Вы намерены остаться или скоро уедете? спросила девушка-администратор.
Я в скором времени уеду, учтиво ответил я.
«Ты глянь!»
«Обрати внимание!»
«Ты точно это заметил?!»
Мой психоз громко смеялся и вопрошал. Спрашивал меня без единой остановки о том, обратил ли я внимание на штамп на заполняемом ей документе. А я обратил. Из-под моей руки они поступали сюда множество лет подряд.
«А как называется это место?» спросил я и получил ожидаемый ответ.
«Сколько лет ты гадал, кому нужны эти буклеты, тем более в таком чудовищном количестве?! смеялся психоз. Давай! Скажи им, что ты тот оператор, с которым они связывались!»
Я предпочёл промолчать. Хотя бы потому, что заказчиком было частное лицо из другого места. Из-за всех этих несвязанных фактами цепочек в моей голове царил хаос, но я знал, в этом случае мне лучше молчать и не задавать лишних вопросов.
День сто десятый.
Мы здесь только добываем и ничего не производим. Здесь невозможно производить, и по этой причине мы вынуждены закупать, закупать и закупать. Здесь есть электрическая железная дорога, чтобы обеспечивать поставки, рассказывала девушка, провожая меня к месту ночлега в нескольких кварталах от министерства «Центра временного пристанища». Дорога беззвучная, что позволяет избежать обвалов
А как вообще возникло это место в целлофановом воздушном пузыре? неожиданно даже для себя выпалил я.
О девушка выдохнула. Есть только старые байки об этом, она задумалась. Якобы, раньше здесь было племя копателей. Они специально пришли сюда в поисках минералов и руд, и они не прогадали. Пустыня оказалась крайне плодородной на ресурсы, и они копали и добывали. Копали и добывали. И вывозили все, что только можно. Однажды часть этих копателей решила уйти в сторону, и
Так возник город Женщин? я перебил своего проводника, но мне было слишком любопытно.
Что-то типа того ответила девушка, немного помолчала, а после продолжила: Те, что ушли, тоже нашли хорошее место, а здесь, поскольку тоннели были сплошным лабиринтом, люди сразу решили спуститься в подземелье. В какой-то момент они уперлись в озеро, что теперь над нами. И тогда одному из старейших пришла идея уйти вниз и под центр водоема, а после надуть большой эм пакет потом тонкую стену между целлофаном и озером аккуратно разрушили, ныряя в озеро, и таким образом сделали скрытый под водой город.
День сто одиннадцатый.
А что насчёт электрички? Откуда и куда она ведёт? спросил я, чувствуя давление толщ воды и тусклого бледно-голубого цвета.
Ближайший к нам город его сложно назвать городом но это город, путано начала говорить девушка.
Ближе к теме, холодно сказал я, чувствуя лишь голод и усталость я сгрыз все подошвы, которые только смог отыскать.
Это металлургический завод, сказала спутница. Но и заводом это место нельзя назвать, так как это целый город, сказала она.
А что дальше? спросил я, стараясь выяснить своё дальнейшее движение и понимая невозможность возвращения домой по собственным следам.
Дальше фермы, сказала она, и в этот миг огонёк тоски мелькнул в её глазах. Там так красиво! А воздух!
Она закрыла глаза, на секунду окунув лицо в мечту, как в воду в раковине, и вдохнула. В следующий миг лицо девушки исказилось отвращением и тоской.
Как туда попасть? спросил я, уже планируя свой побег из города диггеров и сильных женщин.
Надо купить билет и уехать, она пожала плечами. Самое главное, чтобы была возможность Вновь тоска в её глазах заставила меня задуматься, а мой психоз спровоцировала на размышления.
«Она прикована к этому месту».
«Как заложница».
«Рапунцель?»
«Золушка?!»
«Не спрашивай! Не лезь в чужую жизнь», крикнул психоз, но было поздно.
День сто двенадцатый.
Раз тебе здесь так не нравится раз тебе здесь так плохо почему ты все ещё здесь?! выпалил я, отчего моя нерешительность в испуге и удивлении подпрыгнула на месте. Она не ожидала от меня такого выпада ни она, ни девушка, сопровождавшая меня.
Потому что я не могу, сказала она, замявшись.
Но ведь я же смог покинуть свой город Грусти! сказал я, примеряя её жизнь поверх своей. Точнее, отдельный факт её жизни поверх жизни моей.
Молодец, сказала она, склонив голову. Но это говорит лишь об отсутствии обязательств. Легко бросить все то, что является ничем ведь так?
Её взгляд прошил меня насквозь, и холод пополз вдоль моего позвоночника.
А какие у тебя обязательства? спросил я, уже догадываясь о том, каким будет её ответ.
Это неважно, ответила она, не опровергнув, но и не подтвердив моей теории. Просто поверь я не могу покинуть это место. Не сейчас возможно, никогда, сказала она, и в глазах её я увидел отражение воспоминания о тех бескрайних, невероятно светлых полях ремесленников.
В какой стороне вокзал? спросил я. Если есть возможность, сегодня же я покину вас.
Электричка уже ушла. Следующий рейс будет только послезавтра, сказала девушка. Один день в одну сторону, один день в другую. Таков распорядок.
Ну что ж
Да У тебя есть уникальная возможность проникнуться этим городом, сказала она и натянуто улыбнулась.
Есть возможность прочувствовать жизнь под водой, так же натянуто ответил я.
«Тебе не избежать изучения местной тоски», сказал голос моего рассудка, пробившись сквозь недовольный гомон психоза.
День сто тринадцатый.
Ночь в подводном городе была поистине чёрной. Скитаясь по наполненным улочкам, я будто бы смотрел в пустые глазницы смерти, подсвеченные тускло блеклыми, бледно-голубыми искрами фонарей. Люди, которые с рождения жили здесь, явно не нуждаются в свете. Они перемещались по звуку, по интуиции, по памяти или же вышли на новый виток эволюции и теперь обладали способностью чётко видеть в темноте
«Благо деньги во всем мире всего лишь деньги», подумал я, покупая стейк рыбы в забегаловке. Откусив кусочек, я удивился, словно впервые в жизни пробуя жареную рыбу; я чувствовал вкус таким, каким никогда раньше не ощущал.
«Странно ведь вода тоже вкусная, подумал я, вспоминая то, как впервые напился водой, свалившись в подземелье. Такое впечатление, будто бы лишившись способности полноценно видеть, я обрёл чуть более восприимчивое чувство обоняния и более острое чувство вкуса, подумал я и тут же вспомнил о девушке, что провела со мной почти весь день. Наверное, те бескрайние поля и тот воздух для неё такие же невероятные, как пища и питье для меня здесь, подумав об этом, я с досадой ухмыльнулся. Паршивое самое паршивое в том, что ко всему можно быстро привыкнуть, а после привыкания, через время, наступает мука всегда надо быть осторожным в своих желаниях»
Я шёл по улице в сторону ночлега и взвешивал свою жизнь офисного планктона, когда я сначала хотел, мечтал прекратить жить, потом желал потерять чувства, затем вновь нуждался в ощущениях и невероятное сейчас, в котором я просто хочу жить.
«Надеюсь, это желание не войдёт в привычку», подумал я, когда уже вернулся в своё временное прибежище, опуская голову на некое подобие подушки.
День сто четырнадцатый.
Ночь, прожитая под водой, показалась мне вечностью. Вязкой, тугой, расширяющейся вечностью. Чем больше я желал наступления утра, тем дальше, как мне казалось, оно было. Но есть одно «но», которое вносит свои поправки. Оно связано с тем, что я не видел ни заката, ни рассвета в этом месте. Рассвет я просто не застал, а закат пропустил, так как в этот миг был в ночлежке и оформлял разрешение на временное проживание в подобии гостинницы.
Рассвет под водой, преломленный тонкой пластиковой пленкой, оказался настолько красивым, что ради этого зрелища стоило пережить все то, что со мной случилось. Это зрелище стоило того, чтобы после него отправиться на небеса и там, сидя в кругу родственников и друзей, будучи в компании ангелов, рассказывать о том, насколько великолепен рассвет под водой. Я мог бы поделиться тем, как глубина принимает алые краски, рассекает их на спектр и приобретает разные цвета. О том, как вода играет светом и пульсирует холодным синим, изменяясь до тёплого красного. Я мог бы рассказать всем им о том, что такое тонкая экосистема подводного города диггеров и женщин с её кромешной тьмой и тусклыми фонариками, с её духотой и вялой дневной суетой, с её ежедневными моментами зарождения и угасания звезды по имени Солнце.