Он вцепился в плечо приятеля. Тот коротким кивком подтвердил правильность догадки.
Но тогда и девочка на островке с понедельника еще, что ли? Неужели не заметили? Туда ведь с лодок народ вечно высаживается.
Парк был закрыт, напомнил Антон. А осматривать островки и в голову никому не постучало. Она могла забиться в кусты, а выползла водички попить, и не хватило сил уползти обратно. Что, собственно, ее и спасло.
Узнать бы, как она.
Эдик с надеждой глянул на грудь друга из кармана рубашки выглядывал краешком и пускал зайчики ему в глаз мобильник.
А я сейчас туда еду, пожал плечами и весь как-то покорежился Кинебомба. Буду там торчать для вида, чтобы врачи не расслаблялись. А уж после обеда начальство подтянется.
Можно с тобой? взмолился Эдуард.
Слушай, не думаю
Да я не помешаю, клянусь! Встану, где скажешь, рта не раскрою. Мне бы только узнать, что да как.
С чего это? удивился и даже чуточку подозрительно сощурился Антон.
Трудно объяснить, только после первого найденыша в груди все, понимаешь, ноет и переворачивается. Эдуард беспорядочно помахал руками перед носом приятеля, изображая то, что творилось у него между ребрами.
Ладно, подумав чуточку, с важным видом разрешил будущий юрист. Только будешь моей тенью, понял? Чтобы никто даже не заметил, что нас там двое. Сумеешь?
Запросто! горячо заверил Редкий, успев про себя подумать, что проблематично тощему, узкому Антону заполучить такую крупную и плечистую тень.
Машины практиканту пока не полагалось, и на проспекте они поймали такси. Полицейского транспорта вдоль паркового забора собралось пруд пруди, и на них, прошедших через ворота, прохожие смотрели во все глаза, как на инопланетян. Редкий и без того знал, что вокруг неожиданного закрытия парка уже ходят самые фантастические слухи, от бомбы со времен войны в подвалах дворца до массового не то убийства, не то самоубийства на берегу Белого озера.
Слушай, а что Понедельник? Знаешь что-то про него? спросил он по пути.
Кто?! не понял Антон.
Ну мальчонка, которого я нашел. Я его так про себя зову, по дню находки.
А, он тоже там, в городской, важно покивал головой приятель. Ух ты, из-за малышки начисто забыл про него. А так-то вчера и позавчера только им все и занимались. Проверили горы заявлений об исчезновении детей по нашей стране и по ближнему зарубежью за шесть, даже за семь на всякий случай лет. Ничего похожего. Пацан приметный, стопа вывернута от рождения. Но никто его не ищет.
А что потом с ним будет? не отставал Редкий, чувствуя, как тяжело бухает сердце за футболкой. Даже покосился на грудь не заметны ли сердечные фортели со стороны. Ну если родителей не найдут?
Кинебомба рассеянно подергал тощими плечами, сначала одним, потом другим:
Ну подержат в больнице, типа на карантине, обследуют вдоль и поперек. Ножку начнут лечить, хотя теперь трудно дело поправить. А потом переведут в какое-нибудь специальное заведение.
А усыновить его ведь можно будет? выпалил Эдуард, да с таким чувством, что даже водитель на них оглянулся.
Тихо ты! сверкая глазами, прошипел Антон. За голосищем следи, он у тебя как из пушки. Какое усыновление, ты чего? Про детей-маугли слышал?
Ну допустим.
Так он такой и есть. Будут с ним специалисты работать, чтобы хоть как-то подогнать под общие рамочки.
А неспециалисты разве не могут подогнать? Его же просто научить всему нужно, как грудного.
Кинебомба задумался, потом развернулся к нему всем корпусом, вытаращил глубоко посаженные серые глаза:
Ты, что ли, усыновить его хочешь? Совсем свихнулся?
Почему свихнулся, мне восемнадцать уже есть скоро, обиделся Эдуард. А вообще у нас мама всегда хотела еще детей, но как-то не вышло. Они могли бы на себя с отцом оформить, усыновить. А я бы занимался, возил его на консультации, лечил, обучал всему.
У тебя же отец после инсульта.
