Мать Анхелика закашлялась, наверное, из-за долгой и утомительной речи, но Мария Ньевес посмотрела на нее с какой-то нежностью и состраданием.
Вы были мне как мать, мать Анхелика
Наконец-то ты это признала! торжествующе проговорила Нуну, выразительно покачав длинным указательным пальцем. Ура, давайте выпьем за это!
А давайте, неожиданно предложила мать Анхелика, или у нас нет монастырских погребов?
Немного погодя они сидели в большой трапезной XVII века, украшенной барочными завитушками самой тонкой работы, и обсуждали все на свете, причем Ману настолько обрадовалась, что стала напевать песни Бэд Банни, слушая которые, мать Анхелика громко хлопала в ладоши.
Господи, почему ты не стала певицей, а? горько пожаловалась настоятельница, смотря на то, как в трапезной танцует Нуну, двигая бедрами и поводя плечами с какой-то цыганской яростью и страстью.
Нуну стала, а я решила делать более понятную карьеру, вздохнула Ману и уставилась в большие окна на тихую улицу перед ними. Кстати, почему монастырская улица называется Улицей 17? С чем это может быть связано все улицы как улицы, носят обычные имена великих людей, и только эта номер. Или это отсылка к песне Calle 13?
Мать Анхелика вздохнула и уставилась на девушку:
Неужели никто и никогда не замечал этого?
Чего конкретно? не поняла Нуну, ерзавшая ногой во время всего этого разговора. В отличие от Ману, она любила бывать в монастыре на мессе, но за это время успевала сделать тысячу селфи, отправить огромное число сообщений и полюбоваться на каждого стоящего человека, особенно выделяя молодых священников.
Разве вы не видели, что монастырь украшен колоннами? проговорила с недоумением мать Анхелика.
Ну, опустила голову Нуну.
А колонны, со своей стороны, обрамлены замечательным виноградным плющом. Цифра 17 по своим очертаниям похожа на них и на плющ, а еще на пучок фасций и на эмблему медицины, лукаво заметила мать Анхелика и посмотрела на ошеломленных девушек.
Да, точно! сказала Мария Ньевес, смотря в окно на расстилающийся перед ней Мехико с дымовыми трубами заводов и громыханием огромных грузовиков, доносящих свою томную городскую тему до ее слуха. Но разве так все было в те времена, когда монастырь только основывался в честь святой Девы Гваделупской?
Поверь мне, испанцы, только поставив монастырь на месте одного из золоченых дворцов принцессы Папан, одной из первых индианок, принявших христианство, решили не трогать растения, которые тут были, а дополнить их своей виноградной лозой, чтобы принцесса, чудом воскресшая из мертвых в царском склепе, чтобы увидеть свет новой веры, смогла бы причащаться в монастыре.
Но этого не написано в официальных книгах, сказала Ману, строго глядя на мать Анхелику. Местная легенда? Тогда бы мы знали.
Если хотите, у меня есть доказательство даже того, что принцесса Папан, по придворному названию Папанцин, была похоронена в здешнем склепе, ухмыляясь, произнесла Анхелика, а сказала мне догадайтесь кто?
Она посмотрела в сторону статуи, которая слепо глядела на двух девушек своими отсутствующими глазами и скалила рот в большезубой ухмылке, размахивая косой.
Правильно, Санта-Муэрте, которая действительно является святой, жившей на земле как раз в те времена или чуть позже, закончила она и взяла из верхнего ящика стола, с трудом поддающегося, фонарик.
Я препровожу вас к тому месту, где лежит принцесса Папан и куда мы положили Пилар, возлюбленную Святой Смерти, на чьей душе та играла самые великолепные мелодии на земле, подытожила Анхелика и вновь посмотрела на девушек. Нуну выглядела смелой и решительной, с озорным чертенком в крупных черных глазах с яркими белками, а на лицо Ману было страшно смотреть: оно побелело, как снег, полностью соответствуя своему имени Мария Ньевес, данному в честь Святой Марии Снегов. Ее полные губы сжались, и она, казалось, делала все возможное, чтобы не упасть. Ноги в джинсах трясла ощутимая дрожь. Мать Анхелика покачала головой, но решила, что напрасно жалеет эту, в общем-то, храбрую юную девушку, которой только и надо что переступить свой иррациональный страх перед яркостью и неизбежностью смерти и жизни безусловно вечной, сияющей, как алмаз на ее пальце.
