Н-да, сказал я.
А что еще скажешь
Досталось и негритянской семье, и квартирной хозяйке. Семья грязная, ходят в ночном белье по квартире, шумят по ночам, главный негр пытался ее прихватывать, хозяйка шведская мигера, дерет за комнату втридорога, надо менять жилье.
Возвращайся домой
Надо мной смеяться будут. Не хочу быть неудачнивецей
Тогда терпи, сказал я.
А что еще скажешь
Она быстро окривела и принялась изображать, как маленькие дети, оставленные родителями на улице, расплющивают о ее чистую витрину носы и мажут стекло шоколадными губами: «Уа-уа-уа!»
А этот гнусный Улле требует чистоты
Она выпила еще и повалилась на тахту.
Иззвни, я такая пьяная немного полежу. Пррблем не буит.
Через минуту она уже похрапывала и пускала изо рта пузыри.
Я включил телевизор, посмотрел мировые новости, убрал со стола, вымыл посуду, в одиннадцать вечера поднял Катьку будильником, посадил ее в такси возле гостиницы, дал водителю пятьдесят крон и наказал, чтобы все было окей с доставкой. Еще я сделал вид, что записываю номер его автомобиля.
На ступенях гостиницы меня окликнул седой пьяный швед и попросил прикурить. Я чиркнул зажигалкой, он долго ловил концом сигареты огонек, а когда, дымя и напевая, пошел прочь, я увидел, что зад его штанов вырван точно собачьими клыками и белое белье сверкает в дыре.
Я поднялся в номер, принял душ, перевернул обслюнявленную подушку, встряхнул одеяло и лег спать. И неожиданно придумалось ритмичное название рассказа: «Барабан, собачка и часы». Вот только о чем рассказ, подумал я. И нашел ответ: о барабане, собачке и часах. О чем же еще?..
И думалось о том, что я, наверное, старый пенек в тюбетейке, если выпроводил девушку из своей постели и потерял интерес к жизни и новым впечатлениям, коль не брожу по Стокгольму, которым все восхищаются. Да и по Петербургу давно не брожу проскочишь на машине по Дворцовой набережной, даже на Петропавловку не глянешь, и в Летний сад не ходил лет десять Работа, работа, работа Даже некогда сходить в лес и понюхать ландыши, как говорил мой старший брат, которого я в повести назвал Феликсом.
Брат, похоже, знал о нашей фамилии не больше моего, хотя и был старше меня на шестнадцать лет. А может, и знал, да темы разговоров у нас были иные. Мы, как и весь советский народ, смотрели в будущее. Фотографии усатых-бородатых дедов в сюртуках и инженерских тужурках казались анахронизмом. Может, они и не были пособниками царского режима, но без них спокойнее. Портрет Есенина с трубкой над журнальным столиком казался привлекательнее твердых пожелтелых карточек с вензелями несуществующих фотографических ателье. Сейчас я так не думаю, но тогда
Брат ушел в сорок девять лет, и семья осталась без соединяющего лидера. Никто не называл нас хитрованами или тупицами, не поднимал среди ночи пионерским горном, чтобы идти строить новый дачный туалет, но жить стало скучнее и безысходнее, что ли И новый дом, который мы выстроили под его идейным руководством после смерти отца, уже не сближал нас, а растягивал по своим комнатам и крылечкам.
И еще думал про жену, сына, дочку, которая скоро должна приехать на каникулы от матери из Мурманска, и вспоминал собаку Юджи и кошку Дашку, которых привезли в дом в один день. Да, пенек я в тюбетейке И почему в гостинице нет комаров? Им не возлететь до десятого этажа или просто нет по природе?..
5. Продолжение борьбы с феминизмом
На следующий день я подкатил к магазину на своей бывалой «вольво» и сразу увидел Катьку. Она как ни в чем не бывало сидела за кассой. Примадонна такая. Будто вчера и не пила.
Вру. Сначала я увидел свой портрет в витрине с надписью на двух языках: «У нас в гостях известный русский писатель Дмитрий Каралис со своей новой книгой о жизни в современной России. Встречи с читателями. Автографы. Добро пожаловать!» Только потом увидел Катьку.
Как доехала? Как дела?
