Однажды я случайно узнал ее номер домашнего телефона от одного из одногруппников, и решил, что это идеальный способ завязать наш первый разговор, и настроился ей позвонить в один из вечеров. Честно говоря, я не знал, что ей говорить, о чем рассказывать, что спрашивать, я не большой знаток женских хобби и интересов. Вряд ли ее бы заинтересовали темы футбола и пацанских фильмов, а о большем я в то время не знал, и не мог особенно говорить. Затем решил найти общие темы, и перебрав их все, нашел только одну совместную учебу, которую я тоже не так хорошо знал, потому что практически не ходил на занятия. Но все же это шанс. Я решил избрать беспроигрышную тактику задавать только вопросы, потому что это во-первых легче, и во-вторых не вызывает такого волнение, как необходимость на них отвечать. К тому же считается, что девушки любят, когда парни ими интересуются, то есть задают много вопросов о них. Вот она благодатная почв для нашего крепкого дерева, мне нужно было ее только поливать.
Я тут же набрал ее номер и после трех гудков услышал ее мягкий как перышко, и легкий как пыльца, голос: «Алло!», и меня это сбило с толку сразу же. Не знаю почему, может я ожидал другой голос, или другую интонацию услышать, или что она вообще не возьмет трубку. В итоге, я стал задыхаться, горло пересохло, молчание затянулось настолько долго, что уже было бы глупо начинать разговор. «Говорите. Я вас слушаю», повторила она с той же непринужденной легкостью и небольшим любопытством. И от волнения я не заметил, как тяжело выдохнул в трубку, создав в ней неприятный шум динамика. Она испугалась и встревоженным голосом снова спросила: «Кто это?». Теперь после того, как я ее напугал, сознаваться или начинать разговор было бы полным безумием с моей стороны. Буквально через две секунды, она положила трубку, и я услышал гудки. Причем трубку она положила очень резко, вероятно я ее сильно напугал, ведь она живет одна в съемной квартире. Любой бы испугался от молчания в трубке, да и еще от загадочных вздохов. На следующий день она с укором смотрела на меня, видимо догадавшись, кто был на том конце телефона, я же стыдливо отводил глаза, тем самым извиняясь без слов, как это делают послушные собаки.
Все эти взгляды, подогревали во мне страсть к теплу, к которому я медленно привыкал, и хотел уже чего-то горячее. Мне хотелось, вернее жар внутри просил искр и салютов, которые были возможны, только при сближении двух крутящихся тел, как двух пылающих планет в холодном космосе. Через некоторое время во мне заиграл азарт, и я захотел сократить дистанцию, которая уже не приносила тех впечатлений, которые я испытывал первоначально. Я был жуткий лентяй в то время, каким собственно и остался. Часто прогуливал лекции, а если и ходил, то никогда не вел их запись, поэтому я решил, что это идеальный способ завязать с ней контакт попросить переписать конспекты. Помню, как я долго собирался подойти к ней, тщательно планировал, подготовил речь на листе, и ходил с ним в руках по комнате, повторяя. Затем подумал, что раз у меня к ней чувства, нужно попросить как-то по особенному, изменить тон голоса на ласково-соблазнительный, как это изображали иногда в кино обаятельные парни. От туда же, я подцепил идею прихватить с собой букет цветов и шоколадку. Но идею с шоколадкой потом отбросил, как слишком бытовой атрибут, а идею с цветами, как слишком напыщенную. А потом, извевшись под конец, решил сделать все быстро и решительно, как это делают взрослые мужчины, не тратя время на объяснения.
