Смирнова Наталья - Виват, Петербург! Выпуск 8 стр 2.

 Мамы?!!!

 Да. Он студент Консерватории.

 И где же они познакомились?

 Здесь, в гардеробе. И меня он запомнил по ней. Я же всегда её сопровождаю

Последний раз мама посетила Филармонию в сентябре 2012-го года. На открытии сезона звучала наша знаменитая «Ленинградка»  Седьмая симфония Дмитрия Дмитриевича Шостаковича. Знакомый гардеробщик к тому времени уже окончил Консерваторию и, вероятно, приступил к работе. Мама искала его глазами среди оркестрантов, ей почему-то казалось, что он непременно будет в оркестре Александра Сергеевича Дмитриева. Но его не было. Да и разглядеть оркестрантов не представлялось особо возможным, ибо во время исполнения «Ленинградской» на глаза всегда наворачивались слёзы

В феврале следующего года мама ушла в Вечность И только через три месяца после этой трагедии я смогла переступить порог нашей Филармонии. По ступенькам поднималась, как в тумане, поздоровалась с билетёршами.

 А где же Ваша мама?  неожиданно поинтересовалась одна из них.  Что-то её давно не было.

С трудом сдержавшись, чтоб не расплакаться, я сообщила им, что в реалии в этот зал мама больше не придёт, но незримо всегда будет в нём присутствовать где-то там, на хорах, над оркестром

Эмоции переполняли. Это и пронзительная горечь потери, но в то же время и гордость  гордость от того, что маму помнят. Прошло восемь месяцев со дня её последнего визита, но её помнят в этом «Храме» Ленинградской интеллигенции  той уникальной формации людей, которой уже практически не осталось, но она обязательно возродится. И дело совсем не в названии, а в нашей человеческой сущности. И я почему-то в нас верю

Чёрно-белая осень

История одной фотографии

УЛЬЯНА ОПАЛЕВА

«А Питер как всегда прекрасен»

«Бесконечная неба серость»

Из Петербурга в Вифлеем

Осень поздняя. Город Питер

Утро

Невесомость

Межсезонье

Своя тропа

_____________________________________

«Когда мне шагнуть случится»

НАТАЛЬЯ ЗАПРЯГАЕВА

Классицизм в Санкт-Петербурге

В самом сердце Петербурга поселился этот стиль

И задумчивые воды стройностью заворожил.

Удлиняются колонны и колышутся слегка 

Образ красоты державной убаюкала река.

Как не вспомнить Филофея  возродился Третий Рим.

На двойное воплощенье в восхищении глядим.

В вечной сырости и дымке реют светлые дворцы.

Щедро тайной, лёгкой силой одарили их творцы,

Итальянцы и французы  с русской странною мечтой,

Полюбившие Россию, слившуюся с их душой.

А потом  плеяда русских: Воронихин, Львов, Старов,

Подарившие столице блеск и торжества покров,

Воплотившие мечтанья о величии страны,

Чтоб монументальной силой были все покорены,

Красоту, размах, просторы всей душою полюбив,

Рай другой бы не искали, силы здесь свои вложив.

Сталинский ампир в Ленинграде

Исповедь старого баркаса из Новой Ладоги

Старый Новый год в Петербурге

Кондуктор

Осень

Первый снег

Вечер

Ночь разберу

Первый скворец

Дуб на Елагином острове

Медленная осень на Долгом озере

Спасибо Анне Иоанновне

Предновогодние мечты

Старый сад

МАРИНА ЦАРЬ ВОЛКОВА

Рождественское

Огоньки и туманы

Письма белые

Писатель

Дрожит усталая рука, как будто не тверёз

Как чьи-то мысли  облака, летящие меж звёзд 

Затейливей и краше нет тех облачных фигур.

Всю ночь горит в оконце свет. Зелёный абажур

Уютным зонтиком сокрыл словес чудную вязь.

О, сколько сказочных чернил истратил я, смеясь

Над смертью, страхом и тоской! Но плакал вновь навзрыд

О скудной памяти людской, в которой лад  забыт

Мой славный род! Мой милый край! Не вам идти на дно.

Сшивай, перо моё, сшивай историй полотно!

Я возрождал и исправлял, не мысля зачеркнуть

Ни строчки. Сердцем вещим знал: забвение  не путь.

И даже если мучит стыд, и если жить невмочь,

Никто не должен быть забыт!.. Неслышно тает ночь.

Росы живое серебро дрожит на васильках.

Скрипит, скрипит моё перо, рассеивая в прах

Сомнений тьму. Зари лучи касаются ресниц.

От доброй Вечности ключи я спрятал меж страниц.

Встаёт рассвет, горяч и ал, знаменьем на пути.

Кто Книгу Жизни написал, тому легко уйти.

Сентябрь в Павловске

Созвездие белого шиповника

Сосна

Ночи белые над садом

Писем нет. Усталый вечер умывается дождём.

Мы одной заветной встречи столько дней протяжных ждём,

Что в века уже сложились  ожиданью нет конца.

А вчера лазурный ирис распустился у крыльца.

Не грустя, души касаясь нежно-нежно, чуть дыша,

Я качаю, улыбаясь, на коленях малыша.

Дни тихи и гости редки. (А желанный  лишь один).

Ароматной, тонкой веткой к небу тянется жасмин.

Я тебе бы рассказала, как в рассветную пору

На лоскутном одеяле разметалась поутру

Лепестков душистых стая. А под вечер на окне

Милый зяблик пел, порхая и подмигивая мне.

Лето Папоротник листья распушил, в узор сложив.

Не доходят, видно, письма. Ну и ладно. Был бы жив,

Был бы здрав  уже отрада. Ветер песню вдаль унёс,

Ночи белые над садом сеют в травы звёзды рос.

Кальвадос

А прабабушка очень любила сирени

Моим родным  прабабушке Марии Григорьевне

и прадеду Андрею Алексеевичу

Февраль

Душа закону высшему верна

ТАТЬЯНА КОСАРЕВА