О, как глупо мы все будем выглядеть, когда выяснится, что у этого человека действительно есть предписание! запальчиво сказала Корделия.
Мама обернулась и раздраженно сказала:
Чепуха, люди с предписаниями не плачут. Потом она увидела, что глаза Корделии наполнились слезами, и нежно воскликнула: О, Корделия, я была глупа! Я думала, что ты капризничаешь по поводу этого человека, а на самом деле ты нервничаешь перед своим первым визитом в большой дом, к богатым людям. Разумеется, ты напугана, это вполне естественно. Но тебе не о чем тревожиться. У меня нет причин, чтобы не говорить с тобой откровенно, ты не тщеславна. Ты хорошенькая, даже необыкновенно хорошенькая, а людям нравятся хорошенькие юные девушки.
Да, Корди, вмешался Ричард Куин. Сейчас я скажу тебе кое-что, чтобы ты не трусила ни сейчас, ни в будущем. После того как ты побывала на крикетном матче, меня спрашивают о тебе не только другие мальчики, но и учителя. Сначала они ходят вокруг да около, особенно те, что постарше, но в конце концов подбираются к этой теме. Понимаешь, это такая проверка. Если ты можешь заинтересовать учителей, то очаруешь кого угодно.
Если помнишь, твой отец говорил, что ты похожа на его тетю Люси, продолжала мама. Так вот, она считалась красавицей. Когда нервничаешь, придя в новое место, просто постой, дай людям на тебя посмотреть, и все захотят быть дружелюбными. У меня никогда не было такого преимущества. Даже в ранней молодости люди с первого взгляда чувствовали, что я странная. Но я часто видела, как хорошенькие девушки приходят и сразу всем нравятся. Это очаровательное зрелище, сказала она, улыбаясь какому-то воспоминанию.
Корделия застенчиво рассмеялась.
Я правда ничего? спросила она нас. Затем повернулась ко мне и, собравшись с духом, повторила: Я правда ничего?
Я подумала про себя: «Она будто считает, что я всегда была к ней так сурова, что если назову ее хорошенькой, то, значит, это действительно правда» и удивилась, почему у нее сложилось обо мне такое впечатление.
Вела ли я себя иной раз жестоко? Я полагала себя мягкой, хотя люди часто жестоко со мной обращались. Я также подумала: «Как странно, что она нуждается в заверениях относительно своей наружности, ведь когда Корделия на концертах плохо играла на скрипке, она, как мне казалось, эксплуатировала свою привлекательность c полным пониманием ее воздействия. Неужели Корделия так расстроилась, узнав, что у нее нет музыкального дара, что усомнилась и в существовании тех даров, которыми действительно обладала?»
Разумеется, Корделия, ты прелесть, ответила я, но не знаю, слышала ли она меня, потому что в этот момент в комнату вошла наша служанка Кейт, а за ней Розамунда. На лице Кейт застыло внушительное деревянное выражение, означавшее, что, по ее мнению, семейство нанимателей зашло в своих причудах слишком далеко и она намерена положить им конец.
Кейт, будь к этому бедному старику помягче! воскликнула мама. Она так и не научилась остерегаться этого деревянного выражения.
К какому еще бедному старику? Кейт выдержала паузу, словно ей задавал ритм невидимый дирижер. Том Партридж вовсе не бедный старик. Он тесть портомоя и большое горе для всей своей семьи. Но ради вас я обошлась с ним мягко.
Как, ты уже с ним поговорила? спросила мама.
Да, конечно. Я не стала заваривать ему чай. Чай не его напиток. Я поднялась наверх и дала ему денег, как вы и велели, но не всю сумму, что вы доверили мисс Розамунде. Вот пять шиллингов сдачи.
Как, ты дала ему пятнадцать шиллингов? воскликнула мама. Я уверена, что ты поступила правильно, но это такая странная сумма. Никто не говорит себе: «Бедняга, пожалуй, дам ему пятнадцать шиллингов».
Я не дала ему пятнадцать шиллингов. Пятнадцать шиллингов для старика Тома Партриджа!.. Я дала ему пять шиллингов, ответила Кейт, деревянная, как старый парусник.
Я взяла у вас из кошелька не соверен, а полсоверена, скучным тоном объяснила Розамунда. Я и раньше замечала, что она нередко говорила о своих поступках, словно о чем-то совершенно неинтересном, чему случайно стала свидетельницей.
О Розамунда! Как это нехорошо, как непохоже на тебя! воскликнула мама. А ты, Кейт, ты была к нему жестока! Возможно, он и непутевый старик, но попал в какую-то беду. Кейт, он плакал.
Да, мэм, отозвалась Кейт. Он и впрямь попал в беду. Беда в том, что на нем клейма ставить негде. Если он и плакал, то, верно, с перепоя, и коль скоро вы, мэм, так, так, так служанка хотела сказать «безрассудны», но это разрушило бы привычную ей систему взаимоотношений, так добры, произнесла она наконец, он ушел счастливым. Чего Том хотел, так это обманом вытянуть у кого-нибудь деньги, чтобы спустить их на выпивку и почувствовать себя самым умным. Если бы вы ничего ему не дали, это и вправду было бы сурово, он бы уполз, поджав хвост, и почувствовал бы, что его песенка спета. Но стоит ему заполучить самую ничтожную сумму с помощью своих уловок и он уходит в прекрасном настроении. Знамо дело, паршивец выпрашивал побольше, но я сказала кое-что, что без лишних слов положило конец нашему разговору.
О Кейт, Кейт, ты точно не наговорила ему гадостей? умоляюще спросила мама.
Нет-нет, никаких гадостей, заверила ее Кейт. Я просто сказала, что если он будет кругом расхаживать, прикидываясь, будто собирает долги, которые никто не делал, то и моргнуть не успеет, как снова очутится взаперти.
Взаперти? не поняла мама.
В тюрьме, пояснила Кейт.
Бедняга сидел в тюрьме? спросила мама.
Шесть месяцев в Уандсворте[4], и по заслугам.
Но он, наверное, ужасно обиделся, когда ты это сказала! возмутилась мама.
Нет, он не может обидеться, если называть это «взаперти», нетерпеливо ответила Кейт, как будто пусть мама многого и не понимала, но уж это-то должна была понять.
За что его посадили в тюрьму? спросила Корделия, содрогнувшись от отвращения.
Жадность покою не дает, ответила Кейт. У него хорошая работа сборщика долгов, но он не может устоять перед крышами пустующих домов.
Но на что ему крыши пустующих домов? изумилась мама.
Он договаривается с пройдохами вроде него самого, которым вам, поди, тоже захотелось бы помочь, ответила Кейт, едва не утратив почтительного тона, и они забираются в дом, залезают на крышу, сдирают свинцовую кровлю, уносят и продают скупщикам, которые дают им за нее сущие гроши, потому что знают, откуда она взялась, а это-то больше всего и раздражает портомоя, ведь его имя втаптывают в грязь за жалкие несколько шиллингов. Вдобавок это жестоко. Без свинца крыша начинает протекать, так что несчастные жильцы, которые следующими въедут в дом, промокнут до нитки в собственных кроватях, а бедному домовладельцу придется заменять свинец! И ладно бы еще Том не устоял перед сильным искушением, как бедняк, который, проходя мимо лавки, видит что-нибудь, что по карману только богачам, и удирает с этим. Чтобы забраться в дом и снять с крыши свинец, надо заранее вооружиться инструментами и решимостью. Но какова подлость прийти к вам и очернить имя несчастного хозяина, приписав ему лишние долги, когда в доме нет ни одного взрослого мужчины, чтобы воздать мерзавцу по заслугам. Не ожидала, что старый негодяй до такого докатится.
Но он ничего не может с собой поделать, сказала мама.
И вы бы его не исправили, если бы послали за полицией, добавила Кейт.
Об этом я и говорю, сказала мама. Мы все поступаем согласно своей природе.
Если мы все поступаем согласно своей природе, почему ты уже который год пытаешься обуздать и укротить юных леди и засадить мистера Ричарда Куина за учебники? спросил Ричард Куин.
О, воспитание это совсем другое, сказала мама. Но старый Том Партридж, вероятно, не получил достаточного воспитания.