Когда я повстречал её голову пару часов назад, она и выглядела на двадцать пять, сказал Скрябин.
А что же с ней за это время произошло? удивилась Лариса Рязанцева. И как вам удалось её умертвить? В смысле, упокоить она ведь и так была мертва.
Расскажу, пообещал Николай. Но сперва посмотрю ваш альбом.
4
Выходит, вы, Лариса Владимировна, тоже знаете про навей, констатировал Скрябин; он медленно перелистывал альбом с вырезками.
Газетные заметки, подклеенные в него, рассказывали об утонувших в Оке купальщиках, о лесорубах, зашибленных деревом, а в одной даже шла речь о человеке, которого забодала его собственная корова. Но больше всего было информации о самоубийцах, разнообразными способами наложивших на себя руки.
Знаю, подтвердила Лара. И даже больше, чем вы можете себе представить. Думаете, почему я сюда приехала?
Я полагал собирать материалы для дипломной работы.
Верно. И тема моего диплома «Инфернальная мифология славянских народов».
Старший лейтенант госбезопасности только присвистнул в изумлении и воззрился на девушку, как на восьмое чудо света.
И кто же вам, интересно, такую тему утвердил? спросил он.
Нашлись люди. Лара усмехнулась невесело. Сейчас, увы, их уже нет на кафедре. Но речь не о том. Вам что-нибудь известно о древнеславянской богине Макоши?
Молчала бы ты лучше, неожиданно подал голос дед Степан.
И у Скрябина в голове мелькнуло: «А уж не он ли тот руководитель, о котором говорилось в письме?» Однако сейчас он думал со Степаном Варваркиным одинаково.
Я уверен, что вы, Лариса Владимировна, знаете о древнеславянском пантеоне намного больше меня, сказал Николай. И я с огромным интересом вас послушаю. Но сперва нужно что-нибудь сделать вот с этим. Он кивнул на безобразную голову, так и валявшуюся на полу. Не могли бы вы, Евдокия Федоровна, дать мне какую-нибудь большую коробку, а лучше сундучок с замком? Тогда я смог бы поместить в ваш погреб чертову голову Ну, то есть смог бы поместить туда останки Матрены Востриковой.
Я вам сейчас кое-что другое принесу, сказала старуха.
Она вышла в сенцы и вернулась оттуда, держа в руках благоухающий огуречным рассолом бочонок. Голова в него легко поместилась, и донышко бочонка встало намертво, законсервировав страшный трофей Скрябина. После этого баба Дуня открыла дверцу кухонного подполья и принесла керосиновую лампу: электричество в погреб проведено не было.
Давайте, я полезу вперед и посвечу вам, предложила старуха.
Ни в коем случае! сказал Николай. Не хватало еще мне вас вверх-вниз по лестнице гонять. Я себе и сам посвечу: лампу в руку, бочонок под мышку.
Ловко, как заправский матрос по трапу корабля, Скрябин спустился вниз и уже из погреба подал голос:
Куда бочонок-то ставить, Евдокия Федоровна?
В угол его, в угол! крикнула бабка. Только ты посмотри, чтоб он стоял припасов подальше.
И да: Николай осмотрел весь погреб целиком, чтобы уж точно отыскать место, от продуктов питания самое удаленное. Только минут через десять он выбрался наружу со словами:
Ну, вот и всё. Сейчас я вымою руки, и тогда
Но никакого «тогда» не получилось. Откуда-то из отдаления донесся вдруг резкий сухой хлопок, и все, кто находился в варваркинском доме, вздрогнули. Чуть погодя звук повторился, а затем последовала целая череда беспорядочных, сливающихся один с другим выхлопов, будто кто-то в Макошине решил устроить подобие праздничного фейерверка.
Господи, помилуй! Баба Дуня снова начала креститься. Кажись, стреляют! Небось, эти, оглашенные, которые коровник стерегут!..
Какие еще оглашенные? насторожился Николай.
Ну, те, кого Гришка Петраков на это сагитировал следователи, которых в школе поселили, пояснила старуха непонятливому гостю.
