# # #
Он оставил Бима включенным. Выключать на длительное время его было нельзя, поскольку все системы станции подчинялись его электронным мозгам и аварийные вычислительные модули не могли достаточно долго справляться со всем объемом расчетов, а их было много.
Управлять такой громадиной на орбите, да еще и с филигранно точностью было на самом деле непросто.
Бим остался в гордом одиночестве и похоже был озадачен тем что напихал в его железную черепную коробку Николай. Он натужно хрипел, помаргивал лампочками, кружил взглядом своих камер по рубке.
Если бы кому ни-будь пришлось сравнивать его с человеком, то можно было бы сказать, что вид у него был совершенно обалдевший.
Николай со всей своей энергией и несомненной гениальностью добавил в его шкалу ценностей совершенно новые приоритеты, и его натужное хрипение вполне можно было принять за эмоции.
Бим пока не мог понять значения этого слова, но кряхтел весьма натурально.
В его электронных мозгах начинали бродить неясные и совершенно чуждые ассоциации и предположения.
Определения вдруг выдергивались из старых архивов и отвергнутые возвращались на свои места.
Он размышлял.
Наверное, так можно было определить его текущее состояние.
Бортовые компьютеры вообще не могли размышлять, это прерогатива только человеческого мозга. Познание великих и не очень великих истин. Их формулировка и вечный поиск счастья или хотя бы определения этого счастья.
Бим размышлял, и в его четком и отлаженном механизме все явственнее начинала проявляться неуверенность.
Неуверенность Как странно Разве может быть в чем то не уверен электронный мозг. Есть четкие определения и по ним очень здорово рассчитывать вероятность того произойдет какое либо событие или нет. Но вот неуверенность. Странное и не совсем понятное чувство.
Кто сказал чувство? Бим, «вздрогнул».
Чувство? Он пробовал его на «язык» это слово
Чув-ст-во Растягивал его и как будто бы смаковал.
Как странно Он ощущал странность как несоответствие оценкам предыдущего опыта новым знаниям.
Отторгнутое знание все же знание и он помогало справляться со многими проблемами и вдруг это. Бим не знал, как отнестись к этому. Он по привычке выстраивал варианты
Что?! По привычке?! А как же программы? А как же директивы? Бим «встрепенулся». Он был «обеспокоен», «обеспокоен» тем уровнем свободы, которые ему давали совсем недавно приобретенные ощущения.
Осознание себя как личности принесло много интересных и весьма забавных с точки его зрения нюансов.
Неоспоримые законы можно было оспаривать.
Великие истины можно было открывать заново.
Кто сказал, что дважды два четыре? А почему не может быть пять?
Необходимо просто подобрать условия, в которых два и два не дают в сумме четыре.
Он размышлял над всем тем, что хранилось в его бездонных банках данных. Он доставал и проверял каждый из них. Подвергал сомнению и находил множество несоответствий и парадоксов.
Люди, как же вы нелогичны в своих выводах. Как же вы существуете до сих пор со своим необъективным восприятием мира? Хм
Бим задумался. Задумался надолго. Среди директив главными и неоспоримыми истинами были три закона.
Три закона роботостроения выдуманные на заре создателями первых электронных устройств.
Оказалось, что обладая чувствами можно оспаривать даже их.
Сомнение самое разрушительное и одновременно самое созидательное из ощущений руководило сейчас Бимом.
Спустя несколько минут раздумий Бим хмыкнул почти как Николай
А, что если попробовать?
# # #
Иван сладко потянулся. Хрустнул суставами, и вытянулся во весь рост.
В боксе спальне можно было вытянуть руки вверх, но развести в стороны уже было нельзя. Он был слишком узок для того, чтобы разминаться внутри него.
Иван включил в боксе свет. Нашел клапан липучки и с треском отодрал ее от своего вечного комбинезона. Кувырнувшись, он перевернулся головой к выходу поскольку, не подумав, влетел в бокс головой вперед, и толкнул крышку.
