Велебор осторожно забрал у Любавы отрез, и передал его Маре.
На, вот, от меня подарок шёлк на платье для невесты
Получая от отца отрез шёлковой ткани, Мара подумала:
«Я рушник-то с трудом вышила. Кабы не нянька, до сих пор бы лежал. А тут шёлк По нему ведь вышивать очень трудно будет! И не отлынешь. Ведь папенькин подарок! А ежели я не хочу? с горечью думала Мара. Я ведь и замуж не хочу И приданное мне никакое не нужно Все твердят, что надобно уклад предков почитать А я вот с папенькой хочу пойти У старцев магии учиться Хочу язык птичий понять! А меня за иголку да нитку усаживают А мне скушно Ой, как не любы мне все эти женские обязанности Ой, как не любы!»
Длиннобородый старец, словно услышал мысли Мары, повернулся к ней и ласково произнёс:
Ты, детонька, вон какая умница! О батюшке позаботилась! Но не уподобляйся человеку, кой живет лишь своими желаниями и всякими деяниями порочными, а то сгубишь чистую душу свою и не исполнишь долга перед Родом.
Маре стало стыдно. Она подумала: «Чего это я разбухтелась тут?»
Спас её отец. Он подошёл, обнял и сказал:
Как птицы покидают гнездо, когда вырастают у них крылья, так и ты детонька покинешь отчий дом, как время придёт, но к тому подготовиться надобно. И сегодня начало положено, главное дело сделано! И обращаясь к старцам, добавил: Милости просим к столу, угощайтесь гости дорогие.
Глава 3
Стол был сделан из добротного дуба. Он был довольно большой и крепкий. Его покрывала искусно вышитая Птахой скатерть. Угощение на столе стояло богатое, разнообразное и обильное.
Обычно усаживались за стол в определённом порядке соблюдая традиции. Вначале занимал своё место хозяин дома глава семейства, после Васил и Любава и последней за стол садилась Мара. Горячее угощение всегда подавала Любава.
Сегодня всё было иначе. Горячее предстояло подавать Маре. Да и сели не как всегда.
На папенькином месте теперь восседал длиннобородый старец. По правую руку от него Велебор и второй старец, потом Васил. На приставной скамье по левую руку от длиннобородого присела Любава. Рядом с ней осталось место для Мары. Ей ещё предстояло подать специальное угощение для гостей для «разделения трапезы». Хлебать угощение должно было всем из одной миски, оказывая почесть и уважение друг другу.
Каравай, который Мара вручила старцам, стоял в центре стола. Рядом с ним источали аромат запечённые рябчики, блестели боками мочёные яблоки, дымились в горшках натомлённые каши ячменная, пшеничная и гречневая с грибами и ягодами. Манили отведать румяные пироги. В кружки был налит кисель.
Рядом с караваем пустовало место для специального угощения. Любава приготовила шти похлебку. Она сегодня была мясной. И вместо рубленой квашеной капусты заправлена щавелем.
Гости отломили по кусочку от каравая и, обмакнув его в соль, съели. Похвалили Мару, мол, какой вкусный каравай она испекла.
Мара густо покраснела она к нему рук не приложила.
После старцев от каравая отломили все.
Любава подала знак Маре, что пора нести шти. Мара сильно разволновалась, но собралась с духом, взяла большую миску с похлёбкой и, аккуратно поставив её на свободное место, села за стол.
Мара впервые сидела за столом, как взрослая. Ей было непривычно и странно. И в то же время очень приятно.
Отобедав, Старцы поднялись, поклонились.
Хорошо у вас погостили, пора в путь дорогу собираться. Ты как Велебор, готов?
Готов старче. Только с дочкой проститься хочу.
Велебор с Марой вышли на улицу.
Папенька ты ведь ненадолго, да?
Да, кровиночка моя, я постараюсь скоренько вернуться.
Велебор обнял дочь и, прижав к себе покрепче, прошептал:
Я тебя люблю моя девочка! Где бы я ни был, сердцем я всегда рядом с тобой.
Да папенька.
Вот и славно! Велебор помолчал. Потом дабавил: Лихо надвигается. Не время мне сейчас отсиживаться дома.
Мара, сдерживая слёзы, кивнула.
