Нет спокойно декламирую я, отхаркивая очередной сгусток слюны и алой жидкости, и ломаясь пополам от раздирающей грудную клетку боли. Всё это благодаря вам я уже не стесняюсь говорить в полный голос окружающим откровенно насрать. И если мы встретимся с то это будет на вашей совести.
Кашель проявляется всё чаще. Даже попытки поднимать респиратор и сплёвывать смесь с металлическим привкусом не помогают спасти маску и сейчас она всё больше окрашивается в цвет снисходящей на нет жизни.
Звук звонка сообщает о закончившейся смене. Он смешивается с великим множеством голосов в моей голове. Они кричат: «Беги на вокзал!» но мне слишком приятно чувствовать их страх. Поэтому я иду пешком.
День сто двадцать шестой.
Стук колёс уносит меня прочь от завода. Столь ехидный и злорадный рассудок молчит. Столь весёлый психоз поддерживает рассудок в сохранении табу на нарушение тишины. А я смотрю в окно и удивляюсь размаху, с которым возводилось это место. Я видел сталелитейные цеха и гальванику, я видел малярку и очистку стали от ржавчины и старой краски.
Смешно хмыкнул я, нарушая эмбарго. Наша земля подобна стальному шарику. Человечество при этом коррозия извечно голодная.
«Завязывай философствовать, холодно сказал рассудок. То ты называешь нас грязью, то пылью, то дерьмом. Теперь ты умудрился сравнить нас с ржавчиной. Скажи, тебе самому не надоело это?»
«Нет»
«Ничуть».
«Ведь так и есть!»
«Да!»
Мой психоз встрял в мой разговор с самим собой.
Ещё человека можно сравнить с вирусом
Голос, содержащий в себе нотки раздумий, прозвучал из-за моей спины. Я обернулся, чтобы посмотреть на обладателя грубого хриплого голоса. Тот сидел спиной ко мне. Правой стороной своего тела он прислонился к стене, разделяющей пассажиров и ужасный город.
Почему? в один голос спросила вся невнятная компания, поселившаяся в одной моей голове.
Потому, что мы разъедаем организм носителя. То есть, Землю, сказал он, не оборачиваясь.
А кто вы? спросил я, надеясь на продолжение интересной беседы.
Одна из бактерий вируса, ответил тот, не оборачиваясь. Этого ответа было достаточно для дальнейшей беседы.
День сто двадцать седьмой.
Кто ты? спросил я.
Киборг ответил сидящий спиной ко мне мужчина.
Прости кто? я не поверил его словам, а психоз и сознание хмыкнули в один голос.
Я киборг, повторил собеседник, что выглядит обычным бездомным.
Что?! Этого не может быть! сказал я и усмехнулся.
Но ведь я же есть спокойно ответил собеседник.
Но как?! изображая удивление, спросил я.
Это уже другой вопрос, спокойно ответил сидящий ко мне спиной человек.
Что ты тут делаешь?
Теперь меня не отпускало любопытство, даже несмотря на то, что собеседник казался мне откровенным психом.
Еду, бесчувственно ответил мужчина.
Куда? интерес распирал, разъедал меня изнутри.
Неважно в его голосе было полное отсутствие эмоций.
Ну, ладно
Конечно, я не мог заставить его отвечать, поэтому решил капитулировать с поля дискуссионной баталии.
В смысле, не важно куда. Просто еду, собеседник сохранял непоколебимое спокойствие.
Так же, как я.
Пожав плечами, я отвернулся от мужчины и вновь уставился в даль вагона.
Какое совпадение, мы оба едем в место под названием «не важно куда». Как и многие, кто сидят на этих лавках! Правда, ещё не осознают, что конечная точка маршрута называется точно так же, как у нас, продекламировал сидящий позади.
Почему ты так думаешь? спокойно спросил я, неподвижно оставаясь на своём месте.
Потому что все те, кто едет «в никуда», находящееся «в никогда», устали. Остальные лишь стремятся к этому состоянию, пожал плечами мужчина, однако его слова меня заинтересовали.
То есть, по-твоему, я устал? с усмешкой спросил я.
Об этом ты должен спросить сам себя неизменно спокойно заметил он.
«Ты чертовски устал» в один голос обратились ко мне мой психоз и рассудок.
День сто двадцать восьмой.
Ты сказал, что ты киборг, так? спросил я через несколько часов тишины.
Точно, ответил мужчина в лохмотьях.
Так как ты мог устать? спросил я, хитроумно стараясь подловить, загнать в тупик собеседника.
Устал не я. Я не могу устать, туманно ответил тот, и вновь повисла тишина, но, ненадолго.
В смысле?
Я старался найти необходимую мне информацию из той краткой фразы, что мне была дана. Потерпев фиаско в своих умоисчислениях и умозаключениях, я задал единственный вопрос, который смог выжать из своего рассудка, который пребывал в состоянии непонимания смысла полученной информации.
Устали от меня и списали в утиль, сказал мужчина и зашевелился. И вот, смотри.
Я услышал, как он копошится, и решил обернуться. Мужчина поднял левую руку вверх, но руки там не было. Лишь обломок того, что должно быть рукой. И это действительно был обломок, из которого торчали провода, закупоренные трубки пневматической и гидравлической систем, и части каркаса с силиконовым подобием мышц и стальной адаптацией под скелет.
Моя челюсть отвисла. Натурально. До этого момента я не воспринимал собеседника всерьёз. Он казался мне одним из тех, с кем мне пришлось полежать в одном из отделений психиатрической помощи
От меня устали и выбросили на помойку, сказал пере-недочеловек, убирая то, что должно быть рукой, под тряпьё своей одежды.
Хм хмыкнул я от заполнивших голову мыслей. Это так похоже на человека выбрасывать на помойку то, что надоело
«Люди делятся на два типа».
«Тех, кто выбрасывает надоевшие вещи и людей»
«И на тех, чья жизнь коллекция дерьма из дерьма».
Мой психоз попытался умничать, но лишь хмыкнул, не в состоянии сформулировать мысль до конца.
«Вспомни! Я, ты, мы говорили об этом! рассмеялся рассудок. Всего лишь грязь», сказал он и оглушительно громко засмеялся.
День сто двадцать девятый.
Что случилось с рукой? спросил я, всё пытаясь переварить факт того, что веду диалог с киборгом.
Производственная травма!
Впервые проявив эмоции, собеседник рассмеялся, но в этом смехе была боль. В его смехе были бездонное разочарование и бесконечная боль!
И что дальше? Неужели нельзя было починить?
Этот мой вопрос ввёл собеседника в апатию.
Починить? риторический вопрос повис, как неудовлетворенный непродолжительной жизнью и оценками школьник. Я из того места, где не чинят, потому что в этом не смысла. Потому что, если что-то ломается, то в девяносто пяти процентах случаев из ста ломается окончательно и бесповоротно, ответил он на свой вопрос, который не требовал ответа.
Но как так? спросил я, понимая, что лезу не в своё дело, что погружаюсь в чужие проблемы.
А как иначе? ответил вопросом на вопрос киборг. Вот подумай, кровеносный если бы вас можно было бы лечить, тем самым гарантируя вечную жизнь, что случилось бы с планетой?
Я думаю начал я и задумался, после чего понял: Было бы перенаселение, голод, болезни и, как следствие, постоянная война на выживание.
Теперь то же самое перенеси на машины. Только с двумя условностями. Первая заключается в том, что мы не настолько глупы, чтобы воевать даже с человечеством даже несмотря на уже взломанный протокол Азимова Вторая условность заключается в том, что нам не страшны ни болезни, ни время, ни голод. Было бы тотальное загрязнение на глобальном производстве объёмом в планету в несколько планет и перенаполнение. Киборги стояли бы на обломках киборгов и заполоняли бы каждый миллиметр пространства. Поднимаясь все выше и выше, спокойно рассказывал бездушный пере-недочеловек в лохмотьях. Звучит странно, но, поверь, так бы и было Поэтому нашу численность поддерживают в допустимых рамках и каждый киборг согласен стать мусором с момента окончания производства.
«И прекрасно, и ужасно одновременно», подумал я и удивился тому, что мужчина, словно прочитав мои мысли, сказал: