С трудом вырвавшись из жуткого сновидения, я еще несколько минут лежала и тяжело дышала, приходя в себя, а пот вперемешку со слезами стекали с лица на подушку.
В таком состоянии меня и застала Иоланта.
Она, молча, взяла маленькое полотенце, лежавшее на тумбочке рядом с кроватью, зашла в ванную комнату, находившуюся прямо в комнате, намочила его и протерла мне лицо.
Поешь немного? после спросила она.
Скажите мне честно, спросила я проигнорировав ее вопрос, зачем я тут, и что меня ждет?
Иоланта на секунду задумалась.
Знаешь, Алиса, ты просто оказалась не в том месте и не в то время, жизнь довольно несправедливая штука.
Жизнь вполне справедлива, это люди делают все несправедливое, что в ней есть, а жизнь просто идет, как было до нас и будет после.
Может ты и права
Вот только философствовать я не намерена, я хочу знать свою судьбу, которая неожиданно и несправедливо оказалась в ваших руках. Где я?
Это просто дом, пожала плечами Иоланта, ты голодна?
Нет, внутри все горело от страха и бессильной злобы, но я пыталась сохранять спокойствие, это, что бордель? собравшись духом, выпалила, наконец, я самый главный, беспокоящий последнее время вопрос.
Что? Иоланта на секунду оторопела, но быстро взяв себя в руки, улыбнулась, нет, она задумчиво посмотрела, куда-то сквозь меня и, почему-то уже не так уверенно повторила, нет.
Мы молча смотрели друг на друга.
Я все же принесу тебе поесть, сказала, наконец, Иоланта и вышла из комнаты.
Нужно собраться силами встать и осмотреться, пробормотала я себе под нос, как только за женщиной закрылась дверь. Попытка подняться с кровати оказалась безуспешной. Немного привстав на локтях, я, тяжелым мешком, упала обратно абсолютно обессиленная.
Черт, когда же закончатся эти мучения? Отчаяние начало брать верх, неужели я умерла под колесами этой чертовой машины и попала в ад?
Глава 2
Неделю я, как овощ провалялась на кровати. Все это время я очень много спала. Иоланта заходила несколько раз в день, приносила еду, лекарства и воду, помогала с передвижением до ванной комнаты.
Так отвратительно в физическом и моральном плане я не чувствовала себя никогда в жизни. Иоланта, даже подарила колокольчик «на крайний случай», например, позвать ее, если захотелось в туалет, но я, так ни разу им и не воспользовалась. Положение было хуже некуда, но окончательно признавать свою беспомощность посредством этой металлической брякалки не было ни какого желания. И так, несколько дней, Иоланта ходила тут с «уткой», потому, что самостоятельно дойти до туалета я была не в силах. Такого позора я еще не переживала никогда в жизни.
Первым делом, когда, я с огромным трудом, смогла встать с кровати, конечно же, направилась, к окнам.
С большим трудом я забралась на подоконник и открыла одну створку окна, передвинулась на ее сторону, и, навалившись спиной, прижала к внутреннему откосу. Посидела так немного, не шевелясь и позволяя ветру играть с ресницами и волосами. После двух недельного практически обездвиженного существования, теплое дуновение ветра по лицу и свежий воздух, заполнившие легкие было чем-то сказочным и почти нереальным.
До носа донесся аромат свежескошенной травы, сначала еле заметно, но постепенно заполнял легкие, приглашая к себе запахи ярких цветов, влажной земли, залитого поливалками асфальта и бабочек.
Была середина весны, солнце уже было достаточно теплым, но еще осторожным и смущенным.
Глаза закрылись сами по себе, а лицо подставилось под теплый ветер, в таком положении абсолютно счастливая я просидела минут тридцать, напрочь, забыв о всех, ужасных событиях последних недель.
Я сидела, совсем не шевелясь, и аккуратно дышала. Словно боялась отогнать, как пугливую бабочку ветерок, нежно окутывающий теплыми объятиями.
Мысли переместили меня в деревенский домик у озера, куда мы с родителями приезжали каждые выходные и на целый месяц или два летом.