Я не видела раньше этого украшения, сказала мать Анхелика, посмотрев на ее палец.
Мария Ньевес нехотя убрала руку, попытавшись сказать и одновременно как можно радостнее, и слегка недоуменно.
Почему я не могу носить кольца? Это не сочетается с моим панковским имиджем?
Боже, да это же кольцо Кладдах! воскликнула Нуну, насильно притягивая к себе руку Марии Ньевес. Как мило! Причем с короной, ясно мне, что подарок от какого-то любителя монархии. Кажется, я знаю. Хайме?
Мария Ньевес еще раз покачнулась, потом неожиданно зло посмотрела на подругу:
Да! Этот чертов ублюдок захотел сделать мне предложение!
Мария Ньевес ошеломленно сказала мать Анхелика. Так ты я понимаю, что тебя не стоит поздравлять?
И она еще раз улыбнулась, как будто знала заранее все, что произойдет дальше.
Зачем ты согласилась, если тебе не хочется? произнесла Нуну. Чтобы я погуляла подружкой невесты? Молчание, потом Нуну, притворно разъярившись, начала бить своими маленькими кулачками по блузке Марии Ньевес.
Да, нет, не знаю, выпалила та без промежутков. Сейчас я уже сильно жалею о сказанном мною. Но ничего не попишешь, мне придется. Я виделась с его дядей и всеми друзьями, представляешь, почти хныкала она.
Мать Анхелика во время этой перебранки стояла строгая и властная, подобно натянутой струне, готовая вмешаться по любому требованию. И тут, в разгар причитаний Нуну и резких ответов Марии Ньевес, чьи глаза уже начинали слезиться, она громко хлопнула в ладоши. Звук был такой громкий, что на него высунулась голова любопытной сестры Инес, потом, сообразив, исчезла за дверью обратно под строгим взглядом настоятельницы.
Мы знаем, как поступить, чтобы не выходить замуж за Хайме, проговорила мать Анхелика.
Головы девушек разом обернулись к ней.
Ты думаешь о том, что останешься одинока, так ведь? сказала вкрадчиво мать Анхелика, посмотрев на Ману. Когда ты возвращаешься домой, ты долго не можешь заснуть, переживая события дня, пересказывая себе и так, и сяк все, что тебе довелось пережить и увидеть, не так ли?
Мария Ньевес еле дышала, а потом согласно кивнула.
Не стоит заводить кошку она скоро умрет, проговорила мать-настоятельница твердым голосом и оперлась на статуэтку, почти закрыв своей живой рукой ее тусклые глаза.
Не стоит заводить мужа он предаст, надоест или сказала она, и Нуну продолжила, завороженная неожиданно проснувшейся в голосе Анхелики силой.
Тоже умрет, сказала мулатка, закрывая глаза и покачивая головой.
Именно. Для того, чтобы обрести себя, надо спуститься в пещеру, в самый ад, в Шибальбу наших предков, где живут их души, а именно
В склеп! догадалась Нуну, так часто общавшаяся с матерью-настоятельницей, что практически усвоила ее тон и особенности речи.
Ключ звякнул в морщинистой, красивой формы, руке Анхелики, когда она повернула влево лежащий перед ней том странного немецкого мистика Майстера Экхарта, и посмотрела вниз, на серые бетонные ступеньки, идущие вглубь холма, на котором возвышался монастырь.
III
Они шли вдоль старых, выщербленных ступенек, под аккомпанемент падающих со стен капель и стрекотания несмолкающих насекомых. В отличие от средневековья, в стене была розетка, на которую и нажала сестра Анхелика, чтобы лампочка все-таки, покряхтев, загорелась над их головами.
Скажите, вы все-таки Анхела или Анхелика? неожиданно спросила Нуну. Когда я ставлю свечки за вас и поминаю в молитве, я не знаю, как же именно стоит вас обозначить.