«Интересно, как в комсомольской группе посмотрят на твои штаны?»
«Причем тут комсомол?» удивился Альберт, «Я ж не на комсомольское собрание пришел, а в кафе. Ты, Сеня, уж ляпнешь, так ляпнешь».
И девочки поддержали Альберта. Оказалось, что им нравятся именно такие ребята. Семен Семенович готов был сквозь землю провалиться от обиды и стыда.
«Тем более мы будущие артисты», сказал Альберт, похлопав Семен Семеновича по плечу. Семен Семенович что-то пролепетал в оправдание и окончательно убедился, что он ничтожество в сравнении с Альбертом, который его, только что провалившегося на экзамене, по щедрости душевной записал в артисты. Он решил, что Альберт настоящий друг.
Наели и напили на целых пять рублей. Когда пришло время расплачиваться, Альберт отозвал Семен Семеновича в туалет: «Платим пополам?» У Семен Семеновича был с собой только рубль, а у Альберта трешка . И тут Семен Семеновича охватил ужас. Он представил себе, как их с Альбертом ведут в милицию, составляют акт, сажают в тюрьму за неуплату. Или признаться девчонкам, что у них нет денег?
Альберт смерил Семен Семеновича презрительным взглядом: «Давай свой рубль, остальное отдашь потом. Бери девок и уходи, я сам разберусь».
Семен Семенович вышел из «лягушатника» вместе с Леной и Катенькой в страхе, что теперь за ними будет погоня, придется быстро бежать и прятаться в подворотнях. Но через минуту вышел Альберт, и они вместе как ни в чем не бывала прошествовали к автобусной остановке, где «сняли» девчонок.
«Ну, чао-какао», сказал Альберт, «разлетаемся кто куда».
«Слушай, ведь только познакомились», возмутился Семен Семенович, когда они отошли в сторону, оставив девочек на остановке.
«Не ной», одернул его Альберт, «такого добра мы еще сто центнеров насобираем, при нашем-то обаянии». Семен Семенович спросил про деньги и выяснил, что Альберт «полностью очаровал» официантку и пообещал ей занести должок на следующей неделе. Впрочем, он так этого и не сделал.
«Ах, вот ты какой, Альберт! Тебе бы только очаровывать, порхать да пыль пускать в глаза. Ты просто баловень судьбы! Сластолюбец, жуир, бонвиван!» мог бы сказать Семен Семенович тогда, знай он все эти слова. На самом деле он подумал нечто подобное. Но он уже не злился на Альберта, он зауважал его еще больше. Он решил равняться на друга во всем, возможно, даже сшить себе такие же точно узкие штаны, наплевав на комсомольские предрассудки. Тогда ему в голову не пришло, что он просто-напросто не влезет в эти «дудочки». Есть люди, которым вне зависимости от моды написано на роду всю жизнь ходить в просторных шароварах.
Полтора рубля за посещение мороженицы Семен Семенович до сих пор должен Альберту, о чем тот время от времени в шутку напоминает ему. А, может, не в шутку? Всерьез?
Был самый разгар лета. Театральный роман Семен Семеновича уже завершен, а вот роман с Кларой продолжался. Со временем Семен Семенович даже вошел во вкус, он совершенно перестал стесняться своего тела и своих инстинктов. Но чем более свободным и беззастенчивым становился он сам, тем скромнее и беззащитнее выглядела Клара. Вместо дерюжного лифчика она теперь носила кружевной, в блузках тоже поприбавилось оборочек, а ее ночные сорочки стали напоминать полупрозрачные туники, в которых балерины бегают по сцене. Формы, смутно очерченные под тканью и приукрашенные драпировками, приобрели особую заманчивость. Облик Клары приблизился к классическим образцам, да и к себе самой она стала относиться по-особому, без прежнего цинизма. Если раньше, рассказывая про начальника паспортного стола Ширякина, она сказала бы: «Отдалась ему», то теперь она затушевывала свою инициативу и говорила: «Он овладел мной». На самом деле ей хотелось бы выразить это еще более тонко: «Сорвал едва распустившийся бутон», или «Смял своими грубыми руками нежные лепестки юной розы». Но даже если бы она сказала сугубо по-медицински «дефлорировал», то в этом слове мы уловили бы цветочный аромат, прелесть и нежное дыхание богини цветения Флоры. Встречи их проходили в той же самой подсобке, только на полу невесть откуда появился пушистый коврик, а шторы на окнах стали поплотнее и покрасивее.
