Кеша-хороший, Кеша-хороший! донеслось с потолка.
Вот ты где! Почему ты не предупредил меня?
Пр-ривет!
Зачем ты притворяешься? разозлилась она. Ты же всё понимаешь!
Пр-ривет!!!
Ты издеваешься???
Ответом было громкое рычание, и она поняла: попугай здоровался вовсе не с ней. А может, хотел предупредить, но зачем? Как она могла бы подготовиться к встрече с огромным двухголовым псом?
Мамочки просипела она, вжимаясь в стену.
Мамочка-мамочка-мамочка, заверещала птица. Я же говорил, за мамочку есть, кому вступиться.
Я не сделала ничего плохого его маме! она беспомощно глянула на пернатого.
Но тот уже куда-то исчез, оставив её один на один с Орфом. Пёс оглушительно лаял, подходя всё ближе и ближе.
«Ну всё» отрешённо подумала она. Хотя, чего она так боится? После всего, что на неё свалилось, разве страшны чудовища? В голове замелькали обрывочные картинки, которые она в последние месяцы старалась отгонять слишком было больно. Вот она сидит у постели умирающего мужа, вот опознаёт тело брата, вот вглядывается в искажённое ненавистью лицо сестры Вот она в кабинете нотариуса, непонимающе уставилась в документы. Вот Она тряхнула головой и посмотрела прямо в глаза чудища. В четыре горящих блюдца, пылающие среди косматой бурой шерсти. Прошла минута, другая
Постепенно из глаз Орфа уходила ярость, горящие блюдца тускнели. Наконец, пёс фыркнул и уставился на свои лапы. Она осторожно сделала шаг вперёд чудовище не пошевелилось. Ещё шажок, ещё Из раскрытых пастей разило тухлым мясом, это она осознала уже на бегу. Коридор стал шире, посветлело, в лицо ударил поток свежего воздуха.
«Лети!» голос попугая прозвучал неожиданно звонко, напевно. И она полетела. Ветер подгонял, кружил, трепал волосы, проходился холодом по спине. Как во сне. Во многих её снах, которые заканчивались одинаково: падением. И сейчас она тоже начала падать Падать, падать В Бездну?
* * *
Она сидела на полу ванной комнаты, кутаясь в плед. Кроме давно не стираной ночной рубашки, под ним ничего не было. Босые пятки зябли на гладкой плитке рядом с Бездной всегда холодно. Ну что, пора? Это же так просто! Глубоко вдохнуть, зажмуриться и шагнуть в Бездну. Бездна гостеприимно раскроется. И захлопнется.
«Чавк?»
«Нет», твёрдо сказала она. Впервые за много месяцев выпрямилась, подхватила с полочки бутыль с пеной для ванны, открутила крышку, вдохнула аромат розового масла и Направилась к шкафу. Платье выбирать.
Москва, июнь-ноябрь 2022 г.
Евгения Блинчик
Стрелку мне
Стрелку мне, стрелку! я кричу прямо в лобовое стекло, только зелёную!
Прямо четыреста метров, заявляет мне динамик. Дорога тут же поворачивает налево.
Поверните направо, поверните направо и дорога моментально выпрямляется.
Мимо лобового стекла пролетают голуби и соколы. У соколов в лапах гармошки, у голубей арфы. Оглушительная волна нежно-бравурного марша обрушивается на машину. Машина подпрыгивает, но руля ещё слушается. Мимо проносятся поля, по краям которых неспешно прогуливаются степные орлы в жилетках с золотыми часами и накрахмаленными салфетками на груди. Мыши-полёвки, музыкально припискивая, периодически выскакивают перед орлами, совершают несколько рок-н-рольных па с обязательным подъёмом-переворотом через клювы орлов и тут же, рыбкой, ныряют обратно в свои земляные норки. Промахнувшиеся мгновенно самоподжариваются, обливаются брусничным соусом и совершенно добровольно отдаются в лапы орлам. Орлы благосклонно принимают. Всё это я вижу, стремительно проносясь мимо, краем глаза.
Не косись, а то реальное косоглазие случится нудно поучает меня машина, смотри прямо и в зеркала; и педальку, педальку-то прижми, а то я скорость теряю
Тычу ногой вниз и понимаю, что жму на какие-то шестерёнки; педалей не нахожу ни газа, ни тормоза. Осталась только педаль сцепления, но она вертится под ногой как юла и хихикает.
