Кровать купил.
Так разве тут кто и мебелью торговал? Да и цен таких нету на кровати, в городе бываю, знаю.
Купил у девиц. Втихомолку. Отдал им половину денег, чтоб привезли, и молчит. Боялся, мол, что обманут, не хотел перед народом срамотиться.
Дурак пятьдесят тысяч отдать без товара
А вот и не дурак. Привезли ему эту кровать, лечебную. Вчера уже лежал на ней.
И что?
Да вот сейчас только в магазине был. Говорит, как заново народился! Ничего не болит уже!
И что, не хромает? у него ж хондроз хуже моего! отвесила челюсть Егоровна.
Хромает еще, но уже меньше. Даже подпрыгивает, мол, в избе-то.
Старуха Петрова не выдержала:
Это он от радости подпрыгивает. Что не кинули его на пятьдесят тысяч.
Расстроилась Егоровна, что лично не застала старика Прохорова в магазине. Вот бы поглядеть на него!
Вот бы поглядеть на него! Что за кровать такая, как она устроена?
Ты, Егоровна, рядом живешь. Зайди к нему сегодня, да и выпытай. И нам расскажешь, предложил не теряющий бодрости Федотыч.
Сходи, сходи, в один голос стали упрашивать старухи Егоровну.
Неудобно как-то. Я к нему не хожу, ни по каким делам. С тех пор, как жена его Марья померла, третий год уже не захожу в его избу. Он ведь, Прохоров, чудной. Начнет потом сам ко мне шастать, а мне покой нужен, я никого к себе не зову.
Все знали, что Егоровна вековуха. Замужем не была, детей не рожала. Поэтому и сохранилась хорошо, вот костыль убрать и сойдет еще за молодую, шестидесятилетнюю. Правда, женихов ей не стало в деревне. Прохоров на нее не зарится почему-то. Козлиха тоже одинокая, но у нее с Прохоровым контры, из-за огорода. А больше тут баб одиноких нет.
***
Старуха Лидия Егоровна была не такая уж и робкая, как положено вековухе, старой деве. К концу жизни старые девы делаются злые и отчаянные, насмешливые и дерзкие. Часто им охота мужика на лопатки уложить, да и вбить кол осиновый ему в ребра. Или накостылять ему по хребту. За свою неудавшуюся женскую долю они мужиков не любят. А за что их любить? Какое от них удовольствие? Никакого!
И если бы не хондроз, не пошла бы Егоровна вечером к Прохорову. Костыль свой забыла даже второпях. Что за кровать? Может, и ей пригодится?
Старик не сразу дверь открыл. И то не полностью открыл, а щелочку отворил узенькую.
Чего тебе, Лидуха? Что случилось? Горишь?
Горю, горю. Пусти скорее, уж замерзла в дверь-то колотить. Нехотя старик Прохоров дверь открыл пошире.
Толста ты, Лидуха. Ты мне дверь разломаешь. Что-то раньше по вечерам к мужикам не бегала. Перед смертью, что ли, решилась?
Ладно, сосед. Вредность твою я знаю. Да и ты знаешь мою вредность. Давай, показывай кровать.
Что, уж так сразу?
В магазине хвастался теперь к тебе все побегут, кровать смотреть.
А я и не пущу никого! разозлился Прохоров. Зря я сказал До чего же народ завистливый!
Неужели ты за эту лежанку сто тысяч отвалил? воскликнула Егоровна, увидев возле пустой стены какую-то кушетку, да еще с проводами.
Ладно уж. Смотри, раз приперлась. Да она и двести стоит чудо-кровать! волшебная! Лечит всего человека сразу! От макушки до пяток.
Видно было, что старик покупкой доволен.
Как же ты на ней лежишь? долго?
Пока не надоест. Вчера три часа лежал. Пристегнулся и лежал себе.
А зачем пристегиваться? Она что, по комнате ездить начинает?
Ехидная ты, Лидуха. Стоит кровать, как вкопанная.
Это ты по ней ездишь? Ремни, чтоб не свалился?
Дура ты совсем. Не езжу я по ней. Провода к электричеству. Видишь, шнур к розетке идет.
Так это ты под током лежишь? трясет тебя?
Не трясет. Пощипывает, покалывает. Тут везде датчики стоят, можно убавить.
Егоровна, кинув пальто на табуретку, уже обошла лечебную кровать со всех сторон, осмотрела провода. Кровать была не широкая и не узкая, как раз на одного человека.
