«Ешь жри давись моей ложью наслаждайся ей!» думаю я каждый день в пять часов вечера, соглашаясь с тем, что я пытался покончить с собой но ни он, ни кто бы то ни было другой не поймёт, что я вновь хочу почувствовать что-нибудь ХОТЬ ЧТО НИБУДЬ!
День шестьдесят восьмой.
«Ладно ладно давай заново я всего лишь грязь на лобовом стекле вечности. Ведь так? Ведь все то, что я совершаю в процессе своего существования, в конечном итоге тщетность самого бытия ведь так, да? И вот теперь ты скажи мне: «Как жить с этим?» Ты можешь возгораться в пламенных речах о моей неправоте, но запомни одно: ты был, есть и всю жизнь будешь бояться, до самого последнего сокращения мышц, в котором ты ничего путного, не считая боли, не почувствуешь. Даже пресловутого облегчения не почувствуешь, ведь твоя да и жизнь в целом это НИЧТО!» вот то, что я хочу сказать на самом деле.
Ладно ладно в который раз сообщаю сидящим о том, что меня зовут *кхе-кхе-кхе*, изображаю тяжёлый, раскатистый кашель и в действительности начинаю ощущать на языке несколько небольших комочков мокроты Я был не прав в своей попытке отмалчиваюсь, так как не собираюсь врать как минимум самому себе. Сейчас я все осознал и понимаю, что долгое время находился в состоянии глубокой депрессии. Психоз мерзко хихикает, отчего приходится сделать небольшую паузу, сделать глубокий вдох и сделать долгий выдох. Сейчас я чувствую себя гораздо лучше. Можно сказать, что я нашел для себя смысл жизни и это Сама Жизнь.
Стараюсь выглядеть так, будто бы верю тому, что говорю.
День шестьдесят девятый.
«Улыбайся продолжай улыбаться, твержу я сам себе, все больше стараясь соответствовать зомбированным кретинам, окружающим меня. Надо улыбаться только так я смогу покинуть это проклятое место! мышцы скул, щек и губ уже перестали болеть от нагрузки, зубы уже перестали болеть от нагрузки. Улыбка как средство, как ключ от той клетки, в которой я сижу вместе с обезьянками, усаженными на мины собственного безумия».
Меня кхе-кхе зовут кхе-кхе ай-я да! И я чувствую себя превосходно.
Если бы они старались увидеть дальше собственного носа, они бы поняли, что я скрываю усталость и презрение к ним, хомячкам с промытыми мозгами.
Я сам себя не понимаю! Как, буквально несколько дней недель назад я мог подумать о том, чтобы отказаться от этого прекрасного, светлого мира! вот что я вынужден сказать, даже несмотря на графитовый оттенок внешнего мира. Та непогода, которая сегодня спустилась на наш чудесный город, лишь временное ненастье, и скоро выйдет солнце! сдерживаю комок, подступивший к кадыку.
«Даже если выйдет солнце, цветовая схема тёмно-графитового, ртутного оттенка никуда не денется и будет провоцировать других жителей планеты Апатии к тому, чтобы платить белохалатникам и так же сидеть в мерзких кружках взаимопогребения в жалость к себе и окружающим», думаю я, пытаясь выдавить из себя что-то типа: «Спасибо за ваше внимание!»
День семидесятый.
Скука и усталость скука и усталость скука усталость препараты, которыми меня пичкают пять раз в день после каждого приема пищи точнее, того, что принято здесь называть пищей. Меня закармливают и насыщают скукой и усталостью. То есть тем, что само подталкивает к тому ошибочному диагнозу, который мне поставил улыбчивый белохалатник, которого я презираю.
Скоро меня выпустят. Поставят на большую белую бумажку, большую синюю печать и выпустят на просторы планеты Меланхолии. Это сделают с чувством победы, с чувством спасённой жизни, с ошибочным чувством помощи. Но мне до этого нет никакого дела. Единственное, от чего я хочу избавиться: скука и усталость. От этого я всегда хочу избавиться. Но сейчас, в этом месте, я готов на все даже на поступок, ошибочно прописанный моим диагнозом но об этом нельзя ни говорить, ни, тем более, думать. Особенно в этом месте! Где за мной ВСЁ следит, и это ВСЁ способно подслушать даже мой психоз, что не затыкается ни на единую минуту.
