Ну, я просто имел в виду, что вам приходится взаимодействовать с кучей народа.
Как только оказываешься среди язычников, всё меняется. В корне меняется. Становится намного острее, намного живее, делается яснее ясного. Ох, ладно, спохватилась она, это такие вещи, которые путаются в голове ещё сильнее, когда заводишь о них речь.
Догадываюсь.
Тогда давайте и не будем о них говорить. Вы не против, если я как-нибудь набросаю пару мыслей и передам их вам? Ну, на бумаге?
Он ответил:
Непременно.
А что насчёт вас? Как идёт ваша работа?
Да это скорее похоже на отдых.
Какие здесь интересы у «Дель-Монте»? Вряд ли на этих равнинах Магинданао хорошо примутся ананасы. Здесь слишком влажно.
Я в отпуске. Просто путешествую.
Значит, вы приехали сюда без видимых причин. Просто заблудившийся торговый представитель.
Пожалуй, да, я бы рассматривал это как что-то вроде представительской должности, если бы такие милые люди как вы и так уже не выполняли здесь работу, представляя нас в лучшем виде.
Нас это кого, мистер Сэндс?
Соединённые Штаты, миссис Джонс.
Я канадка. Я представляю интересы Святого Евангелия.
Ровно тем же занимаются Соединённые Штаты.
Вы читали книгу «Гадкий американец»[33]?
Он ответил:
С чего бы мне пришло в голову читать книгу с таким гадким названием?
Она удивлённо взглянула на него.
А, ладно, читал я «Гадкого американца», ответил он. По-моему, полная чушь. Самобичевание нынче входит в моду. Но я на это не куплюсь.
А «Тихого американца»[34]?
«Тихого американца» я тоже читал.
Этот роман, как заметила Кэти, он уже не заклеймил «полной чушью». Она сказала:
Мы, жители Запада, наделены многими благами. У нас бо́льшая свобода воли. Мы свободны от некоторых её мысли вдруг застопорились.
У нас есть права. Свобода. Демократия.
Я не об этом. Не знаю даже, как сказать. Свобода воли вообще под вопросом. Она с трепетом подумала, не спросить ли у него не читал ли он случаем Жана Кальвина?.. Ну уж нет. Даже сам вопрос таил в себе бездонную пропасть.
С вами всё в порядке?
Мистер Сэндс, спросила она, знаете ли вы Христа?
Я католик.
Да. Но всё же знаете ли вы Христа?
Ну, протянул он, думаю, не в том смысле, какой предполагаете вы.
Вот и я не знаю.
На это он не ответил ничего.
Я думала, будто знаю Христа, призналась она, но я полностью ошибалась.
Кэти заметила, что он, когда нечего сказать, сидит абсолютно неподвижно.
Мы, знаете ли, не все здесь сошли с ума, сказала она. На это он тоже ничего не ответил. Простите.
Он осторожно прокашлялся:
Вы ведь можете вернуться домой, разве нет?
О нет. Не могу. Она прямо-таки ощущала, как он боится спросить почему. Просто потому, что тогда у меня в жизни ничего уже не исправить.
Американец молчал, и слышать это молчание было почти невыносимо. Пришлось заполнить паузу:
Знаете, это не так уж необычно, не так уж странно, не такое уж неслыханное дело находиться в трагической ситуации, но знать, что жизнь-то продолжается. Вы только посмотрите вокруг! Солнце по-прежнему всходит и заходит. Каждый день освобождает в сердце немного места как же это слово любовь не ослабевает, она неумолимо шевелится, толкается и пинается внутри, как дитя. Ну всё, ладно! С меня хватит! «Что ж я за дура-то!» чуть не вырвался крик из груди.
Заходящее солнце снизилось из-под облаков и так ударило им в глаза лучами, что внезапно весь городок залило пульсирующим алым светом. Американец никак не высказался по поводу её слов. Он спросил:
А что произойдёт, когда всё это, гм выяснится окончательно?
Ну вот, поздравляю, вы подобрали нужное слово.
Простите?
Вы хотите сказать, если Тимоти умер?
Если, ну да. Простите.
Мы не знаем, что с ним случилось. Он сел в автобус до Малайбалая, и мы всё ещё ждём его домой. У него был болезненный вид, он пообещал, что перед тем, как провести все остальные встречи, сходит к доктору в тамошнем санатории. Насколько мы знаем, в санатории его никто не видел. Мы вообще не уверены, что он доехал до Малайбалая. Уже были в каждом городке по дороге туда ничего, ничего, никаких вестей.