Посмотрел три романтические комедии, и прочитал всего Евгения Онегина, чтобы выработать в себе такой голос, который она как только услышит, так сразу броситься мне на шею с поцелуями. И вернулся снова к идее непринужденной легкой беседы в старом романтическом стиле, хотя совсем не был уверен, что выдержу этот стиль общения, поскольку никогда так не разговаривал раньше. Я написал с шестого раза речь, и даже ответы на некоторые возможные ее вопросы, прежде чем стал отрабатывать эффектную мимику лица. Долго кривлялся перед зеркалом, репетируя жесты, выражение лица, речь, прежде чем решился надеть свой выпускной костюм и подойти к ней с просьбой. Странно, но чем сильнее готовишься к чему-то, тем волнительное оно становится. Так вот и тогда, чем ближе подходил день, когда это произойдет, тем сильнее потели мои ладони и начинал дрожать голос только от одной мысли, как это все произойдет. Мне нужно было отвлечься от своих терзающих чувств, которые напоминали о себе важностью момента, будто от этого зависела вся моя последующая жизнь. Будто в случае крушения земля перевернется, а солнце упадет на землю, и как бы я не пытался приуменьшить значимость, ничего не получалось. Я дымился.
В итоге я несколько раз переносил этот решающий момент, пока не хлопнул себя со всей силы по лицу, и не сказал: Хватит! Пора! В глубине души я понимал, что нельзя вечно откладывать, что так можно остаться на скамейке запасных всю жизнь, или вступить прямо сейчас в эту холодную реку, силу течения которой я еще не знал, и уплыть далеко в закат. Для меня любовь тогда была не просто наслаждением, но и огромной загадкой, которую еще предстояло познать, вроде как неподъемный курс общей физики с сотнями формул и правил. Поэтому я к ней так долго готовился, и собирался с мыслями. Честно говоря, я никогда не мог относиться к любви, как к легкой и ничего не значащей прогулке, для меня и тогда и сейчас, это что-то большое и святое, как любовь к родителям или своей стране. Я чувствовал и ответственность и долг за все, что потом случиться. Какими бы ни были отношения, они всегда значили для меня больше, чем я сам. В этом было мое проклятье, и из-за этого я пропустил огромное количество хороших вариантов. Часто просто решал за других, то она слишком маленькая ростом для меня, то она не вытерпит меня взбалмошного, то она слишком богатая для меня бедного, даже не пытаясь завязать отношения и проверить, а так ли это.
В итоге было положено немало сил, времени, и репетиций, будто я снимал целый полнометражный фильм, на одну единственную фразу: «Привет! Дашь переписать конспект?». Чтобы немного себя успокоить, я решил не планировать этот момент на конкретный день, а сделать это как-то само собой при случайной встрече. Так хотя у меня перестали потеть руки, и мерзнуть ноги. Была типичная жаркая среда, она с подружкой сидела на окне, и листала какие-то журналы. Все, я понял, что лучшего момента просто не будет, и тут же пожалел, зачем я это себе сказал, так как волнение поднялось тут же с прежней силой. Я сделал три глубоких вдоха и стал к ней приближаться на согнутых от страха коленях. С каждый шагом стук сердца становился громче, и если бы меня в этот момент на всей скорости сбил грузовик, я бы не обиделся. Мне хотелось скрыться, или отменить этот момент, но потом что-то щелкнуло и захотелось все завершить, хоть как-то, ну хоть как-нибудь, ведь половина пути уже пройдена, и она уже видела, как я к ней иду.
Мне так хотелось побыстрее сказать ей эту проклятую фразу, и поставить точку в этом деле, но подойдя, я зачем-то развернулся и решил пройти мимо, но потом передумал, повернулся снова, и тем самым испортил непринужденность предстоящей беседы, она подняла голову и насторожилась. Я бы честно говоря, сам напрягся от таких выкрутасов, и осознавая свой просчет, я разволновался еще больше. Я уже захлебывался от эмоций, и решимости сказать то, что запланировал, что неожиданно для себя выпалил не знакомым мне голосом, опустив слово «привет» только фразу «дашь конспект переписать». Голос был старше меня лет на двадцать, прокуренный и пропитый, и в то же время грубый, как у штангистов, словно Терминатор перед погружением в раскаленный металл только что произнес: «Дашь конспекты переписать». В голове звенело от стыда и такого промаха. Ее глаза крюками вцепились в меня, и в этом взгляде не было ни капли любви.