Выкарабкивается уже! снова повысил голос Редкий. А потом, он сейчас целыми днями читает вслух, и каждый абзац еще и пересказывает, чтобы, ну быстрее речь вернуть и память. Малыш с ним рядом сидел бы и учился
Ему казалось очевидным делом, что Понедельнику в его квартире будет хорошо, всяко лучше, чем в каком-то «заведении». Но Антон лишь рукой махнул как-то очень обидно, так что Редкий заткнулся и мрачно изучал свои колени до самого больничного шлагбаума.
В главном больничном корпусе Антон кратко и значительно переговорил с охранником на вахте, после чего они без помех поднялись на пятый этаж на древнем лифте, в котором двери нужно было закрывать вручную. Выгрузились на унылую, похожую на дно гранитного колодца площадку, с которой две белые двери друг против друга вели в отделения и на которой пыльная лампа тускло светила где-то очень высоко в тщетной попытке разогнать полутьму.
Но площадка не пустовала. По ней метался от стены к стене тщедушный человечек с телефоном в руках и всякий раз едва не утыкался в стену своим выдающимся тонким носом, похожим на лыжный трамплин, так что Эдику даже стало интересно понаблюдать: врежется или нет. Человечек вопил в трубку, захлебываясь словами, будто тонул и из последних сил, изредка выныривая, призывал спасателей. На нем был белый халат, на продолговатой голове, напоминающей формой тыкву, надвинутая по брови шапочка врача.
Ты уже собралась?! выкрикивал он. Ну что же так долго, Анечка? Такси я уже вызвал нет, не уедет, дождется. Нет, не схожу с ума, просто очень взволнован! Думал, вы уже подъезжаете, да, да! Да, именно с Викусей, обязательно! Ничего не подхватит, просто маску на нее надень и с рук не спускай! Ты поймешь сама, что за спешность, только поторопись, Анюта!..
Антон и Эдуард со всеми предосторожностями обогнули с разных сторон буйного доктора и прошли налево. Прочная дверь отрезала заполошный голос, а в отделении шуму хватало и так: было время завтрака. Сновали туда-сюда санитарки с железными столиками на колесах, шаркали по коридору сонные и угрюмые больные.
Молоденькая медсестра с возмущенным лицом, разведя в стороны руки, бросилась им наперерез, но, увидев документы Кинебомбы, сразу подобрела и вызвалась их проводить. Через отделение они прошли в дальний, надежно спрятанный от докучливых посетителей коридор, где были административные кабинеты. В одном из них, за черным матовым столом, стиснутый со всех сторон стопками документов, говорил по стационарному телефону, точнее, слушал массивный главврач. Гостей приветствовал безмолвно, выставив в улыбке пугающе крупные зубы. Потом сказал в трубку мрачным до невозможности голосом:
Ну добре.
Положил трубку, всем своим видом показывая, что он полностью в распоряжении визитеров. Видно, с Антоном был уже знаком.
Как она? тут же спросил Кинебомба.
Главврач величаво кивнул головой, давая понять, что уточнять вопрос не нужно.
Девочку уже осмотрели, хотя это оказалось не самым простым делом. Ну что могу сказать? Годика четыре ей. Относительно здоровая малышка.
Как понять? напрягся Антон.
А как если бы ребенок родился здоровым, но был отправлен беспечными родителями в глухую деревню под надзор древней бабки, которая все болячки лечит соком алоэ и куриным пометом. Есть проблемы с желудком, диатез в слабой форме, анемия. Но это все цветочки по сравнению с психическим состоянием. Ее все пугает: люди, предметы, темнота и свет. Из предметов узнает только ложку, детский горшок, стул. Похоже, ее с самого рождения держали в изоляции. В темноте становится неспокойна, встает на ножки, прислушивается и словно ждет чего-то. Да, и еще издает животные звуки. Одежду с трудом на себе терпит, но не срывает просто не знает, как это сделать, потому что никогда с ней дела не имела. Судя по кожным покровам, до этого всегда ходила нагишом. Мы в порядке эксперимента оставили ее одну при свете: свернулась на полу в комочек и начала тихонечко подвывать.