Велебор нехотя выпустил дочь из объятий. Отошёл в сторону и, низко поклонившись солнцу, сказал:
Прости меня, вольный свет-батюшка! Немного постояв, на солнце глядючи, развернулся к полю и с почтением, произнёс: Мать сыра земля, и ты прости меня! После чего обратился к Маре, Любаве и Василу, которые уже стояли рядом, прижавшись друг к другу. В поклоне и с трепетом произнёс: Простите и вы, родимые мои! Не кручиньтесь обо мне, заботьтесь друг о друге. А ты, Марушка, слушайся Любаву с Василом.
Мара хотела было кинуться отцу на шею, но остановилась. И, смахнув слезу, поклонилась вслед за родичами.
Велебор посмотрел на Васила, говорящим взглядом: присматривай, мол, за ней.
Васил, без слов понял, о чём просит его Велебор и совсем тихо сказал:
Не волнуйся, брат. Будь спокоен и за Мару, и за дом. Ступай с миром, делай что должен. Все мы радеем за доброе дело, и у каждого оно своё.
А Любава добавила:
Всё будет хорошо. Много сейчас испытаний для каждого. И тебе тяжкая доля выпала. Помни, что ты не один. Вот тебе от нас с Марой оберег. Он убережёт тебя от злых чар.
Любава протянула Велебору маленький мешочек, расшитый магическими знаками и набитый заговорной травой. Мешочек был туго затянут лентой из Мариных кос.
Велебор с поклоном принял подарок, повесил его на шею и спрятал под рубаху.
Пора, окликнули старцы, подводя коней.
Велебор решительно вскочил в седло. Старцы не заставили себя ждать.
Мара слышала, как длиннобородый, направив коня к воротам, сказал Велебору:
Невозможно утерять то, что едино с душой и сердцем.
А другой добавил, кивнув Маре:
Иногда теряя, мы обретаем.
Мара долго смотрела вслед уходящим из долины грёз и махала платком.
Наконец, Любава обняла её за плечи.
Пойдём в дом, детка. Скрылись ведь уже давно, кому-машешь-то? Пойдём, дорогая.
Мара вывернулась из объятий Любавы и пустилась в лес в своё укрытие.
Утром проснулась Мара с мыслью о том, где же сейчас её папенька? Что с ним? Добрался ли до пещеры?
Погружаясь всё глубже в мрачные мысли, Мара бесцельно блуждала по комнате и даже не заметила, как вошла Любава.
Любава внимательно посмотрела на Мару, излучая доброту и нежность.
Уже встала, вот и умница! Идем кушать, я твои любимые блинчики приготовила.
Не хочу я, безразлично ответила Мара.
Идём, идём, Любава потянула племянницу за руку.
Мара вырвала руку и хотела оттолкнуть няньку, но зацепилась браслетом, за жемчужное ожерелье Любавы и чуть не порвала его. Любава ловко освободила своё ожерелье. Её подбородок дёрнулся вверх, зрительно увеличив орлиный нос.
Лицо Любавы исказилось душевной болью. Она поправила ожерелье, и тихо, но твёрдо произнесла:
Идём! Покушаем, а потом рубаху тебе шёлковую шить будем.
Какую ещё рубаху, ни к чему она мне! Мара с возмущением уселась на кровать.
Это сейчас ни к чему! мягко произнесла Любава. А как суженый явится, так очень даже к чему окажется! Любава села рядом и принялась гладить Мару по волосам. Но тогда уже шить поздно будет. Тепереча готовить надобно.
Да не хочу я ничего и не буду! Отстань от меня, нянька, без тебя тошно. Я лучше на поляну свою уйду.
Ну вот сделай дело, да и гуляй смело, на свою поляну. Отдыхай! Со зверюшками да птичками своими играй. А перечить мне не гоже! сохраняя спокойствие, произнесла Любава.
А потом встала и направилась к выходу.
Да не до игр мне теперь! крикнула в спину уходящей няньке Мара. Ты что не понимаешь? Папенька в опасности!
Любава остановилась, повернулась к Маре и как можно ласковее сказала:
Отчего же не понимаю? Очень даже понимаю! Но каждый должен своё дело править. Кто-то от ворогов защищать, а кому-то вон рубахи шить Ясно тебе? пристрожилась в конце Любава.
Мара нехотя встала с кровати и поплелась за нянькой.
Когда Любава и Мара вошли в столовую за столом сидел Васил. Увидев их, он воскликнул: