Я, например, считала, что Янушу давно пора выступить на какой-нибудь значимой научной конференции или же, на самый худой конец, на симпозиуме в университете, хитрый и пронырливый Януш же пока не спешил делиться своими научными выводами, сделанными в процессе долгой и упорной работы
Hallo, Анна! Пообедаем сегодня у Maurizio? Его голос был радостным, и всего лишь на мгновение мне показалось в общем, неважно, что мне показалось, но признаюсь откровенно, ожидала я совсем иного звонка.
Привет А, это ты, привет, Януш! Извини, не узнала сразу, быть тебе богатым, шутливо приветствовала я своего приятеля.
Спасибо, не жалуюсь, рассмеялся в ответ Януш фон Армансберг, к слову, потомок известного баварского рыцарского рода, известного с XIII века, и самый настоящий граф. Ну что насчет совместного обеда? Я мог бы после семинара зайти за тобой в UB[11].
Почему нет, милый Януш? Мне кажется, я уже достаточно сегодня потрудилась для своих любимых Метнера, Белого и Пашуканиса. Пора и честь знать, как гласит русская пословица! весело добавила я уже по-русски, и Януш попробовал повторить за мной:
Pora i chest' znat'! с заметным трудом и с забавным баварским акцентом проговорил он. Kruzifix![12]
Ладно, переходи на латынь, оборвала я его лингвистические старания.
Януш послушался и немедленно прекратил свои попытки считывания на слух и транскрибирования русских пословиц, тем более что получалось это у него не очень убедительно. Я немного знала его семью, это были строгие, очень добропорядочные люди, представляющие одну из основных ветвей древнего баварского дворянского рода, а его мать, к слову, младшая графская дочь и одна из семи красавиц-сестер, не мне одной казалась воплощением прославленных немецких максим: Kinder-Küche-Kirche[13]. Их семья действительно была дружной и большой, впрочем, для Баварии это не редкость.
У Януша, насколько мне было известно, наличествовало двое старших братьев Йоханн и Андреас, уже работающих: они были совладельцами крутейшей авторемонтной мастерской, расположенной в Мюнхене и специализирующейся на ремонте элитных ретроавто вроде Mercedes-Benz SLC 300. Была у Януша и одна младшая сестра Каролина, еще учившаяся в школе. Не берусь судить, но, разумеется, домашнее воспитание сказывалось: привыкший заботиться о «младшем составе», Януш был предупредителен и вежлив со мной иногда просто до ужаса. К слову, он всегда безропотно таскал мои сумки, папки, библиотечные книги, тетради и планшеты, которые имели свойство накапливаться, подобно снежному кому в предгорьях Альп, и к концу дня просто оттягивали мои хрупкие и слабые женские плечи.
Пожалуй, и сама бы не ответила на вопрос, почему меня так раздражали неуклюжие и всегда случавшиеся не ко времени попытки Януша обратить на себя мое внимание. Может быть, просто еще очень сильна была в моей душе любовь нет, пожалуй, именно страсть к другому человеку
Да и кто бы ответил на этот странный вопрос, кроме разве что брата Джиованни? Брат Джиованни, что ты еще хотел мне сказать в своем сказочном Средневековье в том волшебном монастырском саду, под кружащими осенними листьями, напоминающими оранжево-красные цветы или же полностью раскрытые маленькие японские веера?
Что еще не спросила я у тебя, какие вопросы были мной, к сожалению, не заданы? Что я забыла у тебя узнать?
Ты говорил мне о том, что всякий грех есть несчастье. Несчастье и для нас самих, и для окружающих нас. Ты предостерегал нас меня от непоправимой ошибки. Ты утверждал: грех есть начало разъединяющее и разделяющее, отталкивающее нас от людей
Ты давал мне много мудрых советов, проверенных Библией и временем, но некоторым из них я, к сожалению, не последовала
Бессонницы бокал старинный
Начало лета. Пригород Karlsruhe[14].