И, догадываюсь, времени уже прошло порядочно.
Семнадцать недель, сказала она. Всё уже сделано.
Всё?
Мы связались со всеми, с кем можно, с местными властями, с посольством, конечно же, с нашими семьями. Совершили тысячу звонков, каждый по тысяче раз сошёл с ума. В июле приехал его отец и объявил о вознаграждении для того, кто его обнаружит.
Вознаграждение? Он состоятельный человек?
Нет, вовсе нет.
А-а.
Впрочем, кое в чём дело продвинулось. Нашлись какие-то останки.
Американец, как верный своим корням уроженец Среднего Запада, отреагировал на это замечание, промычав:
А-а. Угу.
Так что прямо сейчас мы ждём вестей о личных вещах мертвеца.
Мэр Луис мне рассказывал.
Что, если это Тимоти? Какое-то время я ещё побуду здесь, а потом найду новую должность в любом случае так ведь и планировалось. Если же Тимоти, к нашему всеобщему удивлению, всё-таки вернётся а это-то он может, вы просто не знаете Тимоти, вот если он вернётся, мы, наверно, и дальше будем работать по плану. Он ведь ждал перемены. Хотел перемен, новых задач. В смысле, тех же самых задач, но на совершенно новом месте. Ну а я медсестра, меня могут отправить куда угодно. Хоть в Таиланд, хоть в Лаос, хоть во Вьетнам.
Северный Вьетнам или Южный?
У нас и правда есть люди на Севере.
У адвентистов седьмого дня?
У МФПД Международного фонда помощи детям.
Точно, МФПД. И вдруг Шкип разразился страстной тирадой: Послушайте, эти местные никогда не увидят лучшей жизни, чем есть у них сейчас. Но вот их дети может быть. Свобода предпринимательства означает обновление, просвещение, процветание и всю прочую банальщину. А ещё свободное предпринимательство просто обязано расширять свои границы, такова уж его природа. Их правнуки будут жить лучше, чем мы сейчас живём в Штатах.
Хорошо, опешила она, это всё прекрасные мысли и многообещающие речи. Но ведь «этих местных» одними речами не накормишь. Им нужен рис, чтоб наполнить желудок, и притом сегодня же.
При коммунизме их дети сегодня, может, и ели бы лучше. Но их внуки подохнут с голоду в мире, который превратится в одну большую тюрьму.
Как мы вообще перешли к этой теме?
А вы знали, что МФПД считается организацией прикрытия для коммунистов?
Нет. Это правда? Она на самом деле ничего такого не слышала, да это и не особо её волновало.
Посольство США в Сайгоне считает МФПД орудием Третьей силы.
Что ж, мистер Сэндс, я не принадлежу к пятой колонне или какой-то там третьей силе. Даже не знаю, что это за третья сила такая.
Это не коммунисты, но и не антикоммунисты. Однако пользы от них больше коммунистам.
И много ли времени люди из «Дель-Монте» проводят в посольстве США в Сайгоне?
Мы получаем сводки отовсюду.
МФПД организация крохотная. Мы живём на гранты от десятка благотворительных фондов. У нас главная контора в Миннеаполисе, а ещё около сорока медсестёр работают в поле не знаю, по скольким странам. В пятнадцати или шестнадцати странах, по-моему Мистер Сэндс, вы, кажется, расстроены.
Он сказал:
Разве? Это вы, должно быть, были здорово расстроены позапрошлым вечером.
Когда?
В Малайбалае.
В Малайбалае?
Ой, да ладно в итальянском заведении? Когда мэр упомянул что-то про Кэти Джонс адвентистку седьмого дня, имя было то же самое. Но я уж точно не подумал, что это были вы.
Почему же?
В тот вечер вы вели себя совсем не похоже на адвентистку седьмого дня.
Американец в своих цветастых коротких брючках, кажется, ждал от неё какого-то слова в свою защиту, хотя от этого не было никакого проку.
Мэр и его родня всегда были очень добры ко мне.
Нет, ну в самом-то деле ладно вам.
Мы ведь не всегда рассказываем о себе всю правду, а? Например, мэр считает, что вы совсем не тот, за кого себя выдаёте. Он говорит, вы здесь на каком-то секретном задании.