И далеко этот коровник находится? быстро спросил Скрябин.
За селом, ответила за бабу Дуню Лара. Только ночью в одиночку вы его не отыщете! Я с вами пойду укажу дорогу.
Евдокия Федоровна при этих словах заохала, но Николай возражать не стал.
Буду благодарен за помощь, сказал он.
Ему было точно известно, что посреди ночи опасность Ларисе не грозит. Тот сон, что привиделся ему, ясно показывал: когда девушку топили в реке, а он не сумел её спасти, летнее солнце стояло в зените.
5
Константин Крупицын, капитан государственной безопасности, чувствовал себя погано. Не думал он и не гадал, отправляясь в Макошино во главе следственной группы, что выйдет из всего этого вот такая петрушка!
А ведь поначалу ничто катастрофы не предвещало. Когда в середине мая Константин Андреевич прибыл в село и отрапортовал в Москву, что информация об убийствах подтвердилась, ему вдобавок к Денису и Эдику Адамяну прислали на подмогу опытного Самсона Давыденко и весьма неглупого Женю Серова. Да и прокурорский следователь Петраков изъявил желание оказывать сотрудникам НКВД всяческое содействие.
Даже с явно ненормальным характером этого дела они как-то свыклись. После того, что Крупицын и его подчиненные узнали год назад и о чем обязались молчать их трудно было чем-то по-настоящему удивить.
Но как-то утром Константин Андреевич полез в сейф за документами и обнаружил: пузырь с «бодрящими» таблетками (выданный ему при отъезде сюда в непочатом виде), практически опустел. Лишь несколько пилюль осталось на его донышке. А ведь Григорий Петраков, когда передавал несгораемый шкаф Крупицыну, заверил его, что к нему имеется один-единственный ключ! Получалось: либо Петраков соврал, либо кто-то из своих же сотрудников, людей ушлых и рукастых, сумел вскрыть «медведя» а потом еще и запереть его, что гораздо труднее.
Но таблеток было уже не вернуть, и Крупицын сделал вид, что ничего не заметил. Однако стал за подчиненными приглядывать.
К примеру, Самсону Давыденко он изначально не особенно доверял. Наглый честолюбец наверняка хотел сам возглавить следственную группу! Дискредитировать Крупицына, обвинить его в халатности что могло бы вернее отдать ему бразды правления?
Да и собственный двоюродный братец Дениска, напросившийся с Константином Андреевичем в Макошино, тоже хороший оказался аспид. Возомнил себя гением криминалистики, начал тут вести какое-то собственное расследование тишком, молчком, никому ничего не говоря. Каждый вечер уходит куда-то, а возвращается за полночь. Тоже, надо думать, решил выставить Крупицына полным дураком родственничек, называется.
Эдик Адамян тоже повел себя не лучше. А ведь Крупицын знавал еще Арама, его отца: вместе с ним начинал работать в НКВД. И после того, как Адамян-старший в 1937-м году при загадочных обстоятельствах выпал из окна своей квартиры, взял шефство над его сынком. Эдик же теперь свел дружбу с Женькой Серовым, который люто ненавидел Крупицына за то, что тот назвал его как-то бледным хахалем, и прозванье это к Серову так и приклеилось!
Имелась у Константина Андреевича и еще одна проблема, имя которой было Лариса Владимировна Рязанцева. Её приезд в Макошино никак не вписывался в разработанный Крупицыным план по обезвреживанию здешних преступников попиравших своими деяньями не только законы СССР, но и законы природы! И капитан госбезопасности вежливо предложил очкастой девице заняться историческими изысканиями где-нибудь в другом месте. Но эта Ларочка (которой неизвестно почему а, может, и по самой банальной причине) покровительствовал Петраков, оказалась девкой настырной и неуемной. Уезжать она отказалась категорически, всюду совала свой нос, задавала всяческие вопросы и даже пыталась получить доступ к следственным документам.
«Не хватало только, чтобы сюда прислали кого-нибудь «Ярополка»! думал Константин Андреевич по нескольку раз на дню. Чтобы эти умники начали здесь всем заправлять да выпендриваться!»