В один из выходных дней впервые
по-настоящему майских я осталась
дома одна. С самого утра солнце как хирург
острейшим скальпелем препарировало
лучами весь дом: желтое плавящееся
дерево лестницы, ведущей на второй этаж
такой же кукурузно-желтый паркет
чуть скрипучего пола картины и гравюры
в гостиной Полуденный лес, по краям
изломы сосен, и с высокого горного склона
опрокинувшаяся даль. В небе птица.
Тончайшая прорисовка черно-белых
деталей время словно остановилось,
рассыпалось на минуты, секунды,
штрихи и линии Германия, война
безвестного еврейского художника спасла
немка, укрывая в лесу долгое время
штрих-код этой гравюры.
«Жить»
Черешневый лес
(Слушая Рахманинова)
Свиток второй Брат Джиованни. Лорш
(отрывок из романа Анны «Нерушимая обитель»)
Я торопливо шла по вечернему Лоршу, опасаясь упустить Сандерса, который то мелькал в своем темном монашеском одеянии среди оживленной, наполненной торопящейся к вечерней молитве толпой улицы, выложенной каменными плитами, то исчезал за очередным поворотом.
Мои бедные ноги, обутые в роскошные новые лоферы темно-шоколадной замши из последнего завоза у Marion, украшенные разноцветной норкой и на небольшом квадратном каблуке, уже болели по-настоящему. Но присесть и хотя бы немного отдохнуть было негде и некогда. Да и зачем такие жертвы? думала я зло и раздраженно, не зная, на кого же в первую очередь обрушить свой праведный гнев. Господи, да что за несносные туфли, это же пытка испанским сапожком в буквальном смысле, как в них болят ноги!..
Постепенно сгущались сумерки, и вся многогласая и многоликая лоршская толпа, которая, подобно регулярным морским приливам, прибывает сюда по воскресеньям и, конечно, на Рождество, стала меняться. Исчезли как будто их сдуло порывистым и холодным вечерним ветром и веселые любопытствующие японские туристы с фотоаппаратами, куда-то пропали влюбленные праздношатающиеся парочки, которые обычно слоняются тут от одного столика многочисленных вечерних кафе к другому. Внезапно я оказалась в глухом и гулком Зазеркалье Лоршского монастыря, где туристов, извечных, как и сам прославленный монастырь, уже и в помине не было.
Вместо них я увидела множество снующих среди старинных, каменной кладки, построек молодых людей монашеского вида с тонзýрами, облаченных в длинные черные или темно-коричневые рясы, подвязанные грубо сплетенными кожаными поясами. Я смотрела по сторонам с любопытством, разглядывая строгий монашеский люд, не упуская тем не менее из вида Сандерса, однако теперь это было не так-то просто он сливался в единое целое с толпой других монахов, спешащих к вечерне. Из последних сил я вглядывалась в быстро сгущающуюся, словно бы наливающуюся густыми крапинами темно-сиреневых чернил влажную декабрьскую темноту, вновь и вновь ловила глазами его фигуру в мешковатой темно-коричневой одежде, увенчанную глухим и скрывающим лицо от посторонних взглядов клобуком.
«Сандерс, стой, мысленно кричала я, дай мне хотя бы минуту отдыха! Мои ноги скажут тебе спаси-и-и-бо-о!»
Я уже начинала терять сознание от усталости, еще немного, и повалилась бы просто на мостовую меня несло на автопилоте, из последних сил.
Наконец слава Создателю многоликая толпа начала редеть.
Удивительнее всего было то, что меня в этой толпе никто не заметил, а ведь я по-прежнему не прозрачная! Да, мой капюшон меня скрывал, но не настолько же! Какая-то неясность таилась во всем этом, как будто я действительно попала в Зазеркалье, где сквозь золотую патину времени уже не видно следов новых туфелек Но думать об этом было некогда: я, словно порядком спятившая Золушка, уставшая после долгой охоты на принца, неслась за Сандерсом.
Слава Богу, Сандерс несколько сбавил скорость, минуя одно из темных, выложенных тяжелой каменной кладкой, зданий. Его высокие и казавшиеся неприступными для врага стены состояли из серых гранитных глыб, вперемежку с плитами рыжего известняка, который, как известно, очень удобен в обработке при строительстве, поэтому его и используют повсеместно.