Лэсси вернулась, гордо держа на вытянутых руках ярко-красный кафтан. Она выглядела будто принесший добычу охотничий пес, и я едва поборол непреодолимое желание погладить ее по голове.
Как хорошо, когда при дворе есть колдун!
Ты ходила к магистру? насторожился я.
Ходила, как же! Еле поймала!
Несмотря на усталость, ее глаза светились торжеством. Жестом она заставила меня скорее подняться с постели, и я почувствовал, как заныла поясница; я давно не проводил в горизонтальном положении столько часов подряд. Тело молило о движении, будто с каждой минутой в тишине и спокойствии жизнь безжалостно его покидала.
Белая рубашка, сверху кожаный доспех. Лэсси взяла самый тонкий из моего арсенала и затянула его так, словно то был корсет; сперва показалось, что о возможности дышать можно забыть, но спустя пару минут доспех будто стал мягче и адаптировался под вздымающуюся от дыхания грудь. Коричневые штаны, на которые я бездумно указал еще утром, по мнению служанки, отлично подошли к общему образу. Затем пояс, на него ножны для кинжала, для меча и мешочек с монетами. Я нахмурился.
Пригодится, даже не взглянув на меня, бросила Лэсси.
Кафтан. Гладкая ткань источала странный запах, природу которого я так и не смог определить, а алый цвет был столь ярким, что хотелось закрыть глаза. Рукава, казавшиеся почти невесомыми, приятно касались кожи. Лэсси настойчиво просила взглянуть в зеркало, чтобы оценить ее старания, но я так же настойчиво отказывался; по какой-то причине мне не хотелось видеть свое отражение.
Обиженная служанка громко фыркнула, сложив руки на груди. Я дотронулся до ее макушки и, приблизившись, едва коснулся ее лба губами.
Мне незачем смотреться. Я знаю, что, если меня коснулись твои руки, я выгляжу великолепно.
Смуглые щеки покрылись румянцем, а взгляд тут же стеснительно опустился к полу. К кроткой Фэй я не проникся так, как к этому взъерошенному зверьку, вечно недовольно снующему из стороны в сторону; Лэсси казалась мне младшей сестренкой, вынужденно прислуживающей мне в силу сложившихся обстоятельств. Из нее вышла бы прекрасная эльфийка сильная, волевая, бесстрашная. Воительница, о которой складывали бы легенды и песни.
Когда начнется церемония?
Через час, отвернулась она к комоду, увлеченно поправляя нарушенный мной порядок. Но лучше идти уже сейчас.
Спасибо, Лэсси, шепнул я.
Всегда к вашим услугам, Териат.
Я улыбнулся; раньше, несмотря на сотни моих просьб, она не решалась называть меня по имени.
Глава 4
Площадь у замка была заполнена до отказа; пришлось протискиваться сквозь толпу горожан, попутно выслушивая брошенные вслед оскорбления. Я мог бы встать и сзади не то чтобы я скучал по лику принца, но рано или поздно стража все равно провела бы меня как гостя короны в первые ряды, и уж они бы совсем иначе обращались со стоящими на их пути.
Мне посчастливилось занять место возле семьи королевы ее сестры и племянниц, и юная Элоди как бы невзначай тут же оказалась подле меня.
А в Сайлетисе существует такой обряд? дернула она меня за рукав.
Нет, юная госпожа, в Сайлетисе принято приносить дары лишь морю.
А как же Богиня? прищурилась Элоди. Она не гневается на вас?
Море ведь тоже принадлежит ей.
Разве не ее мужу?
Я вскинул брови. Обычно детям мало рассказывали о супруге Богини; по большей части потому, что подобные истории могли их напугать. Мать Природа покровительствовала нашему миру: каждая частичка земли и листвы дышала ею, и именно ей мы возлагали дары, благодаря за жизнь, что наполняла наши тела; ее супруг же находился на другой стороне бытия. В его власти лишь смерть и души, покинувшие свои тела; Отец Духов жил в каждой реке и каждом ее притоке, чтобы течением отнести души к морю и вновь отдать их любимой, что поможет тем переродиться.
Нет, поправил я Элоди. Отцу доступны лишь реки.