День семьдесят первый.
Ну, что ж
Он внимательно изучает мое дело. Медленно, с садистским наслаждением, переворачивает листочки и смотрит смотрит смотрит. Уверен, это его способ получить удовольствие, это его эрогенная зона.
Ваш наставник считает, что вы преодолели свои проблемы, что вы смогли избавиться от навязчивых идей и что ваша депрессия растворилась в жизнерадостности. Это так?
Он поднимает глаза и теперь исподлобья смотрит на меня так, будто бы я кусок мяса, а он циничный мясник над тушей редкого существа.
Что вы сами думаете о вашем, выделяет обращение ко мне, состоянии? Вам лучше? Вновь смотрит в мое дело. Его не смущает ни тишина, ни даже мое присутствие. С таким же успехом он мог бы общаться с пустым местом в его представлении я пустое место. Так что головоломка складывается удачно.
Нет, я готов утопиться в ложке супа! с сарказмом отвечаю я. Зрачки сидящего напротив показываются из-за папки.
Шутим-с? Это хорошо
Замечаю объемы мешков под его глазами.
Свободен!
Он ставит печать и автограф, а я становлюсь на путь возвращения домой.
«Этим местом правит такой же, как и я псих» проскакивает мысль, которую я стараюсь спрятать как можно глубже, думая, что в этом месте прослушиваются мысли.
День семьдесят второй.
Информативный подъезд встречает меня холодом и запахом человеческих выделений. Спираль лестницы поднимает меня на определенную высоту небольшого Вавилона. Здесь, на необходимом этаже, я обнаруживаю открытую могилу завядших цветов, курган пропущенных сообщений. Смахнув его ногой в сторону, открываю дверь своего пристанища и захожу внутрь атмосферы спертого воздуха
Постояв несколько секунд в этом чистилище, я окунаюсь в свою обыденность, как в мерзко-тёплую воду. Подхожу к шкафу, в который педантично складывал чистую одежду, и достаю из небольшого тайника коробочек с купюрами.
«Этих денег мне хватит, чтобы начать новую жизнь любую» первая, она же основная, она же главная мысль. Беру деньги, паспорт и выхожу прочь. Вновь вдыхаю вонь подъезда, но длится это недолго, так как спускаться намного проще, нежели подниматься. Очутившись на улице, прячу руки в карманы джинсов и отправляюсь на главный вокзал, чтобы уехать отсюда. Чтобы покинуть город Грусти и найти город Совершенной Тоски.
День семьдесят третий.
Третьи сутки в пути. Автобусы уносят меня все дальше правда, я не знаю куда. Это моя шестая пересадка за все время путешествия. До этого все билеты, что я покупал случайным образом, отвозили не так далеко прочь, всего на несколько часов. Но этот вот он был тем самым, в котором я нуждался!
Его маршрут проходит по длинным трассам, мимо множества разных пейзажей, смотря на которые, я понимаю ничтожность, обезличенность, холод городских палат. В этих пейзажах есть то, чего не хватает моему городу. В этих пейзажах есть бесконечность, а в городе единственная бесконечность города это его тоска
«На следующей остановке надо найти приют и поспать пару часов думаю я, пытаясь выгнуть спину и протянуть тем самым ноющие мышцы. И, возможно, подработку на ночь иначе мои средства быстро превратятся в пустоту в моих карманах», трель выстрелов в позвонках довершает эту мысль, а я откидываюсь в кресле и вновь направляю взор в наполненный бесконечностью мир за стеклом, думая о бесконечной тоске города Грусти.
День семьдесят четвёртый.
Моя первая подработка, ночная случайно подвернувшаяся. Мясокомбинат. Точнее, холодильник при складе на мясокомбинате. Я должен был таскать холодные туши, охлажденные туши и парное мясо.
Первые несколько часов, пробивая крюком мерзлые мышцы, я переносил мясо со складского холодильника в холодильник грузового автомобиля. Руки примерзали к стали даже сквозь перчатки. Дышать было тяжело от морозного воздуха в камере с освежеванными трупами животных.