В заключительной главе оценивается, как искусственный интеллект функционирует в качестве структуры власти, объединяющей инфраструктуру, капитал и труд. От водителя Uber до иммигранта без документов и жильцов коммунальных квартир, которые сталкиваются с системами распознавания лиц в своих домах, системы искусственного интеллекта построены на логике капитала, охраны порядка и милитаризации, и эта комбинация еще больше усиливает существующую асимметрию власти. Способы видения зависят от двух шагов абстрагирования и извлечения: абстрагирование от материальных условий создания и извлечение большего количества информации и ресурсов из тех, кто менее всего способен сопротивляться.
Однако эту логику можно оспорить, так же как можно отвергнуть системы, увековечивающие угнетение. По мере изменения условий на Земле призывы к защите данных, трудовых прав, климатической справедливости и расовому равенству должны звучать вместе. Когда взаимосвязанные движения за справедливость станут основой нашего понимания искусственного интеллекта, тогда и различные концепции планетарной политики станут возможными.
Добыча, власть и политика
Итак, искусственный интеллект это идея, инфраструктура, индустрия, форма осуществления власти и способ видения; это также проявление высокоорганизованного капитала, опирающегося на огромные системы добычи и логистики, с цепочками поставок, опоясывающими всю планету. Все эти вещи являются частью того, что представляет собой искусственный интеллект двусловная фраза, на которую накладывается сложный набор ожиданий, идеологий, желаний и страхов.
ИИ может казаться призрачной силой как развоплощенные вычисления, однако эти системы не абстрактны. Это физические инфраструктуры, изменяющие Землю и одновременно меняющие представление о мире и его понимание.
Для нас важно разобраться с многочисленными аспектами искусственного интеллекта его податливостью, беспорядочностью, пространственным и временным охватом. Неразборчивость ИИ как термина, его открытость к изменению конфигурации, также означает, что его возможно использовать по-разному: он может относиться ко всему, от потребительских устройств, таких как Amazon Echo, до безымянных систем обработки данных, от узких технических статей до крупнейших промышленных компаний в мире. Но и в этом есть своя польза. Широта термина «искусственный интеллект» дает нам право рассмотреть эти элементы и их глубокую связь: от политики интеллекта до массового сбора данных; от промышленной концентрации технологического сектора до геополитической военной мощи; от обездоленной окружающей среды до продолжающихся форм дискриминации.
Задача состоит в том, чтобы оставаться чуткими по отношению к обстановке и следить за изменчивыми и гибкими значениями термина «искусственный интеллект» (подобно контейнеру, куда помещают различные вещи, а затем вынимают), потому что это тоже часть истории.
Проще говоря, искусственный интеллект является игроком в формировании знаний, коммуникации и власти. Эти изменения происходят на уровне эпистемологии, принципов справедливости, социальной организации, политического выражения, культуры, понимания человеческих тел, субъективности и идентичности: какие мы есть и какими мы можем быть. Но мы можем капнуть дальше. Искусственный интеллект, в процессе перепланировки и вмешательства в мир, является политикой хотя редко признается таковой. Эта политика управляется Великими домами ИИ, состоящими из полудюжины (или около того) компаний, которые доминируют в крупномасштабных планетарных вычислениях.
В настоящее время многие социальные институты находятся под влиянием инструментов и методов, формирующих ценности и способность принимать решения, создавая при этом сложный ряд последующих эффектов. Усиление технократической власти происходило уже давно, но сейчас этот процесс ускорился. Отчасти это связано с концентрацией промышленного капитала в период жесткой экономии и аутсорсинга, включая сокращение финансирования систем социального обеспечения и институтов, которые когда-то служили сдерживающим фактором для рыночной власти. Вот почему мы должны противостоять ИИ как политической, экономической, культурной и научной силе. Как отмечают Алондра Нельсон, Туй Линь Ту и Алисия Хедлам Хайнс: «Соревнования вокруг технологий всегда связаны с более масштабной борьбой за экономическую мобильность, политическое маневрирование и создание сообществ»[36].