Это было счастливое время. В голове, как отрывки кинофильмов мелькали собственные воспоминания из детства:
Я бегу в высокой траве, тогда она была почти по пояс, а сзади бежит папа выкрикивая: «Догоню, я тебя поймаю, берегись», из-за смеха дыхание сбилось, и, в конце концов, я изнеможенная бегом и хохотом, свалилась в траву. Папа упал рядом на колени и стал щекотать выкрикивая: «Я говорил, что от меня не убежать». Мой детский смех периодами переходил на визг, и видя всю эту суматоху, отдыхавшая в тени дерева мама не выдержала и подбежала. Она со смехом начала оттягивать отца с криками: «Не бойся Зефирка, я спасу тебя!» И мы вместе, смеясь в шутку, боролись в траве.
Зефирка так мама называла меня. Всегда, не только в детстве. До самой своей смерти этой зимой. Последние ее слова, тихие, словно угасающий в печи уголь, навсегда останутся в моей голове: «Ты такая уже большая, моя любимая Зефирка, жалко, я не смогу побывать на твоей свадьбе».
А тогда, давно в детстве мы веселились и смеялись, потом лежали, с улыбкой наблюдая, сквозь траву за меняющими свои очертания облаками, и пытались угадать, на каких животных они похожи. Эта идиллия продолжалась, пока самый любопытный кузнечик из всех присутствующих кузнечиков на той поляне не запрыгнул мне прямо на нос. Я подняла такой визг, что в находившейся за холмом, деревне, залаяли собаки, чем рассмешила родителей до слез.
Потом мы сидели на летней кухне, пили парное молоко со свежевыпеченным хлебом и клубничным вареньем. Я щурясь от солнца, наблюдала за кошкой, которая неудобно устроилась на тонком карнизе и, как ни в чем не бывало, умывалась. Родители в полголоса обсуждали переход на удаленную работу и переезд в этот домик. На счет работы это было не сложно, они и так находились в основном дома, папа иллюстрировал детские книги, а мама писала статьи в крупный журнал.
Мы так и не переехали в тот дом.
Ты, что решила покинуть этот бренный мир, распластавшись на асфальте у окна? Прервал воспоминания, мужской, знакомый уже голос, и, не успела я ни как среагировать, как сильные руки одним быстрым движением переместили меня на кровать. Я ошеломленно уставилась на высокого голубоглазого парня, в сером свитере, голубых джинсах и красных кроссовках.
Он сел рядом, и молча, посмотрел в мое лицо, по растерянному и какому-то жалкому виду, я поняла, что парень мысленно перебирает варианты с чего бы начать разговор.
Не дом, а крепость, какая-то! Я растерялась, и сказала, первое, что пришло в голову, еще не успев, что-либо осознать, и начать злиться на виновника этого заточения. Прозвучало это настолько невпопад ситуации, особенно, мой, задумчиво-таинственный тон, что я смутилась, и в итоге, так и не смогла начать по-нормальному злиться. Он растерянно кивнул.
С минуту мы просидели, молча разглядывая каждый свои ноги, как будто сейчас это было самое интересное в мире.
Мои босые, белые, с маленькими и тонкими ступнями, длинноватыми пальцами, ногти немного отросшие, покрашены в красный, как вишневый сок цвет. Синие венки расползлись по ступне, словно маленькие речки на карте города, светлый, почти прозрачный пушек на лодыжках.
Его ноги, в объемных кроссовках казались гигантскими на фоне моих. Я машинально скрестила ступни и спрятала их под кровать, словно испугавшись, что парень может раздавить их своими огромными кроссовками. Я невольно улыбнулась своим нелепым мыслям. Всего на мгновение, но от него моя улыбка не скрылась, и, казалось, вывела из ступора.
Извини меня, сдавленный голос заставил вздрогнуть, я, правда, даже предположить не мог, что все так получиться, так глупо до абсурда, он опустил голову и потер виски. Я смотрела с безразличием, мне не было жалко этого высокого, немного несуразного, застенчивого парня, в то же время он не вызывал у меня и ненависти или злости. Наверное, это и есть эмоциональное опустошение.