими реагентами. В короткие секунды забытья, когда сон на секунды овладевает негнущимся телом, мозг отключается, перезагружается, отбрасывая апатичную беспомощность, он видел себя такой скульптурной композицией, сейчас за столом с микроскопом. Прибор был очень старый, новой техники не выдавали, по слухам она копилась на складах у кого надо, но зачем? Считалось, что для работы достаточно дребезжащих центрифуг, матовых пробирок и чашек Петри, сквозь которые с трудом можно было разглядеть содержимое, приходилось светить ярким диодом, выбирая точку, где рассеивание будет минимальным.
В ушах засвистел ветер, главное воспоминание из всего скупого детства, и он проснулся. Все, кто видел его в таком состоянии, думали, что он думает, и не мешали. Роман Евгеньевич посмотрел в окуляр, без эмоций встал и записал в электронный журнал: «Проба 6789 положительно». Журналы вели не все смены, считая, что это мало кому нужно, и их никто не читает. Роман Евгеньевич не спорил и не заставлял, понимая, что это бесполезно. Он точно знал, для чего нужны эти журналы, молча о том, что никому не удастся открыть даже прошлогодние записи все журналы засекречивали, поэтому он всегда вел два журнала, один защищенный, который не смог бы взломать ни один хакер. Заперев процедурную, он достал из потайного ящика в вентшкафу толстую тетрадь и записал. Полистав страницы, он услышал шаги, и поспешно спрятал журнал. Этот тайник для него сделал инженер Тараканов, с такой фамилией он по праву был главным по оборудованию на тараканьей ферме. Тараканов и передал еще молодому врачу Роману Антонову, уже позже его будут называть только по имени отчеству, даже особисты, запас толстых тетрадей из серой клетчатой бумаги, рассказав, как и где надо хранить. Это должно было быть такое место, куда бы никто в здравом уме руки бы не засунул.
Он успел открыть дверь до того, как за ручку дернет особист. Роман Евгеньевич сделал вид, что выходит, механическими движениями натягивая перчатки.
О, а я боялся вас не застать, Роман Евгеньевич, у двери стоял сгорбленный под тяжестью болезни человек с пепельными волосами и живыми зелеными глазами. Болезнь превратила этого красавца в подобие средневекового бурдюка, полного застоявшейся воды, лекарства не давали умереть, но и не лечили, просроченные, поменявшие цвет и форму капсулы отказывались пить другие, а он пил. И жил до сих пор. Мало кто знал, сколько ему лет, знали только то, что первую войну он застал в утробе матери. Большая голова и лицо, похожее на кусок метеорита, огромный зоб, надутые руки и ноги, мешок вместо тела лучше любого удостоверения заставляли людей слушаться, выдавать все, что требовалось и не требовалось. Его боялись так, что в тесных компаниях под перегнанное три раза пиво не упоминали его имени, боясь, что друг и собутыльник донесет, не по злобе или ради выгоды, а потому, что иначе было нельзя. Вы выглядите очень усталым.