«Главное в жизни любовь!» говорила Семен Семеновичу Клара, «Без любви все мы ничтожества. Запомни, Сеня, главное любовь!»
Семен Семенович охотно бы согласился с этим утверждением, но он уже выучил, что главное в жизни деньги. Как же совместить оба эти утверждения? Тут он снова оказался перед неразрешимым противоречием, которое подсунула ему жизнь.
И все же любовь любовью, а будущность Семен Семеновича надо было как-то определять.
«Что делать, если не оказалось у нас таланта», успокоила его Клара, «Не расстраивайся, плюнь на Театральный. Я тебя устрою в Университет, рыбонька ты моя!»
И Клара не врала. «Взять» Университет оказалось значительно легче.
10.
Вспоминая молодые годы, Семен Семенович не может надивиться собственной прыти: «Боже мой! Неужели?! И это тоже я? И это?!!» Все дело в том, что Семен Семенович привык рассматривать себя метафизически, т.е. он с трудом может себе представить, что был когда-то другим, нежели теперь. Собственную сущность (познать которую, как мы помним, он давно отчаялся) Семен Семенович считает неизменной и вечной. А потому, когда он пытается взглянуть на себя, скажем, в детстве, то видит толстого и неряшливого взрослого Семен Семеновича, но только очень маленьких размеров. Вот, к примеру, уменьшенный Семен Семенович в шерстяной шапочке, прикрывшей давно очерченную лысину, стоит возле огромного аквариума с рыбой, а вот такой же точно Семен Семенович идет с портфельчиком в школу, сонно оглядывая прохожих и шаркая подошвами по асфальту; а вот он робко мнется на крыльце столовой и так далее до самого нынешнего дня.
Смешно? Пожалуй Смешно было бы представить Семен Семеновича в детской коляске или в ванночке. Нет, это просто невозможно представить, поскольку в детской ванночке теперь уместится бы разве один его живот! А голеньким на столе среди загаженных пеленок?
«Ах, бога ради, не делайте из меня дурака!» сказал бы на это Семен Семенович, «Зачем же представлять такое?»
Диалектически Семен Семенович умеет подходить к другим. Тут он видит человека и в его внешнем и во внутреннем развитии. Он видит, что Альберт Иванович уже совсем не тот, что был лет этак тридцать пять назад, хотя и хорохорится по-прежнему, все скачет, скачет, словно резвый козлик. «Вот уж действительно смешно!» давно отмечает про себя Семен Семенович не без удовольствия. И только одно исключение, он делает в своем насмешливо-диалектическом подходе к людям, и это исключение Валерия Ярославна, попросту Лерочка, первая и единственная любовь Семен Семеновича. Ее он представляет только юной девочкой, а не солидной дамой с усиками. Нет, он, кончено, видит правду, но замечать ее не хочет, противится и страдает.
Ах, Лерочка, просто чудо! Живые водянистые глазки, мордашка кошечки, тонкие пальчики, худая шейка и округлые плечики голова кружится от одного воспоминания.
Пышнотелая Клара, которая всегда была склонна поэтизировать свою былую невинность, нагло попранную после войны, любила сравнивать себя с Розенблют , героиней старой немецкой сказки3. Но какая же она Розенблют? Лерочка да; в ее объятьях можно легко забыться после любого, самого трудного пути. Жаль, что Семен Семенович мало похож на юношу Гиацинта из той же сказки, хотя совсем как Гиацинт тщетно пытается дознаться в чем суть вещей.
«Ах, Лерочка», мечтательно шепчет Семен Семенович, «ты моя Розенблют!» И в эту минуту он видит хрупкую юную Лерочку, а рядом с ней себя, старого, растрепанного, замызганного рыбьими помоями. Не удивительно, что она предпочла другого! Было бы даже несправедливо, если бы произошло не так.