Ой, не спрашивай! Все в порядке, но голова раскалывается. Можешь купить мне воды и аспирину? Я денег дам
Может, пивка?
Нет-нет-нет. Только воды и аспирину. Я пока кофе сварю.
Минут через десять мы с Катькой уже вели, можно сказать, совместное хозяйство. Я заливал шипучую таблетку аспирина минералкой, Катька спрашивала, сколько сахару положить мне в кофе. На двери магазина шлагбаумом висела лаконичная табличка. Мы сидели на кухне в просторном подвале, и от железной винтовой лестницы текла ощутимая прохлада.
Есть хочешь? В холодильнике сыр, булка, чипсы остались
Спасибо, я завтракал. А где наш скиталец Улле? Играет в хоккей или летит на дельтаплане?
Улле Катька отставила пустой стакан и поморщилась. Брр Звонил. Сказал, чтобы я тебя опекала. Сегодня студенты-слависты должны прийти. В три. Как я вчера надралась
Сейчас полегчает. Кофейку выпей.
Он с дачи звонил. Сходим в обед искупаться?
Искупаться можно плавки в машине есть. Мне бы в гостиницу съездить, переодеться. Не в шортах же перед студентами выступать.
Катька сказала, что с местными студентами можно встречаться хоть в шортах, хоть в плавках, хоть голышом им на все плевать. Это же не король Швеции приедет Вот на короля им не плевать. Вот такие они, шведы.
Кажется, полегчало Катька потерла веснушчатый нос и вздохнула глубоко. Ты извини, что я вчера напросилась Личико ее и впрямь посвежело.
Это ты извини, что я тебя напоил
Я соскучилась по своим Она зябко обняла свои голые плечи. Хорошо, что ты приехал
И сердце мое обмякло блаженно. Я догадался, что помогло моему организму стойко выдержать натиск феминизма. И отвернулся с улыбкой, разглядывая подвальную кухоньку печки, духовки, посудомоечную машину; все-таки техника у шведов симпатичная.
Ну что, позвоним моему однофамильцу?
Позвоним! кивнула Катька. Хочешь, я скажу, что у нас в гостях русский писатель, его однофамилец? И приглашу на встречу! Может, вы родственники! Ты будешь приезжать к нему в гости, заходить ко мне. Мы будем продавать твои книги. Я вчера была очень противная?..
Нормальная. Несла шведов и наших перестройщиков в хвост и в гриву.
Катька махнула рукой все, дескать, правильно.
А я тебя? Не разочаровал?
Чем? Она скрестила на груди руки и посмотрела на меня с язвительной улыбочкой. Рыжая бестия! Тем, что не трахнул пьяную девушку?
Я пожал плечами и не смог сдержать улыбку .
Какой ты глупый сказала Катька.
Постараюсь запомнить, кивнул я.
А что еще скажешь?
Мы допили кофе, Катька сунула чашки в посудомоечную машину, и под нашими ногами замелькали рифленые ступеньки лестницы мы стали вывинчиваться из подвала, чтобы дозвониться до подданного шведского короля господина Каралиса. Родственника или однофамильца?..
Разговор занял две минуты. Димитриус Каралис сказал, что готов приехать в магазин «Интербук» и познакомиться с Дмитрием Каралисом из Петербурга. Ему хотелось бы подробнее узнать о возможных родственниках в Петербурге, и он с удовольствием встретится со мной. Когда это удобнее сделать?
Спроси, он из Латвии или из Литвы? подсказал я.
Подожди! отмахнулась Катька, зажимая ладонью трубку. Когда ты хочешь с ним встретиться?
Да хоть сейчас!
Катька договорилась на четыре часа, после студентов-славистов. Про мое писательство она тоже ввернула, заранее поднимая мою репутацию.
Если хочешь, поговори с ним. Он говорит по-английски.
Я взял трубку и поприветствовал тезку. Сказал, что живу в Петербурге и иногда бываю в Стокгольме по делам. Мне сорок четыре года. Скоро уезжаю домой. Мне будет приятно встретиться с ним и поговорить о нашей общей фамилии.
Окей! сказал Димитриус. Когда ваша семья приехала в Россию?
Я сказал, что мои предки жили в Петербурге с середины девятнадцатого века А что было раньше не знаю.