Она вспомнила день своего пятнадцатилетия. Она получила подарки
«Это, бабушка протянула стилет, вгонишь ему в глотку. Этим, бабушка извлекла нож, выпотрошишь его». Эрсиль проплакала всю ночь. Разве каленая сталь порадует молоденькую девушку? Почему не новое платье, почему не книга о приключениях, не карманное зеркальце из лавки мистера До́эрта? Чем Эрсиль провинилась? Но бабушку не волновали ее слезы. «Исполни то, что должно быть исполнено, говорила она и добавляла: Не посрами меня, как посрамила твоя мать».
Эрсиль опробовала на ногте заточку лезвия совсем тупое, с выщербинами Спрятав резак за спину, Эрсиль возвратилась на поляну, где потрескивал огонь.
Выброси этот похабный кусок ржавчины. Так встретил ее Седой, не прекращая копаться в заплечном мешке. На траве около него лежали миски и коробочка с солью.
У меня ничего нет, солгала Эрсиль.
Врешь. Тебя выдает твое же лицо. И ты правда надеешься, что я забуду о твоем дрянном ножишке? Ты когда-то пыталась меня им продырявить. Тащи его сюда.
Чтоб тебя виверн съел, засопела Эрсиль и, лишившись оружия, спросила: Кто это был на проселке?
Твой единомышленник. Сходи к роднику, скомандовал Седой и, качнув головой на север, всучил Эрсиль котелок.
Уже умчалась, кивнула она, царственно опускаясь на бревно.
Тогда ничего не узнаешь.
Эрсиль подождала-подождала И что ей делать? Седой нацелился чистить картошку, не спорить же с ним?
Залезла Эрсиль в самые дебри. Прокляла Седого аж десятью способами: ишь, не угодила ему лужа в распадке! Но порадовалась, отыскав ручей глубокий, почти речка, с мягкими рыжеватыми струями. Зачерпнув воды, Эрсиль закрепила посудину между оголенными корнями ольхи и расстегнула замаранный плащ, разулась Вечер был промозглый, в горле першило, но Эрсиль не желала, чтобы Седой записал ее в грязнули.
Клацая зубами, она ступила в поток. Напитанный дождем, он оказался ей по пояс. Илистое дно щекотало пальцы. Эрсиль задержала дыхание и окунулась. Притерпевшись, она даже поплавала, слушая тихий плеск и разглядывая темный засыпающий лес. Эрсиль не боялась. Ручей смывал ее боль, смывал ее страх, унося их течением. И так далеко унес, что Эрсиль нырнула лишь в последнюю минуту.
Тебя только за смертью посылать.
Седой захватил с берега котелок и исчез.
Вот бы и не посылал, злобно прошипела Эрсиль, словно присутствие врага обожгло ее изнутри.
Продолжать купание настроения не было. Кроме того, Эрсиль замерзла. Торопливо одевшись, она поспешила к прогалине.
И зачем ты пошел за мной, а? выскакивая из зарослей, выпалила Эрсиль.
Проверить, не сожрал ли кто, отозвался Седой и ссыпал картофелины в кипяток.
Например, пугалище с дороги?
Нет. Тебя он, скорее всего, не тронет. Ему нужен я.
А по-моему, исчадию без разницы, кого лопать, поежилась Эрсиль. И куда ваши констебли смотрят?
Это у́эль. Они умеют затуманивать взоры, и обычные люди их не замечают. Уэли разумны, как ты и я. Хотя все же как я. Ты ведь шальная, объявил Седой и сунул в руки Эрсиль матерчатый сверток. На. Запасные вещи. А то лягуха лягухой
Размотав кулек, Эрсиль ядовито улыбнулась.
О да, в мужской рубахе и штанах я вмиг похорошею!
А ты и так в мужских штанах, парировал Седой, сдабривая булькающее варево тимьяном и лавром. Но если брезгуешь, околевай в сыром.
Почему это уэль меня не тронет? прищурилась Эрсиль.
Уэль простой наемник, человечиной не угощается. И, в отличие от тебя, не кровожаден.
Эрсиль прищелкнула языком: все-то тебе известно!
Зато убьет недорого возьмет.
А ты дорого возьмешь? обернулся Седой.
Очень дорого, серьезно ответила Эрсиль.
Они сидели у костра друг напротив друга и сосредоточенно поглощали суп. Рядом, подсыхая на колышках, пари́ли башмаки Эрсиль. С неба свисали черные клубящиеся тучи, грозя в любое мгновение окатить ливнем и без того размокшую землю.