Мы находимся на переломном этапе, который требует от нас сложных вопросов о создании и внедрении ИИ. Мы должны спросить: что такое ИИ? Какие формы политики он пропагандирует? Чьим интересам он служит, и кто несет наибольший риск ущерба? И где использование ИИ должно быть ограничено? Да, на эти вопросы не так просто дать ответы. Но они и не являются неразрешимой ситуацией или точкой невозврата. Антиутопические формы мышления способны воспрепятствовать принятию мер и предотвратить крайне необходимые вмешательства[37]. Как пишет Урсула Франклин: «Жизнеспособность технологии, как и демократии, в конечном итоге зависит от практики правосудия и соблюдения ограничений власти»[38].
В этой книге утверждается, что решение фундаментальных проблем ИИ и планетарных вычислений требует объединения вопросов власти и справедливости: от эпистемологии до трудовых прав, от добычи ресурсов до защиты данных, от расового неравенства до изменения климата. Для этого нам необходимо расширить наше понимание того, что происходит в империях ИИ, увидеть, что поставлено на карту, и принять лучшие коллективные решения о том, что должно произойти дальше.
Глава 1
Земля
Boeing 757 заходит на посадку, направляясь в международный аэропорт Сан-Франциско. Левое крыло опускается, и самолет выравнивается со взлетно-посадочной полосой, открывая вид на самое знаковое место в технологическом секторе. Прямо под нами расположились великие империи Кремниевой долины. Гигантский черный круг штаб-квартиры Apple похож на незакрытый объектив камеры, сверкающий на солнце. А вот и главный офис Google, расположенный рядом с федеральным аэродромом НАСА. Когда-то, во время Второй мировой и Корейской войн, это была ключевая площадка для военно-морских сил США, но теперь Google арендует ее (на шестьдесят лет), и руководители высшего звена паркуют здесь частные самолеты. Рядом с Google находятся большие производственные корпуса Lockheed Martin, где аэрокосмическая и оружейная компания строит сотни орбитальных спутников, предназначенных для наблюдения за деятельностью Земли. Далее, у моста Думбартон, виднеется собрание приземистых зданий, окруженных массивными автостоянками рядом с сернистыми соляными прудами. Здесь располагается компания Facebook. С этой точки зрения ничем не примечательные пригородные улочки и индустриальные высотки Пало-Альто не выдают его истинного богатства, власти и влияния. Есть лишь несколько намеков на его центральное место в глобальной экономике и в вычислительной инфраструктуре планеты.
Я прибыла сюда, чтобы узнать об искусственном интеллекте и о том, из чего он состоит. Но для этого мне придется покинуть Кремниевую долину.
Из аэропорта я тотчас прыгаю в микроавтобус и еду на восток. Я пересекаю мост Сан-Матео-Хейворд и проезжаю мимо Национальной лаборатории Лоуренса Ливермора, где Эдвард Теллер проводил исследования термоядерного оружия в годы после Второй мировой войны. Вскоре за городами Центральной долины Стоктон и Мантека возвышаются предгорья Сьерра-Невады. Здесь дороги начинают петлять вверх через высокие гранитные скалы перевала Сонора и вниз по восточной стороне гор к травянистым долинам, усеянным золотыми маками. Сосновые леса уступают место щелочным водам озера Моно и пустынным рельефам Бассейна и Хребта. Чтобы заправиться, я заезжаю в Хоторн, штат Невада, где находится крупнейший в мире склад боеприпасов. Армия США хранит вооружение в десятках покрытых грязью зиккуратов, расположенных в долине аккуратными рядами. Проезжая по шоссе 265 штата Невада, я вижу вдалеке одинокий VORTAC большую радиовышку в форме кегли для боулинга, разработанную в эпоху до GPS. У нее одна функция: она передает «Я здесь» всем пролетающим самолетам, являясь в одинокой местности фиксированной точкой отсчета.