Ай-яй-яй, Илья, какой же ты мозговитый. Повезло тебе. Неужто и впрямь уже чувствуешь улучшение?
А то! Раньше я разве так сгибался и разгибался?
И старик согнулся-разогнулся, при этом что-то хрустнуло у него в спине или в коленках.
Ладно, иди, мне охота лечиться. Сейчас буду опять кроватью пользоваться.
Ну, дай посмотрю, Федорович, как ты ляжешь? будет ли тебя трясти. А вдруг замыкание?
Не каркай. Отойди от кровати. Ты вот чихнула, вирусов на нее насыпала.
Да я сегодня баню топила, застыла малость в ней. Зато чистая, стерильная, белье все новое.
И не успел старик Прохоров моргнуть глазом, как Егоровна улеглась на его лечебную кровать. Он не ожидал от нее такой прыти. Стоит и глазами хлопает, рот разинул и задыхается от возмущения.
Слазь! Слазь, кому говорят! нахалка!
Дай полежу. Провода подключай, проверю ток.
Слазь! Соседей сейчас позову! Караул! Кровать ломают!
Ори, ори. Егоровна ловко накинула на себя ремень и воткнула шнур в розетку. Убитый ее наглостью Прохоров ремень все же подтянул и пристегнул ее.
Лечись, Лидуха, я с тебя пени возьму. За амортизацию моей кровати! Как только она тебя выдерживает! Толстая ты! Не шевелись, а то кровать сломаешь денег не хватит рассчитаться со мной. Я-то вот из похоронных взял
Ты заново на белый свет народился и я хочу! Похоронных подкопим!
И лежит Егоровна, улыбается. И правда, хорошо, удобно. Не трясет.
Хватит, вставай.
Да ты что? за десять минут разве что вылечишь? сам три часа лежал!
Плюнул Прохоров, пошел чай заваривать. На кухоньке сердце прихватило. Сидит на лавке и стонет. Отстегнулась Егоровна, подошла к нему а он в обмороке. Давай его в чувство приводить. Потом взяла и отвела-отнесла его в спальню. Да и сама рядышком легла. А то будет помирать Илюха, а позвать некого. Вот она, скорая помощь, тепленькая, под боком.
Назавтра Егоровна лично в магазине доложила:
Дед хоть куда! Помолодел на сорок годов!
Откуда знаешь?
Теперь знаю
Улыбалась Лидуха загадочно. А вскоре совсем перешла к Прохорову жить.
Волшебная кровать!
Вернуть украденное
Приближались выборы. Неважно, какого уровня. Главное выборы были, их никто не отменил и не запретил, и это радовало душу иностранцам и другим ученым людям.
Степаниде Кузякиной было наплевать на выборы. Она была аполитичная, инертная, и самое страшное равнодушная, как и к чужому горю, так и к чужому счастью. Ей лишь бы пенсию вовремя приносили. И чтобы в магазине был хлеб. И чтобы не было войны. И чтобы антенна не ломалась, а то без телевизора в деревне скука.
Степанида варила себе суп и аполитично смотрела телевизор. Она инертно слушала теледебаты и оживлялась только, когда на шоу дело шло к мордобою. Любила Степанида всю жизнь одного человека. Это был Якубович. Порой доходило до того, что ей снились сны. Самый сладкий был, когда Якубович кричал за ее воротами: откройте!!! Но она не могла открыть, потому что от счастья у нее во сне отнимались ноги, а больше идти к воротам было некому.
Однако в этом году выборы крепко засели в ее голове. Долбили про них неустанно, вдолбили ей в голову. И она решила поучаствовать. Стать кандидатом. Лозунг у нее был только один:
Вернуть украденное!
Чтобы ее приняли всерьез, ей надо было собрать подписи. Начать следовало с родной деревни, где еще наскребалось человек двадцать жителей. Сельсовет, по-новому администрация, помог ей развешать объявления. Там с пониманием отнеслись к ее блажи, а когда из районной газеты пообещался приехать корреспондент и прославить бураковскую инициативу на всю Россию, сельсовет и вовсе разомлел. Вот, мол, какие у нас граждане активные.
Настал назначенный день. Народ собрался в клубе, в котором впервые за зиму даже протопили печку. Было немножко угарно, но вскоре воздух насытился чесноком, слабыми винными парами и овчинами с запахом коровников. То есть, все родное, в простоте, да не в обиде.
Говори, Кузякина, да короче. Скотину кормить да сериалы смотреть торопимся. Что тебя поперло в кандидаты?