Ай! неожиданно орёт машина, что это?
Дорогу нам преграждает, наклонив голову и свирепо глядя нам в фары, старая опытная и агрессивная овца-защитница. За её спиной через дорогу быстро перебегают молодые овечки и ягнята в золотых шкурах.
Ни что, а кто! ору я в ответ, объезжай!
Я не могу со слезами в голосе воет машина, там же ямы! Я же не трактор! У меня же колёсики и лапки!
Опускаю глаза вниз и вижу через пол, как все четыре колеса обрастают кошачьими лапками. Лапки мелькают с бешеной скоростью. А, будь, что будет! И я тяну руль машины на себя. Машина взлетает вверх с истошным кряканьем, теряя перья и чешую, сопровождаемая удивлёнными возгласами божьих коровок и кузнечиков.
Эй, вы куда?! изумлённо кричит вслед овца-защитница, что за дела? А поговорить?
Прости, подруга, некогда! повиснув на проводах электропередач, машина чувствует себя в безопасности, как-нибудь, при случае!
И, дав газу, в искрах воздушного электричества, планирует вертикально вниз, на гигантский дуб, увешанный золотыми цепями и с алмазным пирсингом в центральной части ствола, прямо там, где криво вырезано кухонным ножом: «Няня была тут». Мы не успели долететь, как с цепей посыпался дождь из котов в очках виртуальной реальности, с электрогитарами в лапах и пышно взбитыми двадцатипроцентными сливками на усах.
Вот порвите мне партитуру, свирепо воет кот с новомодным маникюром-заточкой на передних лапах и микронаушником в ухе, распущу на лапшу из китайского ресторана!
За печенью лучше следи, мимоходом бросает машина, приноравливаясь к кривизне ствола, диета у тебя не способствует, столько жиров жрать!
И начинает активно драть кору всеми кошачьими лапками на своих четырёх колёсах.
А что?! огрызается она на изумлённую русалку, из чьей зубастой пасти, от раскачивания дуба, выпала чья-то нога в рваном лапте, если лапки есть, то им тоже надо размяться!
У меня внутри салона болтанка, из-под кошачьих лапок, прямо через временно-пространственный дуршлаг, на передние сиденья летит качественная дубовая стружка; на землю, прямо котам на головы, валятся творчески исполненные табуретки с двумя ножками и отсутствием сидений. Через пелену отходов деревообрабатывающей промышленности всматриваюсь в убегающие зеркала и вижу, что кольцо котов-гитаристов сжимается, у некоторых в лапах разделочные ножи для голубого тунца и сковороды с кипящим маслом; многие смачно облизываются; и у всех взбитые сливки на усах превращаются в сливочный соус. И у каждого по фингалу вокруг левого глаза. На какой-то момент мне кажется, что настроение у котов не очень хорошее.
Хватит развлекаться! я поддаю коленом по колокольчику, растущему из педали сцепления, газу! И стрелку мне!
«Далась тебе эта стрелка, всплывает надпись на лобовом стекле, да ещё зелёная. Делать больше нечего?».
Ездить без неё не могу, я лихорадочно жму на шестерёнки и пытаюсь отмахнуться от колокольчика, мне направление надо, голос же постоянно врёт! Он тупой, у него же прямое с кривым одно и тоже!
«Точно надо?», лобовое стекло фактурно складывается в ухмылку, «последний раз спрашиваю; потом не отвертишься, без шансов».
В этот момент, машине удаётся отодрать лапки от полупропиленного когтями дуба, и, уронив вниз последнюю, творчески исполненную табуретку на двух ножках, мы, сбивая в полёте жёлуди и листья, рвём вперёд. От удара жёлуди лопаются, из них с писком и чириканьем разбрызгиваются сказки, тут же запечатлеваясь на планирующих листьях. Вся эта пелена, подхваченная потоком воздуха, стелется за машиной, но застревает в цепях и котах. Коты, побросав ножи для тунца, ловят листья на сковороды и отжарив во фритюре, торопливо едят. После чего, с разлившимся по мордам вдохновением, разбегаются по цепям и начинают драть гитары когтями. Ударная волна музыки поддаёт нам под задний бампер.