Логично, киваю я. Как раз это меня и пугает не быть счастливо. Приспосабливаться. Останавливаться на достигнутом.
Это происходит так легко! Он глотает воду, его кадык подрагивает. Постарайся быть умнее меня. Он морщится. Черт, звучит ужасно. Честно говоря, я бы не стал ничего менять. Как я уже говорил, у нас были хорошие времена, и из этого получился потрясающий ребенок. Он проводит пальцами по волосам. Я просто рою для себя яму.
Я смеюсь и легонько тыкаю его локтем:
Не расстраивайся. Я понимаю, о чем ты.
Между нами повисает тишина, наполняемая только музыкой летних насекомых. Он ударяет коленом о мое.
И часто это случается?
Я вырываюсь из своих разбегающихся во все стороны мыслей.
А?
Ночные кошмары?
Я размашисто киваю.
Вот почему я мало сплю и совершаю пробежки.
Его губы сжимаются в тонкую линию. Вероятно, он недоумевает, что такого могло произойти с восемнадцатилетней девушкой, чтобы она стала такой. Но он не настаивает и даже полностью уходит от этой темы.
Я собираюсь установить вокруг бассейна забор. Надеюсь, это поможет предотвратить то, что случилось на днях. Я вздрагиваю, вспоминая, как обнаружила, что Форрест тайком вернулся в бассейн. Мне жаль, что он тебя напугал. У меня потом состоялся с ним долгий и серьезный разговор. То есть один раз мы это уже обсуждали, так что кто знает, насколько все изменит наш второй разговор. Но я очень стараюсь. Ему всего шесть, но он думает, что он восемнадцатилетний подросток и может делать все что захочет.
Я смеюсь.
Он у тебя замечательный.
Так и есть, кивает Тайер. Не знаю, как благодарить тебя за то, что ты иногда с ним остаешься. Мне нравится проводить с ним время, и я стараюсь бывать с ним как можно чаще, но иногда
Я толкаю его колено своим.
Ты родитель, но другие обязательства у тебя никто не отнимал. Это не значит, что ты меньше его любишь.
Он в ответ ударяет своим коленом по моему.
Попробуй-ка вернуться в постель.
Хорошо. Я тяжело вздыхаю. Но я не усну. Он бросает на меня сочувственный взгляд. Все в порядке, отмахиваюсь я от его беспокойства, я привыкла.
Ты когда-нибудь пила снотворное?
Я смотрю вдаль, за забор вокруг его двора. За ним поле диких луговых цветов, которое простирается примерно на акр, после чего упирается в лес. Это охраняемая природно-историческая территория, именно поэтому она никогда не застраивалась (а может, потому, что это земля с привидениями), но на нее приятно смотреть.
В прошлом да, неохотно признаю я, но я терпеть не могу эти ощущения. Настолько, что предпочитаю валяться без сна. По его лицу пробегает тень сочувствия. Все в порядке, машинально произношу я.
Его глаза сужаются.
Нет, он резко качает головой и хмурит брови, не в порядке.
Я ставлю недопитую диетическую колу рядом с собой, потираю руки о ноги и встаю.
Ты прав. Мне пора домой.
Знаешь, говорит он, прежде чем я делаю шаг, вот это точно не решит твои проблемы со сном. Он слегка встряхивает бутылку.
Кофеин меня не бодрит.
Он не останавливает меня, когда я ухожу, но я чувствую, что он провожает меня взглядом.
Глава двенадцатая
Дома я больше не уснула. Как могла я прибралась в комнате, пока остальные спали, и отправилась на пробежку. Я не знаю, видел ли Тайер, как я выходила, но когда я вернулась, он собирался на работу и садился в свой фургон. Его глаза пристально следили за мной. Я чувствую, что он беспокоится о том, что я мало сплю. Меня это тоже беспокоит, но я ненавижу снотворное и не могу заставить свое тело спать, когда оно того не хочет.
Выйдя из душа, я одеваюсь на весь день в милое летнее платьице с пастельным рисунком. Сегодня я весь день буду работать в магазине, пока мама на заднем дворе готовит вещицы к нашей великой летней распродаже, которая начнется через несколько недель в конце лета.
Внизу я вижу Джорджию. Она сидит за кухонным столом с миской своих любимых ванильных хлопьев, а мама наливает в кружку кофе.
Доброе утро, заметив меня, улыбается мама, хорошо поспала?
Да, вру я и заправляю за ухо прядь волос, чтобы она не заметила на моем лице эмоций. Она расстроится, если узнает, что со временем становится только хуже. Я подхожу к холодильнику и наливаю себе стакан апельсинового сока. Опускаю в тостер кусочек хлеба и поворачиваюсь, когда мама садится на стул напротив Джорджии.
Карие глаза Джорджии встречаются с моими.
Я говорила маме, чтобы она попросила тебя познакомить ее с нашим новым соседом. Раз уж ты нянчишься с его чадом.
Зачем? недоумеваю я, и она копирует выражение моего лица.
Потому что наша мама красивая одинокая женщина, которая заслуживает второго шанса на любовь.
Мама краснеет, уставившись в чашку с кофе. Однажды она призналась мне, что чувствует себя недостойной любви, особенно из-за того, каким ужасным был мой отец, а она не сумела нас защитить. Я ответила ей, что она спятила. Она тоже жертва. Но Тайер?
Он для меня слишком молод. Мама озвучивает мою мысль, но не знает, что за ней скрывается кое-что еще.
А именно то, что я не могу смириться с мыслью о ней и Тайере как паре, потому что он нравится мне, и не платонически из разряда «он мой босс».
Черт. Я влюблена в нашего соседа, которому, должно быть, уже за тридцать. Я влюблена, очень сильно, и у меня есть парень.
Мой желудок бурлит, и когда выпрыгивает мой тост, я вдруг понимаю, что не голодна. Но я знаю, что после пробежки нужно что-нибудь проглотить.
Достав из холодильника сливочное масло, я наношу его как можно более тонким слоем и морщусь от отвращения при виде тоста в моей руке. Мама замечает этот жест и хмурится.
Тебе нехорошо, милая?
Я в порядке. Я заставляю себя откусить кусочек. Я не хочу, чтобы она заставляла меня сегодня остаться дома.
Джорджия доедает хлопья, выпивает из миски остатки молока и ополаскивает ее.
Мне пора в больницу. Она хватает меня и громко, драматично целует в макушку. Люблю вас, ребята, и целует маму в щеку.
Она хватает сумку и ключи от машины, выпархивает за дверь и исчезает.
Мама качает головой.
Эта не девушка, а ураган. Всегда такой была.
Какой верный способ описать Джорджию! Дикий, непредсказуемый, немного драматичный ураган.
Иногда мне хочется взять с нее пример и научиться отпускать. Я знаю, что временами тревога меня захлестывает.
Ты уверена, что с тобой все хорошо?
Что? Я резко возвращаюсь к реальности.
Ты сама не своя, объясняет она. Ты в порядке?
Д-да. Просто много мыслей, заикаюсь я, доедаю тост и стряхиваю с платья крошки. Мама смотрит на пол, и я тихо смеюсь. Достаю из кладовки пылесос и убираю мусор.
Это из-за Калеба? спрашивает она, когда пылесос затихает.
Я почти выпаливаю нет, но понимаю, что она только что предоставила мне прекрасную возможность оправдать свое поведение.
Это так, легко, слишком легко лгу я. Просто отстой, что он так скоро уезжает.
Она не напоминает мне, что я могла бы поехать с ним или поступить в колледж, который выбрала бы сама. Мы обе знаем, что от этих вариантов я уже отказалась. Она никогда не спрашивала меня почему, и я этому рада, потому что, если честно, я не знаю. Я лишь знаю, что сейчас я немного потеряна и не собираюсь искать себя таким образом.
Ее губы сочувственно опускаются, когда я возвращаю пылесос на место.
Я знаю, что это паршиво, милая.
Переживу, бормочу я в надежде, что мы уйдем от этой темы. Это не значит, что я не буду скучать по Калебу, я буду, но я не знаю, буду ли я скучать по нему так сильно, как должна.
Она переносит миску Джорджии из раковины на сушилку.
Если ты не возражаешь, езжай в магазин и открой его. Я подъеду через час или около того. Ее плечи устало опускаются.
Все в порядке? с тревогой спрашиваю я.
Она вздыхает и проводит ладонью по лицу:
Да.
Я ей не верю, но поскольку я и сама лгу, я позволяю ей хранить свои секреты.