Хотела бы я, чтобы и у нас женщины были главнее мужчин.
Почему же, ваша светлость?
Мальчишки такие глупые, буркнула она. Вечно лезут в драки.
Всем нужно чем-то защищаться. Их оружие острый меч, пожал я плечами. А ваше острый ум.
Элоди хихикнула и отвернулась, из-за чего ее личико окутал вихрь пружинящих кудряшек. Беатрис провела рукой по плечам девочки и прижала ее к себе; взгляд ее был направлен куда-то далеко, на противоположную сторону площади. Я не видел там ни одного знакомого лица, лишь жриц из местного храма, пришедших провести церемонию. Высшая жрица была одета особенно богато: струящееся одеяние с кожаным поясом, на груди кулон с крупным кровавым рубином, в волосах золотой венец. В руке она держала деревянный посох из двух переплетенных между собой ветвей; он возвышался над ней, будучи почти вдвое выше жрицы, и на вершине его красовался еще один кровавый рубин.
Хант появился неожиданно. Толпа разошлась, пропуская пять лошадей. Принц ехал первым и не останавливался, пока не добрался до самой середины площади; спешившись, он тут же отдал поводья подбежавшему слуге и принялся кланяться. Горожане рукоплескали ему; обаяние, которым он покорил жителей Греи, все еще оставалось для меня загадкой. Хант все не мог насытиться вниманием; он буквально слизывал с губ обожание толпы. Ариадна, ее мать и Минерва прошли вправо, встав на противоположной стороне площади; полагаю, именно их искали глаза Беатрис. Место неподалеку от них занял мужчина в красном плаще. На мгновение из-под ткани выглянула темная борода с прожилками седины; вероятно, король Дамиан.
Протрубили в рог, и принц выпрямился, напряженный, как струна. Двое огромных, жилистых мужчин я однажды видел их на выгуле скота за городскими стенами, старательно тащили к нему молодого бычка. Животное сопротивлялось так отчаянно, будто осознавало свою судьбу, но это едва ли кого-то волновало; подношение Богине обязательный ритуал, пренебрегали которым лишь бедняки и глупцы.
Бой в барабан гулкий, громкий, и за ним сладкое пение жриц. Их голоса завораживали, увлекая душу в танец, пока тело замирало, пораженное красотой песни. Только сейчас я заметил, что в середине площади был выложен круг, от которого по всей территории расходились лучи.
Хант, не спуская с быка глаз, медленно вытаскивал из ножен клинок. Между ними было не больше полуметра; мужчины держали животное за рога или, скорее, то, что в будущем бы ими стало, и запрокидывали его голову к небу. Напряжение нарастало: барабаны звучали быстрее, голоса выше. Все взгляды были прикованы лишь к сверкающему мечу в руках принца, как вдруг музыка внезапно прекратилась. Ханту хватило мгновения, чтобы перерезать бедному животному горло и окропить его кровью выложенную камнем площадь.
В полной тишине по расходившимся от центра лучам кровь потекла к ногам всех присутствующих. Кровавое солнце осветило Грею, и высшая жрица вышла в самый его центр. Приложив рубин с медальона к глазу, она взглянула на кровавую лужу.
Кровью окропленный благословения просит, огнем закаленный жертву приносит, читала она церемониальную речь. Честны ли твои чувства, муж прекрасный?
Я прекратил распутства и блуд напрасный.
Кровь быстро бежит живая, алая. На вас Богиня глядит от крови пьяная. Благословляет вас, благодарит за жертву!
По ее лишь воле умру.
А я воскресну, выкрикнула Ариадна.
Она так и не появилась в центре событий; я не знал, входило ли это в ее обязанности, но никто не высказал недовольства. Жрица нарисовала на лице Ханта несколько линий, отмечая жениха, и проследовала к Ариадне, чтобы сделать то же самое с невестой. Теперь их свадьбу невозможно было отменить; желание королей подкрепила воля Богини, а с ней спорить не смел никто. Впрочем, если Богиня в самом деле дарила бы благословение каждому, кто когда-либо забивал скот или проливал кровь, в мире не существовало бы ни одной несчастной души.