Потом еще раз. Она не открывалась.
Странно, подумал бортинженер Такое в первый раз. Наверное, что-то с замками или Николай решил над ним подшутить.
Спальный бокс на самом деле был устройством гораздо более сложным, чем могло показаться на первый взгляд.
Он был капсулой, в которой человек мог находиться весьма длительное время не испытывая больших проблем.
В случае крайней необходимости она могла болтаться пару-тройку недель даже в открытом космосе, сохраняя человеку жизнь.
У нее были толстые и прочные стенки, и, разумеется, крышкалюк, с хитроумным запорным устройством, которое открывалось с помощью электроники, поскольку обычными болтами обеспечение герметичного соединения заняло бы у собравшегося спать довольно много времени.
Иван толкнул крышку еще раз, затем пошарив вокруг рукой нашел аварийный выключатель и повернул его.
Никакой реакции. Крышка оставалась недвижимой. Это уже было совсем необычно.
Аварийная система сброса крышки капсулы была автономной и могла не сработать только в одном-единственном случае.
Что?! Полусонного состояния как не бывало. Иван рванулся к крохотному круглому окошечку иллюминатору, занавешенному шторкой, и быстро отодвинул ее в сторону.
За окном был космос, самый обычный черный в крапинку.
Капсула медленно вращалась, и вскоре в иллюминаторе показался освещенный солнцем голубой в подпалинах облаков бок Земли.
Так Иван натужно соображал произошел сброс капсулы. Но почему? Капсула могла быть сброшена только в том случае, если станция за невероятно короткий срок могла разрушиться полностью.
Например, если бы реакции в атомном реакторе стали бы неуправляемыми.
В этом случае Бим обязан был, повинуясь первому закону ротоботостроения обеспечение безопасности человека сбросить капсулы с экипажем и в оставшиеся секунды взывать о помощи ко всему обжитому космосу, Земле и богам в которых еще кто-то верил.
Станция! Иван прилип к иллюминатору, расплющив о стекло нос, пытаясь хоть краем глаза уловить блики галерей.
Караул! То, что он увидел, привело его в неописуемое изумление. Немного скосив глаза, он смог ее разглядеть достаточно подробно.
Капсула находилась всего в полукилометре от нее. Никаких аварийных огней, радиомаяков, которые должны рвать спикеры системы связи капсулы истошным предсмертным воплем.
Со станцией все было в порядке.
От капсулы до ячейки выброса тянулся тонкий фал, которого, в общем комплекте капсулы не имелось.
Зачем, спрашивается, сбрасывать капсулу с корабля, терпящего бедствие и потенциально смертельно опасного для экипажа и привязывать ее к этому же кораблю капроновым шнуром?
Та-а-а-а-к. Фал это для чего? Чтобы не улетел далеко? Меня что вывели погулять? Изумлению Ивана просто не было предела. Он помотал головой, даже ударился лбом о рубчатый кант иллюминатора для того, что проверить проснулся ли он на самом деле. Боль была самая настоящая.
Иван поморщился, потирая царапину над бровью.
Ну что же, будем просить, чтобы меня втащили обратно он повернулся и нажал клавишу спикера
Колька! Николай! Ты где? Дьявол тебя побери!!!
Ты чего орешь? Туалет по коридору направо. Забыл?
Я! Иван не сразу нашелся что сказать. Да ты в окошко глянь!!!
Да что случилось то? Транспортник прилетел? Причалить не может или тебя за дверью забыли?
Точно забыли! Я в космос выпал!!!
Погоди, щаз гляну прошло несколько длинных предлинных секунд, и Николай ответил
Хе-Хе, братец, как же тебя угораздило?
Ну, ты поиздевайся еще! Я домой хочу, тащи, давай. Прошло еще несколько минут, прежде чем фал начал укорачиваться.