Эрсиль поджала ноги в толстых шерстяных чулках, оправила юбку и вонзила зубы в третий по счету ломоть свежего ароматного хлеба. Насытившись, Эрсиль прислонилась к замшелому стволу и прикрыла глаза. Она слушала, как стучит ложкой ее враг.
Тебя было видно в кустах, проронил Седой.
Что? не поняла Эрсиль.
Там, у «Клюки», в сирени, отодвигая миску, пояснил он.
А почему сразу не сказал?! вспыхнула Эрсиль. Она-то, наивная, возомнила, что славно запряталась!
Седой промолчал. Эрсиль поднялась и надергала кислицы самое то, чтобы подлечиться, пока болезнь не расцвела пышным цветом.
Эрсиль устроилась на поваленном дереве, пережевывая тонкие стебельки и листочки, напоминавшие клевер.
Простыла? спросил Седой, отрываясь от немыслимо важного занятия шебаршения палкой в горячей золе.
Нет, мало покушала.
Седой наклонил голову влево, изучая Эрсиль, затем меланхолично сообщил:
В тебе умер актерский талант Умер и теперь воняет.
Тоже мне, ценитель театра. Во мне талант воняет, а от тебя попахивает кое-чем похуже!
Седой невозмутимо отогнул воротник, понюхал.
Твоя правда иду мыться.
И он действительно зашагал к ручью.
«Нечестно! Все мои колкости насмарку! досадовала Эрсиль Что это за непоколебимое спокойствие?»
Через пять минут она подобралась к котомкам Седого: было бы верхом беспечности не воспользоваться его отлучкой. Эрсиль намеревалась выкрасть стилет, но ничего острого в принципе не нашла: всё тряпки, коробочки и бумажонки, «Тихослов Харольда» какой-то Протрясла мешок с провизией и разочаровалась. Помимо того, что в нем отсутствовал ее кинжал, так еще из продовольствия только фасоль в жестянках, картошка и хлеб.
Вкусностей не ожидается, пробормотала Эрсиль.
Ей, строго говоря, не привыкать. За три года в Онсельвальте она едала всякое. Чаще всего Эрсиль некогда было привередничать она мчалась за врагом, который с умом непостижимой скоростью перемещался по стране и за ее пределами. Порой он оказывался буквально у черта на куличках, и Эрсиль прекращала изнурительную погоню. В понравившемся городке она снимала домик или комнату на подворье, шила у портних ладненькие платья, жакеты по фигуре, баловала себя недешевыми сладостями. Последние шесть месяцев Эрсиль обитала в Заречье. По средам она наезжала в Иоль, чтобы посетить изумительную книжную лавку и уютную кондитерскую. Эрсиль коротала дни за чтением, без особого успеха осваивала рукоделие (смастерила три корявенькие салфеточки) и решила обосноваться на берегах Морбэя вплоть до восемнадцатого ноября, но тут пожаловал Седой и все испортил
Печальный итог. Эрсиль поморщилась. Аккуратно увязав сумки и разгладив шнуровку, она старательно придавала лицу выражение безучастное и невинное. Получалось будто бы неплохо, но Седой заухмылялся, едва очутившись на поляне:
В вещах порылась уже?
Эрсиль надменно задрала подбородок ха, якобы он знает все ее хитрости! А Седой стоял и отжимал волосы, отсвечивающие янтарем в редких всполохах огня. Стоял и внимательно смотрел на Эрсиль, ни капли не смущаясь, когда она поворачивалась к нему.
Я заварю тебе чай с гвоздикой и брусничным листом От воспалений.
С чего такая забота? опешила Эрсиль.
Ну, задумался Седой, за два с лишним года ты уж почти как родная.
Если бы Эрсиль не сидела, то наверняка упала бы. Что ответишь на подобное заявление? Тайком прижав кулак к груди, она устремила взгляд в темноту, где мирно поскрипывали могучие ели. А свое брусничное зелье Седой все же намешал. Протянул Эрсиль объятую парком кружку и отжалел целый пучок кислицы.
«Хочет меня ею закормить, чтоб живот скрутило», заподозрила Эрсиль.
Ты сторожишь первая, обязал Седой, расстилая дерюгу на куче лапника. Приспособил скомканную куртку под подушку, завернулся в плащ.